РАВ ШАХ
Глава девятая
ТВЕРДОСТЬ И ИСТИНА
Твердость скромного
Есть два вида твердости. Бывает твердость, которая коренится у человека в природе его, в его преувеличенной уверенности в себе. Такой человек не признает право ближнего на собственную точку зрения; он не видит другую сторону медали. Результат этого – необузданное упорство.
Твердость нашего учителя была иной. Он был символом и примером душевной утонченности, скромности и самоустранения, – и при всем этом твердость его в делах Торы и служения стала нарицательной. Она вытекала из его бескомпромиссного поиска истины, совершенно свободного от влияния каких бы то ни было личных интересов.
Протест, приведший нашего учителя в тюрьму
Уже в начале своего пути наш учитель стал известен как человек, в котором пылает огонь ревности за истину.
В 5697 (1937) г. адмор из Карлина остановил на нем свой выбор, чтобы сделать его главой ешивы «Карлин». В период его пребывания там он был арестован однажды местной полицией, когда пришел на рынок протестовать против того, что еврейские женщины приходят покупать рыбу во второй день праздника (Шавуот), выпавший на канун субботы.
Об обстоятельствах ареста он рассказывает в следующем письме.
Понедельник, 9-е число месяца сиван 5697 г.
Раввинам – руководителям Совета ешив г. Вильно
Вы наверняка читали в газетах о происшедшем здесь, и я сообщаю Вам о том, что произошло.
В пятницу утром, когда мы помолились, – учащиеся ешивы учились всю ночь и молились, как принято (в Шавуот), после восхода утренней зари, – мне стало известно, что двое рыбаков продают рыбу и еврейские женщины покупают у них. Я сразу же пошел, говорил с ними, упрекал их за это негодное дело – публичное нарушение праздника. И сразу же пришли двое полицейских, арестовали меня и подобрали свидетелей-неевреев, которые говорят, будто я агитировал евреев не покупать у неевреев. Но, слава Б-гу, после многих усилий, предпринятых в Пинске у прокурора, я вышел на свободу, проведя в заключении два дня.
Будет ли еще суд в связи с этой историей, я сейчас точно не знаю. Таким образом, то, что писали газеты (об «агитации»), – это ложь, а завтра, если Б-гу будет угодно, в газетах будет опубликован (еврейским агентством новостей) «Айта» рассказ о том, как все было на самом деле. И это будет нам возмещением за большой страх, который был в городе после происшедшего, и особенно – после событий в Бриске.
Как наш учитель прогнал «проповедника» с помоста
Следующую историю мне рассказал адмор из Слонима, большой мудрей Торы р. Ш. Н. Березовский. По случаю я спросил нашего учителя, точен ли этот рассказ, и он подтвердил, что все было именно так.
В молодости наш учитель был в Слониме. В центральную синагогу время от времени приезжал гость, зять главы общины, и тот предоставлял ему честь говорить драшу (выступление на темы Торы) перед публикой. Этот человек соблюдал заповеди Торы, но воззрения у него уже были испорченные; он склонялся к идеям коммунизма.
Однажды нашему учителю случилось быть в этой синагоге во время драши того гостя. Гость говорил такое, что запрещено слушать, – на тему «красной коровы»[1] в шутовском тоне, не дай Б-г. Наш учитель поднялся на ноги и закричал: «Шейгец (мерзавец)! Сойди с помоста!» Слушатели, слышавшие, что он называет зятя главы общины «шейгец», хотели разделаться с ним. Наш учитель спасся от них бегством; многие из присутствовавших погналась за ним, однако другие их остановили. Этим последним тоже не нравилось то, что говорил гость, но они не осмеливались выступить против него, поскольку он был зятем главы общины, и только после того, как наш учитель прореагировал, они одобрили сделанное им и защитили его. Тем временем, пока одни разбирались с другими, нашему учителю удалось бежать.
Будучи молодым и неизвестным аврехом, он подверг себя опасности быть избитым. Он был неспособен уклониться от истины. Когда нужно отреагировать – нужно делать это. В этом проявлялась его твердость в следовании истине.
«И я стою на страже!»
В 5733 (1972) г. Главный раввин Израиля дал разрешение на вступление в брак (двум евреям из числа) псулей кааль[2]. Благодаря своему чутью руководителя наш учитель понял, что речь идет об очень серьезных вещах; он увидел, что здесь пересечена черта дозволенного, и если большие мудрецы Израиля обойдут это дело молчанием, оно будет иметь чрезвычайно серьезные последствия в будущем для еврейского народа.
