Элуль, Тишрей — время хешбон нефеш (самоотчет, самоанализ). Люди спрашивают: что мы должны делать? Ведь известно, что «человек не считает себя грешником», а с другой стороны – «Мы не такие дерзкие и упрямые, чтобы сказать перед Тобой: праведники мы и не грешили».
Я не злодей, но и не праведник. Средний. Так что мне делать? Пройти всю «Мишну Бруру», пункт за пунктом, проверить, в чем я еще не достиг совершенства? Да ведь в самом первом пункте застряну – «Быть мужественным, как лев, в служении Творцу, и быть из тех, кто будит зарю!». А если не там, то дальше: «Всевышний всегда передо мной…»
Так что же делать? Ответ прост, и путь легок. Гемара прокладывает нам его (Брахот, 61б): «Раби Йоси а-Глили говорит: праведниками управляет доброе начало, как сказано: “и мое сердце [т. е. дурное начало] как будто умерло во мне” (Теилим, 109), а злодеями – дурное начало управляет, как сказано: “вещает порок злодею, запало в сердце мое – нет страха перед Б-гом перед глазами его” (Теилим, 36). А средними – управляет и то, и другое, как сказано: “Потому, что стоит он справа от того, кто в нужде, чтобы избавить от правящих душой его” (Теилим, 109) Сказал Раба: “Например, мы – средние”. Сказал ему Абае: если так, вы, рав, не оставляете жизни (т. е. надежды) ни одному созданию. Ответил Раба: человек сам должен знать, праведник он или злодей».
Что здесь сказано? На первый взгляд, новая мысль, которая здесь говорится – что есть праведники, у которых вообще нет соблазнов, как сказано (Бава Батра, 17а-б), что есть трое, над которыми дурное начало было не властно (после того как они очень отдалились от грехов): Авраам, Ицхак и Яаков. Некоторые считают, что и царь Давид. Есть полные злодеи, которые целиком во власти своего сердца (т. е. дурного начала). А остальные справляются с соблазнами, и они считаются средними. Но тогда непонятно, почему Раба сказал, что человек сам может знать, праведник он или злодей. Очевидно, что не абсолютный праведник, ведь за всю историю мира было три или четыре праведника, над которыми дурное начало не властвовало. И, конечно же, удел наш не среди злодеев, у которых нет никаких преград. Почему же ему нужно было свидетельствовать о себе, что он – средний, ведь абсолютных праведников и злодеев – единицы?
Объяснение этому очень глубокое. В каждом человеке, точнее, почти в каждом, кроме абсолютных праведников и абсолютных злодеев, скрываются три личности: абсолютный праведник, абсолютный злодей и средний. Как так? Это один из основных принципов учения рава Деслера о «точке выбора». Объясним это на примере. В свое время Германия вторглась в Россию, завоевала некоторые ее территории, но под Сталинградом немецкие войска были остановлены. Тем временем Россия начала свое наступление, и в итоге это закончилось падением Германии и захватом Берлина. Что здесь произошло? Была война, и каждая из сторон желала полностью уничтожить другую. Но на деле – в определенных местах проходила линия фронта, которая менялась в зависимости от продвижения армии или ее отступления.
Так и в войне с дурным началом, «великой войне», как ее называет книга «Ховот а-Левавот» («Обязанности сердец»). Дурное начало желает полностью разрушить человека, как сказано: «Смотрит злодей на праведника и желает убить его» (Теилим, 37). Но на деле оно действует поэтапно: «Таков путь дурного начала: сначала говорит человеку – сделай так, назавтра – сделай этак».
А на войне как на войне: территория, которую захватили – захвачена. Сражение ведется по линии фронта. Если нападающие победят, тогда фронт продвинется дальше, и ими будет захвачен еще кусок земли. Если же противоположная сторона начнет побеждать, она вытеснит захватчика и освободит земли.
Точно так же и в войне с дурным началом. Есть территории, захваченные врагом, на которых на данный момент его власть абсолютна. Там нет места даже для испытания. Например, пишет рав Хаим Соловейчик (комментарии к Рамбаму, «Законы молитвы», гл. 4, закон 1): «Если сердце человека не свободно, и он не видит себя стоящим перед Всевышним и молящимся, это вообще не называется молитвой… Так что этот душевный настрой должен быть во всей молитве… и если его не было в какой-то части молитвы, человек как будто не молился, как будто пропустил эти слова молитвы». В этом вопросе мы совсем отчаялись и полагаемся на Хазон Иша, который облегчает в данном случае.
Есть подход Альтер Ребе, автора книги «Тания», который считает, что запрет лашон а-ра существует и в мыслях, и что запрещено Торой – деорайта – думать плохо о другом еврее. Кто-нибудь может это выдержать? Полагаются на Хафец Хаима, который облегчает в этом.
Конечно, нельзя сказать, что мы полностью опустили руки. Надежда еще теплится. Может быть, потом… Но пока что – нет. Это выше нашей «точки выбора», выше наших сил.
С другой стороны, дотронуться до спичек в Шаббат – Б-же упаси. Нет тут никакого испытания, это и в голову не придет. Или, не дай Б-г, поесть молочное в течение шести часов после куриного бульона – нас и подозревать в этом нельзя. Слава Б-гу, это ниже нашей «точки выбора», это нам по силам. А кто говорит о цицит, тфиллин и трех молитвах в день! Настрой в молитве – это уже другое дело.
Но вот в авак лашон а-ра («пыль лашон а-ра», например, разговоры, приводящие к злословию) мы еще сражаемся. Конечно, побеждаем, но все еще сражаемся. Охрана глаз от запрещенных зрелищ – сражаемся, и побеждаем. Это – линия фронта, передовая, и у каждого человека она своя.
