Гетто было организовано в Слободке, еврейском пригороде Ковно. В месте, выделенном под гетто, жили около 17000 евреев (осень-зима 1941 года), при том, что более 18000 были уже убиты к тому моменту. Каждая семья получала комнату в маленьком деревянном доме. Нашлись места не для всех. Остальные были размещены в погребах и на чердаках. В условиях постоянного страха, голода и тяжелой работы нашлись люди, которые думали о важности изучения Торы для подростков.
В гетто Ковно была создана группа для изучения Торы под названием «Тиферет Бахурим». Ее организаторами стали рав Шимон Сегаль и братья Абельс. Они собрали юношей от двенадцати до пятнадцати лет. Эти молодые люди, примерно 40 человек, собирались вначале на устные уроки, позже появились книги. Чудом, в постоянной опасности для жизни, был организован бейт-мидраш.
Рав Ицхак Эльханан Гебралтер был тогда одним из этих юношей. Он участвовал во всех уроках «Тиферет Бахурим», и это его рассказ о событиях тех страшных дней.
В шаббаты и праздники бейт-мидраш был полон. Там же юноши молились три раза в день. Шаббат был весь посвящен изучению Торы, особенно этому способствовало то, что один из преподавателей, рав Эфраим Ошри, с великим самопожертвованием и опасностью не ходил в шаббат на работу, преподавая большую часть дня. В Рош а-Шана и Йом Кипур они молились все вместе, эта молитва была такой же, как до войны в бейт а-мусар (место, специально отведенное для занятий этическим учением, мусаром) Ковно.
Суккот также праздновался совместно, а высшей точкой радости была Симхат Тора. Часть юношей в «Тиферет Бахурим» были сироты, голодные, не видевшие куска хлеба. Но в Симхат Тора все забывали про беды, невзгоды и сиротство, и ели скудную пищу, танцевали, радовались изо всех сил радостью Торы. Часть из них никогда в жизни не видели такой радости, но особенно мало ее было в гетто.
Рав Шимон Сегаль учил с мальчиками песни, которые пели в бейт а-мусар в Ковно. Это были песни, наполненные верой, подробнее о них позже. Он веселился и танцевал весь праздник, заражая их своим весельем.
Я молился в бейт а-мусар с отцом до войны и был привычен к этой радости. В бейт а-мусар молились великие праведники, мудрецы Торы Ковно: гаон рав Мордехай Погроманский, глава раввинского суда Ковны рав Гершон Гутман, праведник из Кельма рав Гедалья Деслер и другие. Молящиеся были выходцами из больших литовских ешив – Воложин, Кельм, Слободка, Тельз, Мир и других известных домов учения. Особенность бейт а-мусар в Ковно была в том, что он был продолжением традиций праведного гаона рава Исраэля Салантера и его великих учеников. Старейшие из мудрецов в бейт мидраше все еще помнили их. Впитав в свое время их Тору и боязнь Небес, они продолжили идти их дорогой. И радостью Симхат Тора, которую получили тогда, радовались и теперь.
Рав Шимон Сегаль молился в бейт а-мусар Ковно еще юношей. Он научил мальчиков из «Тиферет Бахурим» в гетто и пел с ними большую часть песен, которые пели в бейт а-мусар. Я тоже знал их и помогал ему в этом.
После первой акафы (обхода бимы с песнями), все прыгали и танцевали изо всех сил, как это было принято в Кельме, и пели: «Моше — эмет ве-Торато — эмет» («Моше – истина, и его Тора – истина»). Одна из основных песен была на идише, и, насколько я помню, такими были ее слова: «Ав а-рахаман, шма колену, хэрт цу але идн, ун мир цвишун зай, зол шейн зайн ди геула, Машиах зол шейн кумен» — «Отец милосердный, услышь наш голос, услышь всех евреев, чтобы уже наступила Геула, чтобы уже Машиах пришел».
Когда мы пели эту песню в гетто, это была молитва к Творцу мира, чтобы Он смилостивился над нами, чтобы сказал «хватит» нашим горестям, и чтобы мы удостоились вскорости полного избавления от немецких и литовских убийц. Это была не просто песня, это была песнь-плач, песнь-мольба, которая пелась в полной вере в приход Избавителя и в полное избавление всего народа Израиля.
Вторая песня, которая пелась с большим воодушевлением довольно продолжительное время в акафот, пришла из келемского дома учения, и ее особый мотив был знаком нам в бейт а-мусар в Ковно:
Ашрейну, ма тов хелекейну ума наим горалейну
Тате, их данк дир, Тате их лейб дир,
Вейле их бин аид,
Тате, их данк дир, Тате их лейб дир,
Вайле их хоб дир либ.
«Отец (Небесный), я благодарю тебя. Отец, я восхваляю тебя, потому что я еврей… потому что я люблю Тебя».