Несмотря на то, что до этого случая он старался поменьше появляться на общественной трибуне в качестве руководителя и «рулевого», он решил, что теперь – не время скрывать себя. Он спросил меня, существует ли какой-либо общественный форум, на котором он мог бы появиться, чтобы протестовать и поднять свой голос против негодного дела, содеянного в Израиле.
Я сказал ему, что в этот день должно состояться заседание руководства «Агудат Исраэль». Он сказал, что хочет пойти со мной на это заседание, чтобы сказать на нем свое слово. Появление нашего учителя стало для членов Центра «Агудат Исраэль» неожиданностью, поскольку до того он никогда не участвовал в такого рода совещаниях.
Наш учитель выступил там с резкими словами по поводу происшедшего (текст его выступления приводится ниже). В последующие дни он вновь выступил с острой речью – на большом собрании протеста, организованном в Бней Браке. Там он привел слова Рашбо из его письма, в котором тот объявлял херем (отлучение от общины) одному из искажающих Тору: «Разве можно допустить мысль о том, что Тора бесхозна, и что каждый может трактовать ее по прихоти своего сердца? Я еще жив, и я стою на страже, не лицеприятствуя в этом ни одному человеку».
Наш учитель добавил к этому следующее: «Я не могу сказать тех слов, которые сказал Рашбо… Но вот что я говорю перед народом и общиной: все время, пока будут существовать святые ешивы, которые будут взращивать мудрецов Торы, законоучителей и судей, как это должно быть и как это было всегда, – не бывать такому!» Здесь наш учитель зачитал цитаты из письма р. Я Каневского, автора книги Кеилот Яаков: «Будут вырваны с корнем тысяча таких, как он, – но даже единая буква в Торе не будет отменена!» И далее: «Тора дает нам обещание (того, что слова ее) «не отступят от уст твоих и от уст потомков твоих…» (Йешаяу, 59:21). И будут, если захочет того Г-сподь, мудрецы в Израиле, и если двое их, я и сын мой – из них…» (Михтавим умаамарим, ч. 3, стр. 117).
(Нижеследующий отрывок – перевод помещенной в книге факсимильной копии обращения, расклеенного в те дни на улицах городов Израиля):
Вот слова нашего учителя, великого мудреца Торы Элазара Менахема Мана Шаха, да пошлет ему Б-г долгие годы жизни, главы ешивы «Поневеж» и члена Совета выдающихся мудрецов Торы, на заседании Центра «Агудат Исраэль»
Понедельник, 14-е число месяца кислев 5733 (1972) г.
Учителя мои и наставники! Я пришел сюда не для того, чтобы говорить драшот. Я хочу сказать вам, в течение пяти минут, две вещи, о которых слышал. Первую – из уст Хафец Хаима, будь благословенна его память, а вторую – из уст рава из Поневежа, будь благословенна его память. Мне помнится, что Хафец Хаим однажды созвал собрание раввинов в Вильно и просил их, чтобы они поучали и наставляли, каждый – в своей общине. Он говорил с ними так ясно и убедительно… «Раввины! – обратился он к ним. – Когда люди, вверенные вашему духовному попечению, придут в мир истины, и там спросят каждого из них: «Почему ты сделал так и так?», «Почему ты вел себя так и так?», все они ответят: «В моем городе был раввин, и он никогда ничего мне не говорил!» Эти люди возложат на раввина всю вину».
Хафец Хаим умолял раввинов: «Для чего вам эта беда? Поучайте их и наставляйте! Поучайте и наставляйте! Зачем вам давать им повод для самооправдания?»
Еще одна история случилась в Радине (где находилась ешива Хафец Хаима). Однажды произошел конфликт между «Хевра кадиша» (похоронное сообщество) и семьями умерших. Хафец Хаим созвал собрание в синагоге и сказал: «Конфликт – это серьезное преступление и тяжкий грех. В мире истины спросят всех собравшихся здесь: почему вы затеяли конфликт и ссору? И вы возложите вину на раввина. Скажете: «В городе жил раби Исраэль Меир (Хафец Хаим). О нем говорили, что он Б-гобоязнен, – и он никогда не упрекал нас». Поэтому я и собрал вас – чтобы сказать: «Оставьте этот (спор), оставьте! Это запрещено!»»
Я хочу сказать вам следующее. Очень часто бывает необходимо выступать и публиковать статьи, – но на этот раз нужно кричать: ведь если пылает пожар и в такой момент кто-то идет неспешно – его сочтут безумным!
Когда сжигают Тору – нужно кричать: «Караул! Спасите! Спасите!»