Расскажу вам об этом историю. Однажды я ехал в поезде в ешиву в Хадере. Напротив меня сидел парень из одного кибуца в Рамат а-Шароне. Я увидел, что ему хочется заговорить со мной, и решил помочь ему: «Вот скажи мне, — спросил я, — у вас уже все дозволено, делаете, что хотите. Никаких запретов Торы, никаких проклятий – ничего для вас не существует. С чем же ты еще сражаешься?»
Знаете, что он ответил? Поститься в Йом Кипур!
У него есть друзья, которые постятся. Едят в Песах хамец, едят кроликов и свинину, но в Йом Кипур – постятся. А он – колеблется, прежде, чем приступить к еде…
В тот момент я вдруг ощутил просто вспышку света: понял отрывок Гемары, который раньше для меня был совершенно непонятным. «Давай, — сказал я ему, — я расскажу тебе историю из “традиционных источников”, как вы это называете, и ты поймешь, что с тобой происходит!»
Рассказывает Гемара (Гитин, 47а), что раби Шимон бен Лакиш был крупным человеком. Он страдал от голода и пришел в шайку каннибалов. Взял с собой мешок, в котором был свинцовый шар. Он добровольно отдал им себя в плен. Людоеды стали откармливать его досыта, чтобы он стал жирным. У них был обычай: перед смертью исполняли последнюю просьбу человека, чтобы он простил им, что его убивают, и умер со спокойным сердцем. И вот, пришел день, когда каннибалы сообщили ему, что сегодня собираются зарезать его, и спросили, какова его последняя просьба.
Сказал он им: «Я хочу связать вас всех, положить на землю и ударить каждого полтора раза». Они согласились. Раби Шимон связал их всех, ударил, и после первого удара они испустили дух, и все зубы у них выпали. Было похоже, что они улыбаются. Сказал раби Шимон: «Смеетесь, а? Половина удара еще за мной!»
Тут уж кибуцник возмутился: «Я не понимаю, это же нечестно!»
«Ты правда так думаешь?» – спросил я его.
«Конечно! – взволнованно ответил он, — Получал удовольствие от еды, а в итоге ударил?»
«Рад слышать, что это твое мнение, — ответил я, — но это вообще не вопрос. Потому что Мальбим пишет, что раби Шимон сделал это нарочно: когда он услышал, что отчаявшиеся люди, не выдержав мук голода, продают себя каннибалам, он подверг себя риску, чтобы убить этих чудовищ, стереть их с лица земли. И, действительно, его дочь позже спросила его, не сожалеет ли он о своей уловке, и он ответил, что его совесть чиста».
Он понял, и тогда я продолжил: «Тем не менее, если таково твое мировоззрение, объясни мне, пожалуйста, не ведешь ли ты себя точно так же, и не по отношению к жестоким людоедам! Всевышний дал тебе жизнь, здоровье, таланты. А ты ешь и пьешь, получаешь удовольствия из Его открытой и широкой руки, и сколько “ударов” ты наносишь Ему в ответ? Даже в Йом Кипур не постишься! Но все это – между прочим. Вопрос у меня другой.
Раби Шимон собрался стереть их с лица земли. Отдал себя в их руки, и полагался на то, что спасется в последний момент. Почему? Потому, что у них есть обычай выполнять последнюю просьбу жертвы. И что он собирался попросить их? Чтобы они соблаговолили позволить ему связать их, положить и побить!
Как он не боялся, что они не согласятся? Ведь какой разбойник согласится, чтобы его пленник – которого он собирается убить! – связал его и побил? И не только одного, а всех разбойников вместе! А, что ты думаешь?»
Задумался он, округлил глаза – не знает. Тогда я сказал: «Ты дал мне ответ!» «Я?!»
«Слушай внимательно. У каждого человека есть “точка выбора”. Территория, на которой совесть еще работает, пробуждает и кричит. Это отличие человека от животного. Ведь та шайка разбойников вела себя, как хищные звери. Лев убивает и ест, волк терзает и ест, и эти разбойники также. Опустились на самую нижнюю ступень. Но они исполняют последнюю просьбу, чтобы человек простил им его убийство. Что это значит? Что совесть еще не до конца уничтожена, что осталась искра человеческого. Ведь лев не извиняется перед овцой, и волк не просит прощения, прежде чем вонзает свои клыки. А если это их уровень, – каким бы низким он ни был, раби Шимон был уверен, что они выполнят его просьбу!
А понял я это от тебя и твоих друзей. Ничего у вас нет: ни кашрута, ни скромности, ни Субботы, ни праздников. Но Йом Кипур есть! Некоторые постятся, некоторые колеблются – это доказывает, что еврейская искра не погасла до конца, что еврейская совесть еще хоть где-то бодрствует.
Значит, у вас есть надежда. Ведь искру можно разжечь, и она превратится в пламя!»
Мы до сих пор с ним общаемся. Пламя еще не горит, но «постоянный огонь» – вполне.
Когда знаешь этот принцип, самоотчет становится легким и ясным. Вспомним, где была точка нашего выбора в прошлом году, где проходила линия фронта, с чем мы сражались, и насколько тяжкими были сражения на тех территориях. И посмотрим, какова наша ситуация сейчас, продвинулись ли мы, или отступили, завоевали ли новые земли, или наоборот? И даже если мы сражаемся на том же месте, с теми же вещами – легче ли стало сражение, или тяжелее? Так мы поймем, в каком направлении двигаемся: вверх или вниз.
