РАВ ИЗ БРИСКА

Глава седьмая

НЕНАВИДЯЩИЙ ДАРЫ – ЖИТЬ БУДЕТ

Зарплата – да; подарки – нет

Наш учитель очень строго придерживался правила не пользоваться дарами других людей, согласно изречению мудрейшего из людей (царя Шломо): «Ненавидящий дары – жить будет» (Мишлей, 15:27). В следующей истории описывается, каким образом даже в самых тяжелых ситуациях он отказывался получать от людей подарки.

Когда наш учитель прибыл в страну Израиля в 5701 (1941) г. вместе с моим наставником и учителем, великим мудрецом Торы, главой ешивы «Мир» Э. Й. Финкелем, встречать их в порту Хайфы отправилась делегация, в составе которой был также и я (в то время – молодой учащийся ешивы «Эйхаль а-талмуд» в Тель-Авиве); туда прибыли на такси из Рас-эль-Накура. (В порту Хайфы находились британские учреждения пограничного контроля, и все въезжавшие в страну должны были проходить через них). И вот, все прибывшие уже прошли требуемые формальности и разъехались, и только наш учитель и р. Финкель задерживались.

После того, как уже прошло много времени, а они все не выходили, мы обратились к британским офицерам и спросили, что это значит. Те ответили, что у этих двух стариков нет денег, чтобы уплатить въездную пошлину в размере пол-лиры или лиры (приблизительно 80 шекелей сегодня), взимаемую с каждого въезжающего в страну, и невозможно разрешить им въезд, пока они не уплатят.

Услышав это, поднялся г. Достровски, из числа глав Еврейского агентства, и успокоил нас, сказав, что он даст раввинам требуемую сумму.

Британцы дали ему войти в контору; он подошел к нашему учителю и к р. Финкелю и предложил им взять у него нужную им сумму; однако наш учитель сказал ему: «Я не готов взять! Я никогда не брал ни у кого денег!»

Г-н Достровски пытался убедить его: «Это будет величайшая честь для Еврейского агентства – уплатить за рава из Бриска и за главу ешивы «Мир»!» Однако наш учитель был тверд в своем отказе: «Я вообще не хочу брать деньги, и тем более не желаю оказывать честь агентству сионистов…»

Мы беспокоились. Мы знали, что англичане – люди, не склонные к излишним мудрствованиям, и не уступят. Посовещались между собой, думая, что, может быть, от нас (евреев-харедим) наш учитель согласится взять деньги, но в конце концов пришли к выводу, что он не захочет брать и у нас. Так мы стояли, не зная, что делать, пока один из нас, по фамилии Гвирцман, в прошлом – из важных домохозяев в Бриске, подал идею.

Он вошел в контору и сказал нашему учителю: «Я думаю, что члены общины Бриска, приехавшие в страну Израиля, будут продолжать и здесь платить раввину зарплату, а он продолжит быть нашим раввином, как в Бриске. И в счет этой зарплаты я хочу дать или одолжить раввину уже сейчас требуемую сумму».

– С таким предложением я могу согласиться – сказал наш учитель. И действительно, он и р. Финкель получили от г. Гвирцмана деньги и смогли пройти пограничный контроль.

Если бы не предложение г. Гвирцмана, то наш учитель не согласился бы взять деньги, несмотря на сложное положение. Так он всегда поступал: не принимал от людей подарков, ни малых, ни больших, и был верен этому в любом положении.

Без привилегий

На эту же тему я слышал от нашего учителя также следующую историю. Он прибыл в страну Израиля лишенным всего, без всяких средств к существованию. В этот час к нему пришел наси^[1] движения «Мизрахи» р. Меир Бар Илан (Берлин), бывший ему родственником Он предложил ему основать ешиву или колель, обещая при этом, что позаботится о финансировании, необходимом для содержания этого учреждения.

Наш учитель выслушал предложение и не ответил.

Через какое-то время р. Бар Илан вновь спросил, основал ли уже наш учитель ешиву, спрашивая при этом: «Сможет ни рав вообще жить здесь, не занимаясь распространением Торы? Ведь я знаю, насколько это важно для него!»

Но и на этот раз наш учитель не прореагировал на его предложение. А тот повторял его еще много раз, когда предоставлялась возможность, но наш учитель не реагировал.

Однажды, когда тот вновь обратился со своим предложением, наш учитель сказал ему: «Расскажу Вам историю. Каждый раз на исходе Йом Кипура ребе из Коцка, бывало, объявлял, что он знает, в чем состоит сердечное пожелание каждого из молящихся в его синагоге, и также – какой ответ встретило на Небесах это пожелание. Хасиды, разумеется, не осмеливались задавать вопросы. Однажды случилось там быть еврею, который не был хасидом, и он услышал слова ребе. Сразу же после вечерней молитвы он подошел к нему и сказал: «Ребе сказал, что он знает, о чем просил каждый, и как откликнулся Святой благословенный на его просьбу. Если это так, то пусть он скажет мне, о чем я просил и каков ответ на мою просьбу».