Есть закон Торы: когда мы видим сгоревший свиток Торы, нужно надорвать одежду (в знак скорби). Когда мы слышим, что проклинают Б-га, – нужно надорвать одежду. Когда сжигают букву из Торы – тоже нужно надорвать одежду! Это случилось предыдущим вечером. Это продолжается уже с давнего времени. Буквально отрывают по кусочку от книги Торы! Сжигают! Говорят, что Главный раввин научил их этому! Господа мои, я слышал от р. Йошеа Бера, будь благословенна память праведника, что можно быть понимающим в Торе – и при всем том быть вором. Человек должен учиться, – но он также обязан быть Б-гобоязненным. Вырывают буквы (из Торы) – на глазах общины, на глазах у всего мира! Такое осквернение Б-жьего имени! Такой позор! Как мы сможем сидеть за столом – и молчать?! Господа мои, это привело меня сюда – я пришел кричать перед обществом о том, что сжигают Тору! Пусть укоренится в сердцах наших и будет нам ведомо, что он – не раввин, а эти (его постановления) – не постановления! Его решения (в области закона) – не решения! Он хуже, чем «раввины»-реформисты. О них, по крайней мере, известно, что то, что они говорят, – ничто, тогда как о нем некоторые думают, что он – нечто. Нельзя есть, полагаясь на его постановления; нельзя полагаться ни в коей мере на то, что он объявляет «кашерным». И он – вне стана. Если мамзерим (по его мнению) могут войти в общину, – ему запрещено войти в общину. Запрещается слушать то, что он говорит; пусть люди рассказывают друг другу то, о чем здесь говорилось. Если здесь есть пятьдесят человек – пусть передают один другому.
(Имейте в виду): насильственные действия запрещены! Насильственными действиями он воспользуется в своих интересах; они повредят всему (нашему) делу.
Нужно знать, что это – некашерно! По закону Торы, когда слышат о таком поношении имени Б-га, таком пренебрежении (законом), – разве можно пребывать в мире с самим собой и не закричать?!
Я не очень здоров, – но пылает огонь. Это привело меня сюда – взывать к людям. «Агудат Исраэль» – организация (объединяющая людей, чтящих) Тору и Б-гобоязненных. Мы обязаны укрепляться и укреплять друг друга; в этом у нас не должно быть никакого сомнения. Говорят, что он опубликовал статью (объясняющую его решение); те, которые ее читали, говорят, что это не что иное, как шутовство.
Извините меня, за то, что я отнял у вас время, – но огонь горит! Огонь горит!
«Постановление в сфере закона, от которого нельзя
отступать»
Дополнительный пример твердости нашего учителя в делах, связанных с Торой и служением, можно привести на основании его письма от 5741 (1981) г., адресованного большому мудрецу Торы р. Ш. Гросбарду, Генеральному директору «независимой системы образования», на тему дискриминации при приеме учеников из восточных общин.
Наш учитель подробно разъясняет в этом письме, что по закону Торы нет никакого разрешения проводить в «системе независимого образования» дискриминацию, связанную с принадлежностью к той или иной общине; в конце он пишет:
«И в связи с этим я прошу Вас передать руководителям (учебных заведений), без всяких оправданий и отговорок, что они обязаны принимать учеников – выходцев из восточных общин… Я пишу это письмо как постановление на основании законов Торы, от которого нельзя отступать» (Михтавим умаамарим, ч. 2, стр. 43).
Наш учитель, который никогда никому не навязывал своих мнений, никогда не говорил: «примите мою точку зрения», изменял этим привычкам, когда ответственность перед обществом того требовала.
Конфликт с хасидизмом – кровавый навет
В действительности наш учитель был человеком, который с легкостью уступает. Его лозунгом было: «Лучше быть побежденным, чем победителем…» Также и тогда, когда речь шла о денежных вопросах, о делах, связанных с политикой, и подобным им, он всегда говорил: «Нужно уступать и снова уступать, и еще раз уступать». Он весь был символом уступчивости.
Наш учитель не был обидчив; он прощал даже тех, кто задел его или причинил ущерб. Тем не менее, в одном определенном случае он объявил, что не прощает тех, кто задел его. Это было после того, как на него возвели клевету, будто он воюет против хасидизма и хасидов; он был задет этим чрезвычайно. Вот что он написал в своем письме: «Но не дай Б-г говорить, будто есть конфликт между митнагдим[3] и хасидами… это – злодейский навет и клевета… Грех, которому нет искупления; я не прощаю этот навет. Об этом могут свидетельствовать все ученики, учившиеся у нас, – о том, было ли какое-то различие между молодыми людьми – хасидами и митнагдим. И все уважали друг друга» (Михтавим умаамарим, ч. 5, стр. 532).