Мы пели эту песню, обливаясь слезами, снова и снова повторяя ее. Мы пели песню веры в то время, когда большинство евреев Литвы были уже убиты! А мы, остатки еврейства, не знали, что случится с нами через час, особенно это касалось именно мальчиков, детей, которых немцы убивали в первую очередь. Мы слышали, что прошла «детская акция» в гетто Шауляя, и что уже уничтожено гетто Вильно. Но мы все равно пели песню Всевышнему: мы благодарим Тебя, что мы родились евреями и мы любим Тебя за это. «За Тебя убиваемы мы ежедневно».
Эта песня вызывала дрожь в наших сердцах особенно потому, что в гетто рассказывали, что во время уничтожения евреев Кельма они пели эту песню. Один из выживших рассказывал, что литовский убийца в Кельме помнил, как евреи в конце акафот выходили танцевать на улицы с Торой. Этот изверг потребовал от гаона рава Гершона Миядника взять в руки свиток Торы и с ней пойти на смерть. Так и случилось. Но вместо отчаяния внезапно все святые жители Кельма, шедшие на смерть, стали танцевать и петь, и с ними праведный рав Даниэль Мовшовиц. Они пели «Ашрейну, ма тов хелкейну… Тате, их данк дир…», которую поют в Симхат Тора. И еще они пели «Ата бехартану… аавта отану верацита бану» («Ты избрал нас… возлюбил нас и возжелал нашего служения»), особенно повторяли они «Возлюбил нас». Рав Гершон Миядник танцевал со свитком Торы и упал убитый в яму с Торой в руках.
В молитве «Ав Арахамим» есть слова: «Арнину гоим амо…» — «Ликуйте, все народы, (прославляйте) народ Его! Ибо отомстит Он за кровь рабов Своих, обрушит возмездие на их врагов».
С тех пор песня «Ашрейну, ма тов хелкейну» обрела для нас особое значение. И сейчас, когда я слышу ее, меня охватывает дрожь.
Мы продолжали петь «Ата бехартану» так, как мы пели ее в Литве, на особый мотив, особенно повторяли мы слова «Ты возлюбил нас и возжелал (нашего служения)». Мы хотели пробудить милосердие Небес к нам, напоминая о любви Всевышнего к Его народу. Когда я думаю об этом, то не перестаю удивляться, как юноши и мальчики могли знать, что просить и как? Ведь это была не просто песня, но молитва и просьба. У нас не было ни детства, ни юности. Мы были молодыми «старичками», у нас был обширный жизненный опыт выживания, и мы знали, что наших хороших поступков слишком мало, их не хватит, чтобы спастись. Единственный путь – пробудить к нам милосердие Небес, и нет для этого более ясного пути, чем напоминать Создателю мира о Его любви к нам.
Мы много раз пели «Уцу эца ветуфар, дабру давар вело якум ки иману Кель» («Держат они [ненавистники Израиля] совет, но он расстраивается, принимают решение, но оно не исполняется, ибо с нами Б-г»). Это наполняло нас верой и упованием – вы, убийцы, все время выдумываете новые ухищрения против нас, хотите убить нас во время своих «акций», голодом и тяжелой работой, но Всевышний расстроит ваши замыслы, потому что Он с нами. Чем больше мы повторяли эту песню, тем больше сил она нам давала.
Большая часть мальчиков были голодные, но они танцевали и радовались изо всех сил, со всей радостью – радостью о заповеди. Этой радостью мы как бы благословляли «Агомэль» (благословение, которое говорят при избавлении от опасностей) на то, что мы до сих пор живы. Мы пели «Захарти лах хесед неураих» («Я помню тебе милость твоих юных лет»), молясь, чтобы Он помнил нам любовь нашей юности.
Вдруг, среди этой истинной радости и песен зашел полицейский, местный еврей, со своими дружками, – и был страшно удивлен. Как может быть такая радость в гетто? Особенно среди детей, большая часть которых были сироты? Рав Шимон Сегаль взял этих евреев и ввел их в круг, танцевавший вокруг бимы. Этот полицейский начал танцевать и не уходил – ведь такого дня еще не было в гетто. «Ам Исраэль хай векаям» («Народ Израиля жив и существует»).
В конце пели «Авину Малкейну, ханену ваанену ки эйн бану маасим. Асе иману цдака вахесед веошиэну», «Отец наш, Царь наш, смилуйся и ответь нам, хотя у нас нет заслуг. Поступи с нами милосердно и спаси нас». Эта песня стала гимном гетто для нас. Целый день мы ходили и пели ее, и главной нашей просьбой и молитвой было «Поступи с нами милосердно и спаси нас».
Остальные парни в гетто пели песни партизан, а мы – «Авину Малкейну». Это были наши «псалмы», наша молитва, наша просьба.
В конце каждый юноша и мальчик поднимались к Торе, а верхом святости стала молитва «Мусаф» и просьба о дожде. Кто мог бы описать молитву юноши в гетто? Это была просьба, мольба о милосердии к Творцу мира перед последними мгновениями жизни.
Эта радость в Симхат Тора дала нам заряд веры, упования и мы продолжили с удивительным постоянством учить Тору в «Тиферет Бахурим». Мы просили Создателя позволить нам, чтобы мы удостоились учить Тору в святых ешивах.
Перевод — Зисси Скаржинская