Трудно описать словами, насколько страдал от всего этого наш учитель. В одном месте он написал: «Хочу возвестить этим истину, и возьму в свидетели небо и землю: я знаю, что мне придется дать отчет о моих делах, в числе которых – то, что я никогда не помышлял вносить раздор между хасидами и митнагдим» (ч. 5, стр. 139). И еще он писал об этом там же, в следующем письме: «Я просто потрясен клеветой и ложными слухами, пущенными обо мне, будто я что-то сказал или сделал, не дай Б-г, против хасидов и их глав, да продлит Б-г их годы. Все это – явная ложь, и я вынужден писать и оповещать, что это – подлая клевета и грубая ложь, – говорить, будто я против хасидов».
Эта клевета имела целью представить нашего учителя как склочника, тогда как он любил мир и стремился к нему беспредельно. В этом была причина того, что он не прощал распространявших эту злодейскую клевету.
Великий мудрец Торы р. Ш. З. Оэрбах свидетельствует в своей речи, посвященной памяти нашего учителя: «Я свидетельствую ясно и однозначно, что глава ешивы был большим ненавистником конфликтов; они были отвратительны ему. Чрезвычайно большим ненавистником; невозможно описать, в какой мере. Не знаю, есть ли кто другой, кому столь отвратителен конфликт… Он стремился к миру беспредельно, – но в делах, касающихся чести Всевышнего, он не уступал ни в чем, и это – вещи, вверяемые лишь сердцу верному… Наш учитель сказал мне: «Об этом я могу свидетельствовать перед Высшим судом: я служил обществу честно и верно»».
Действительно, в том, что касается истины, он не был готов отступить от нее ни на йоту. В связи с этим точка зрения его была решительной: «Если уступают в истине и удовлетворяются половиной ее, то это – ложь. А иногда половина истины даже хуже лжи, и потому в том, что касается истины, я не могу идти на компромиссы».
Одинокий воин
Только в силу этого (своего качества) наш учитель был способен вести великую борьбу против «машихизма» ХАБАДа, – борьбу, которую он вел в одиночку, без всякой помощи и поддержки от других. Знание того, что истина – с ним и у него нет никакого личного интереса в этом деле, давало ему возможность устоять против всяческого давления, включая мои предупреждения о том, что этой борьбой он ставит под угрозу свою жизнь.
Наш учитель сказал как-то в тот период, что также и пророк Элияу, когда он воевал с «пророками» (ложного божества) Бааля и провозглашал: «Г-сподь – Он есть Б-г!», был одиноким воином в этом сражении, и лишь после того, как истина обнаружилась на глазах у всех, к нему присоединились многие[4]. – Также и мы, – сказал он, – нам не следует удивляться, что мы – немногие против многих. Наша обязанность – провозглашать истину, и силой истины мы победим.
ИСТИНА КАК ОНА ЕСТЬ
Он весь чист…
Эта твердость, казалось бы, находилась в явном противоречии с великой скромностью нашего учителя, о которой рассказывалось в предыдущей главе. И действительно это казалось мне удивительным, пока я однажды по случаю не спросил у него самого: как возможно, что иногда он принимает решения против мнения большинства больших мудрецов Израиля? Откуда у него уверенность в правильности своего пути?
Наш учитель ответил категорическим тоном: «(Уверенность проистекает) из того, что у меня нет никакого личного интереса, и потому мое решение – чистое».
Он вновь и вновь говорил в разных ситуациях: «Откройте мое сердце, и вы увидите, что оно все – чистое! Я готов предстать перед Троном славы и свидетельствовать: оно все – чистое!»
Наш учитель сам в предисловии к своей книге Ави эзри (раздел Незикин) поясняет, в чем состоит условие, которое требуется для того, чтобы у человека был даат Тора[5]: «Предварительное условие ко всему этому: (даат Тора возможен у человека) только после интенсивных трудов в Торе в необходимой мере, при стремлении к максимальной возможной для него ступени постижения, без всякого личного интереса или какой бы то ни было склонности, и (нужно), чтобы был его разум просветлен и чист. И тогда обретает его разум «прямизну» (на иврите – сэхель муфшат), – это и есть то, что называют «снятием с разума оков материальности», и тогда мудрость человека и разум его – это и есть истинный даат Тора». И действительно, в нашем учителе осуществились все его слова, и он удостоился ступени «снятия оков материальности» и посредством этого – возможности мыслить категориями истинной даат Тора во всех вопросах.
«Я обязан держаться истины в соответствии с тем,
как я ее понимаю»
Великая скромность нашего учителя не мешала ему стоять твердо, как великий воин, не считаясь ни с кем, когда шла речь о «войнах Торы» (дискуссиях по поводу закона). В следующей истории выделяется также его качество любви к людям; это видно из того, как он нес вместе с каждым груз жизненных тягот, делил с человеком его боль и сочувствовал его горестям.
В Йом кипур 5744 (1983) г. перед утренней молитвой в ешиве «Поневеж» наш учитель подошел ко мне (как я уже писал, он был неспособен подозвать к себе другого человека, чтобы тот подошел к нему) и сказал: «Есть одна вещь, которая беспокоит меня, и я не могу сосредоточиться и начать молиться».
На мой вопрос о том, что случилось, он ответил, что несколько дней назад к нему пришла одна женщина, баалат тшува, и спросила: «Я изучала в Торе тему Сота[6]. До того, как я вернулась (к соблюдению законов Торы), мы с мужем не остерегались в этих вещах. Возникает вопрос: можно ли мне теперь продолжать жить с мужем, или же нам нужно расстаться».
«Я не нашел какой-либо возможности дать ей разрешение (жить дальше с мужем) – сказал мне наш учитель, – и это очень беспокоит меня; я настолько чувствую боль этой баалат тшува, что не могу начать молиться. Я прошу тебя: изучи эту тему, со всем, что написано комментаторами и законоучителями, – все, что сможешь найти, и сообщи мне обо всем, что найдешь».
Вдумаемся, на какой ступени в стремлении творить добро, в любви к людям, в преданности каждому отдельному человеку стоял наш учитель!
И вот, я начал немедленно штудировать эту тему, и после того, как глубоко изучил ее, нашел несколько возможных причин для того, чтобы дать разрешение (той женщине жить дальше с мужем), как я это подробно описываю в моей книге Милуэй Шломо. Я вновь пришел к нашему учителю и развернул перед ним всю картину – все, что нашел по этой теме. Я сказал ему, что мнение большинства законоучителей, точка зрения которых принята у нас в наше время, состоит в том, чтобы дать разрешение, и особо выделил мнение Хатама Сойфера по данному вопросу: согласно сказанному им, можно разрешить эту женщину ее мужу.
Однако наш учитель остался твердым в своем мнении. В соответствии с тем, как он понимал эту тему, та женщина запрещена мужу. Я спросил его, почему он не принимает ясное решение Хатама Сойфера, и он ответил: «Когда мне ясно из сказанного по этой теме, что нужно запретить, я не могу принять даже точку зрения Хатама Сойфера о том, что можно разрешить». И еще он сказал: «Это наверняка покажется тебе гордыней: кто я, чтобы оспаривать Хатама Сойфера? Но я обязан держаться истины в соответствии с тем, как я ее понимаю».
«Необходимо действовать со всей силой истины»
Выше, в гл. 2, я приводил слова, которые говорил мне наш учитель в один из моих последних визитов к нему на склоне его дней; это была лишь часть его суровых слов. Здесь будет уместным завершить этот рассказ и сделать из него выводы о том, в какой мере наш учитель принимал в расчет одну только истину и совершенно игнорировал то, в чем была хоть какая-то примесь лжи.
Наш учитель тогда обратился ко мне и сказал: «Я хотел бы сообщить тебе нечто важное; прошу тебя записать то, что я буду говорить». Такая просьба не была для него делом обычным.
И он начал свою речь:
Во все дни мои у меня не было ни одного хорошего дня. Всегда были у меня неприятности, печали и горе, – но при всем этом я – человек счастливый. Еще немного, – это может произойти через год, месяц, через несколько дней или, быть может, даже сейчас, пока мы разговариваем, – и я расстанусь с этим миром. Когда я попаду в мир истины, мне придется дать отчет перед Святым благословенным. Я знаю, что буду наказан за гнев, гордыню и стремление к почестям (в другом случае сказал также: «за время, потерянное для изучения Торы»), – но после всего этого услышу, как Святой благословенный говорит: «Я простил тебя». После этого я смогу войти в ган эден (райский сад) и встретиться с раби Акивой и его товарищами. Можешь ли ты представить себе, какое это наслаждение и счастье – встретиться с раби Акивой?! И поскольку я предчувствую это счастье – тем самым я счастлив уже сейчас, вопреки плохим дням, переживаемым мною ныне; ведь все это – ничто в сравнении с тем, что я предчувствую о ждущем меня там…
В этот период во время моих визитов к нашему учителю он повторял мне эти слова несколько раз; однажды он добавил: «Когда я приду туда, больше, чем я буду стыдиться Святого благословенного, я буду стыдиться самого себя…»
Когда я услышал это, я попросил разрешения прервать его речь вопросом.
Получив разрешение, я спросил: «Я не понял смысл того, что сказал глава ешивы! Ведь в нашем поколении нет человека, который так много занимался бы распространением Торы, как он, от севера до юга! Все ешивы, колели, ешивы ктана, талмуд-торы, «независимая система образования» с десятками тысяч учащихся в них – нет места в стране Израиля, куда не достигала бы рука главы ешивы, его помощь и поддержка, духовная и материальная! Не только в Израиле, но и во всем мире – в Мексике, в Чили, в Австралии, в ешиве «Лейквуд» и на всей территории Соединенных Штатов! Глава ешивы может быть назван тель тальпиёт всего еврейского народа[7]. Он освещает путь, которым надлежит идти. И над всем этим – то, что глава ешивы руководит всем еврейским народом, ибо все делается согласно его указаниям и наставлениям…» И так я перечислял все, что можно было сказать в его заслугу, как, например, противодействие мобилизации женщин, «национальной службе», вскрытию умерших и многое другое.
– И если все это так, – закончил я свои слова, – почему же глава ешивы говорит: «я буду стыдиться самого себя?»
Наш учитель выслушал меня с большим терпением; мои речи затянулись, и я сам был очень взволнован. После этого, хотя он уже был очень слаб, он ответил мне сильным и суровым голосом: «Верно, раби Шломо, – но ведь нужно все делать бе-эрлихкайт (прямо и правдиво), в согласии со всей истиной…» и повторял эти слова еще не раз.
Наш учитель не отмежевался от сказанного мной. Он не сказал, что мои слова неверны, что в них есть преувеличение или неточность, – и при всем этом он опасался, из-за великой скромности своей, что, возможно, он не все делал со всей силой истины. Я слушал его слова со страхом и трепетом, с волнением, которое нельзя описать словами: наш учитель, наставник Израиля, боится… Если так – то что же будет с нами?
Использованный билет в будущий мир
В конце его жизненного пути я услышал однажды, как он сказал: «Властелин мира! Что еще я могу сделать для Тебя?» Я спросил его: «Но ведь наш учитель так много распространял Тору, обеспечивал существование «независимой системы образования», занимался общественными делами, наставлял нас…» Он вздохнул и сказал: «Все верно, – но все, о чем ты говорил, известно и предано огласке, и потому не имеет ценности».
Похожую историю рассказал раби Меир Айзлер. Однажды, в период физической слабости, наш учитель вздохнул и сказал: «С чем я приду в будущий мир? Нет у меня ничего». Слышавшие это сказали ему: «Глава ешивы придет туда (со своей книгой) Ави эзри!» Наш учитель ответил им: «Действительно, Ави эзри – хорошая книга, но это – дело, уже получившее огласку, и потому нет важности в том, чтобы прийти туда с ней». И далее он добавил: «Знайте, что вещь, получившая известность в этом мире, – как пробитый (уже использованный) билет в будущий мир».
Хазон Иш: «Истина любима им безгранично»
В своем подходе к учебе наш учитель не подпадал под влияние того или другого метода. Он не искал блестящих озарений или гениальности, – но только одной истины. Так он сам написал в предисловии к последнему изданию своей книги Ави эзри:
«То, что далеко от истины, – я отдалял, ибо знал я, что это (работа над книгой) – служение Б-гу, и глаза Его взирают на всех нас. В особенности в том, что касается слов Торы, обязанность – направлять себя лишь к истине…»
Эту черту отметил в нем также и наш учитель Хазон Иш, когда послал ему письмо по поводу открытий в Торе, которые тот опубликовал в ежемесячнике «Кнессет Исраэль». Хазон Иш, который старался вести поменьше дискуссий также и на темы Торы, изменил своим обычаям и решил отреагировать на публикацию. Причину этого он изложил в конце своего письма: «Хотя это и не мой путь – вступать в дискуссию с мудрецами (Торы), – но с (Вами) – высокочтимым мудрецом Торы, кому истина любима чрезвычайно…»
Когда наш учитель убедился, что мнение Хазон Иша противоречит сказанному им (в упомянутой публикации, тема которой – хиюв шилмей симха[8]), он хотел отказаться от своего мнения, выраженного в ней, несмотря на то, что его дядя, великий мудрец Торы р. И. З. Мельцер сказал ему, что в изучении Торы есть разные пути и нет необходимости в таком отказе. И только когда он увидел, что также и великий мудрец Торы, автор книги Барух таам согласен с ним, он решил опубликовать свою точку зрения в книге Ави эзри, приложив к этому письмо Хазон Иша (см. в Ави эзри, Кдошим, Илхот хагига, и письмо Хазон Иша в конце книги).
Один молодой человек из числа приближенных к Хазон Ишу однажды присутствовал при том, как наш учитель (рав Шах) пришел к нему. Это было вскоре после прибытия рава Шаха в землю Израиля, и тот молодой человек еще не был знаком с ним. Когда рав Шах ушел, молодой человек спросил Хазон Иша, кто это был, и тот ответил: «Это – «ходячая книга Торы», живая книга Торы».
Любовь к истине и ненависть к выгоде
Уже в дни его юности приверженность к истине превозмогла в нем величайшее из естественных побуждений – к материальным приобретениям, как это видно из следующего рассказа.
Великий мудрец Торы р. Симха Зелиг, даян (судья в суде Торы) из Бриска, привел своего сына в ешиву в Клецке, где учился также и молодой р. Шах. Раби С. Зелиг просил главу ешивы великого мудреца Торы р. Аарона Котляра, чтобы тот подобрал его сыну (которому еще не было тринадцати лет) молодого ученика, умеющего учиться, для занятий с сыном за достойную плату. Наш учитель в ту пору не имел за душой ничего, и р. Аарон попросил его заниматься с мальчиком.
Через какое-то время р. Ш. Зелиг хотел заплатить нашему учителю, но тот отказался принять плату, говоря, что мальчик не нуждается в нем совершенно; он чрезвычайно способен и может учиться сам. Дело было представлено главе ешивы для окончательного решения. Тот сказал, что он не верит, что столь юный ученик умеет учиться самостоятельно, и нет сомнения, что нашему учителю полагается плата, так как она честно заработана. Но из-за того, что тот все так же продолжал отказываться от платы, р. Аарон принял решение, что юноша сдаст экзамен после того, как закончит изучение темы самостоятельно, и тем самым будет установлено, кто прав.
У этого юноши, как он позднее рассказывал, было сильное стремление успешно справиться с делом; он постарался изо всех сил и хорошо сдал экзамен. Рав Шах сиял от счастья – ведь его правота обнаружилась на глазах у всех, и он не был обязан принимать плату…
Не дай Б-г пользоваться чужим документом, даже
ради заповеданной войны!
Когда в 5748 (1988) г. наш учитель решил основать движение «Дегель а-Тора», он знал, какого рода вещи находятся здесь на чаше весов. Шанс получить представительство в Кнессете и тем самым – силу воздействия на общество был под большим сомнением, и каждый голос мог стать решающим. Наш учитель вложил в эту кампанию нечеловеческие силы; он беспрерывно поощрял и подбадривал исполнителей и активистов, подчеркивая, что даже единичный голос важен и может оказаться решающим.
Один из доверенных людей нашего учителя, который в свое время был главой колеля в учреждениях Сатмара[9], рассказал мне, что он спросил у нашего учителя, что ему следует делать: на этот раз, когда на чашу весов положена честь Торы, пойти и проголосовать, несмотря на свою принадлежность к сатмарским хасидам, которым (в силу постановления их ребе) не следует участвовать в голосовании, или же нет. Наш учитель ответил без колебаний: «Не ходи!»
Спрашивающий задал другой вопрос: может быть, ему следует передать свое удостоверение личности кому-нибудь из знакомых, чтобы его голос не пропал… Но наш учитель ответил: «Не дай Б-г! Нет разрешения обманывать и пользоваться чужим документом, даже если этот голос – решающий!»
«То, что я сказал, – ошибка!»
С особой строгостью наш учитель относился к тому, чтобы его урок в ешиве строился только на основах истины. Когда у него возникали сомнения, соответствуют ли какие-то вещи истине, то, хотя в его распоряжении и были обоснования и объяснения для них, он воздерживался от того, чтобы давать этот урок. Не раз случалось, что он прерывал урок, когда молодые учащиеся выдвигали возражения на сказанное им, хотя у него и было, что им ответить. Однажды случилось так, что один молодой учащийся выдвинул возражение в середине урока, и наш учитель прекратил урок. Спустя короткое время он подошел к тому учащемуся и дал ответ на это возражение. Учащийся спросил его: «Если так, то почему же наш учитель прервал урок?» Тот ответил: «Этот ответ пришел мне в голову сразу же, но мне нужно было некоторое время, чтобы вдуматься, насколько он соответствует истине. Я не хотел слишком задерживаться в середине урока, и потому прервал его». (Этот учащийся известен сегодня как большой мудрец Торы раби Йеуда Адас, глава ешивы «Коль Яаков»).
Великий мудрец Торы р. Х. Каневский в молодости учился в ешиве «Ломже» в Петах Тикве, где рав Шах был преподавателем. Рав Каневский рассказывает, что несколько раз случалось, что после урока у нашего учителя возникали сомнения относительно некоторых вещей, и тогда он сразу же начинал обходить учащихся, одного за другим, сообщая, что сказанное им на уроке – ошибка.
Как-то я обратился к нашему учителю и спросил его, почему он часто отказывается от принятых ранее решений, говоря, что прежний его расчет был ошибочным. Я настаивал на том, что это задевает его достоинство, и, кроме этого, простые люди в обществе не в состоянии понять, как возможно, чтобы великий мудрец поколения изменял свое мнение; вследствие этого может быть причинен ущерб его влиянию на общество.
Наш учитель ответил мне на это резкими словами: «Ты опасаешься, что может быть задето мое достоинство? В нем нет никакой ценности! Нет у меня (проблемы) с моим достоинством, и щепетильная охрана своей чести для меня предосудительна. Расчеты, связанные с ней, не удержат меня от того, чтобы действовать в согласии с истиной! А то, что ты опасаешься, что уменьшится мое влияние, – нет в мире таких расчетов, которые оправдывали бы решение не расставаться со своими ошибками».
В своей беседе в десять дней раскаяния (между Рош а-шана и Йом Кипуром) 5753 (1992) г. наш учитель сказал: «Для того, чтобы остаться на своей ступени (не упасть), человек должен быть скромным, не гневливым и не гордецом. О том, чего он не знает, он должен говорить: «я не знаю». И нет никакого стыда в том, чтобы не знать! Напротив; когда мы не знаем и говорим «я не знаю», – это делает человеку больше чести; но если не знаем и не говорим «я не знаю», – терпим неудачу».
Доброе дело может превратиться в свою противоположность
Наш учитель сам в своих беседах особо останавливается на том, что дело, не выверенное с точки зрения истины, даже хорошее и полезное само по себе, может превратиться во вредное.
«Человек может сделать доброе дело с самым преступным замыслом. К примеру, Ог, царь Башана, сделал доброе дело, придя к Аврааму, чтобы сообщить ему о пленении Лота, – для того, чтобы Авраам его спас[10]. Если так, то это – образцовое доброе дело; но замысел Ога при этом (как говорят наши мудрецы, см. Раши там) состоял в том, что наш отец Авраам, отправившись спасать Лота, будет убит, и он (Ог) возьмет себе Сару в жены» (Беседы нашего учителя, месяц элуль 5749).
В свете сказанного мы можем глубоко понять то, что написал наш учитель в своем завещании: «Можно заблуждаться и вводить в заблуждение других относительно добра и зла; думать о чем-то, что это заповедь, тогда как в действительности это грех».
- «Красная корова», пепел которой использовался для очищения от нечистоты мертвого (см. Бемидбар, гл. 19), – одна из наименее доступных для человеческого понимания тем Торы. ↑
- Псулей кааль (те, которые не могут войти в общину) – это те, кому закон Торы позволяет вступать в брак только с такими же, как они сами, псулей кааль, но не с обычными евреями. В наше время сюда относятся мамзерим – дети, родившиеся от запрещенной связи между ближайшими родственниками или у замужней женщины от еврея, который не является ее мужем. Брат и сестра, к которым относилось упомянутое решение Главного раввина Ш. Горена, до его решения были признаны мамзерим авторитетным судом Торы. Рав Ш. Горен объявил брак их родителей изначально недействительным, и их мать, соответственно, незамужней (в момент зачатия этих детей), но большие мудрецы Торы не видели оснований для такого решения, хотя обычно они очень стараются найти все возможные основания для того, чтобы избежать необходимости признать того или иного еврея мамзером. ↑
- Митнагдим – буквально «противящиеся»; так при распространении хасидизма называли тех, кто не присоединялся к нему. ↑
- Имеется в виду жертвоприношение, которое совершил Элияу на горе Кармель, см. Млахим-1, 18:19 – 40. ↑
- Далее он объясняет само это понятие. ↑
- Сота буквально означает «свернувшая с пути» (см. Бемидбар, 5:11 – 31). Трактат Мишны и Талмуда под этим названием обсуждает ситуации, когда жена становится запрещенной мужу вследствие того, что изменила мужу, или подозреваема в этом. ↑
- Тель тальпиёт – образное название Храма; место, к которому обращены пиёт (уста) всего народа Израиля (см. Шир а-ширим, 4:4 и комментаторов там), – обращены в молитве, а также с вопросами по поводу деталей законов Торы, поскольку при Храме заседал также и Высший суд – Сангедрин. ↑
- Речь идет об обязательных мирных жертвах, приносимых в праздник (см. Хагига, 1:4). ↑
- Сатмарские хасиды не участвуют в политической жизни и выборах. ↑
- См. Берешит, 14:13. ↑