– Я скажу тебе, о чем ты просил, – откликнулся ребе из Коцка, – У тебя есть небольшой магазин, который обеспечивает тебе достойное пропитание. И потому, стоя в молитве, ты говорил так: «Властелин мира! Ты, конечно же, даешь мне пропитание, но оно приходит за счет моих духовных потребностей. Пока я жду покупателей в магазине, наступает час послеполуденной молитвы; я становлюсь на молитву, и как раз в это время приходит нееврейка, желающая купить полкило сахара. Она ждет, и я не могу помолиться как следует. В течение всего дня нет наплыва покупателей, но именно тогда, когда я начинаю учиться, приходит покупатель, за ним – еще один, и я не могу учиться. Властелин мира, сколько я зарабатываю? Двадцать рублей в месяц. И потому я готов удовлетвориться шестнадцатью рублями, но только прошу, чтобы эти деньги доставались мне без беспокойства и духовного ущерба, чтобы я мог учиться и молиться как следует».

Тот человек стоял потрясенный: в точности такой и была его молитва. Он вновь спросил ребе: «И что же решено там наверху?» Сказал ему ребе из Коцка: «Властелин мира сказал: продолжай так, как было до сих пор. Так, как было до сих пор, – хорошо; так и продолжай…»»

– Так я рассказал ему и больше ничего не добавил, – сказал наш учитель, – а он хорошо понял намек и больше не приходил ко мне со своим предложением. Я не хочу принимать деньги для моего колеля от главы «Мизрахи», хотя он и мой родственник.

Я хотел бы добавить, ради точности, что именно так я понял эту историю из уст нашего учителя, но когда я рассказал об этом великому мудрецу Торы р. Э. М. Шаху, он заметил, что рав из Бриска рассказывал об этом случае также и ему, но, как он слышал от него, наш учитель не упоминал в беседе с р. Бар Иланом историю с ребе из Коцка, чтобы не обижать собеседника, а добавил ее только тогда, когда рассказывал р. Шаху о попытках р. Бар Илана открыть для него ешиву.

«Я бы стыдился выйти на улицу»

Всем известна та осторожность, которую проявлял рав из Бриска и близкие к нему во всех делах, имеющих отношение к опасности для жизни, и та важность, которая придавалась заботам о здоровье. Два следующие истории показывают, что также и в делах, касающихся его здоровья, наш учитель не соглашался выйти за обычные свои рамки и что-то получать от других людей.

Когда я находился в Соединенных Штатах в 5708 (1948) г., я получил письмо от великого мудреца Торы р. Й Абрамского, который был, как известно, из числа учеников великого мудреца Торы р. Хаима, и в этом письме говорилось следующее: «Когда я был у рава из Бриска в его доме на улице Парас, я застал его больным. Он рассказал, что, по словам врачей, он страдает от частых простуд, поскольку его квартира не подходит ему по состоянию здоровья: он нуждается в квартире, в которой много солнца. И потому, зная о величии рава из Бриска в Торе, мы обязаны позаботиться о нем в этом деле, и, по моему мнению, ситуация здесь граничит с опасностью для жизни».

Я был весьма удивлен, прочитав все это. Зная нашего учителя, я чувствовал, что подобного рода вещи ему не по нраву. Но из уважения к столь великому мудрецу Торы, каким был р. Й. Абрамски, я чувствовал себя обязанным исполнить его просьбу.

Я обратился к своему родственнику, бен Тора, р. Йеуде Буденгаймеру, который был человеком состоятельным, и показал ему письмо. Когда он закончил читать, я предложил ему быть среди тех, кто удостоится исполнить эту заповедь.

Я представил ему на выбор две возможности. Первая – купить квартиру нашему учителю, а вторая – купить ее себе и предоставить ему. Я объяснил, что, насколько я знаю нашего учителя, он не захочет брать что-либо даром, но раз р. Й Абрамски пишет, что нужно найти для него квартиру, – как видно, положение к тому обязывает, и я ищу такой путь, чтобы наш учитель согласился принять квартиру.

Рав Йеуда Буденгаймер согласился с большой радостью. Он был готов дать деньги сразу и сказал мне, что может сообщить людям, которые занимаются этим, чтобы они уже занялись покупкой, а он посылает со мной чек. И надо будет сделать так, как пожелает наш учитель: если захочет – дом будет его, а если нет – дом будет в его распоряжении только для проживания.

Он выписал чек на двадцать тысяч долларов – сумму, которая составляла примерную цену дома в соответствующем районе в те дни. Но прежде, чем взять у него чек, я сказал ему: мое сердце говорит мне, что это дело будет не по душе нашему учителю.

Поколебавшись, я решил послать нашему учителю телеграмму, в которой объяснял, кто такой р. Й. Буденгаймер, и просил выразить мнение по этому вопросу. Поскольку в прошлом я получил от него указание не предпринимать ничего имеющего отношение к нему без спроса, я хотел убедиться в том, что не действую вопреки его желанию.

Я послал телеграмму и сразу же получил ответ. В нем были четыре слова: «Ни в коем случае. Соловайчик». Я сразу же вернулся к р. Йеуде Буденгаймеру и сообщил ему о мнении нашего учителя.

Вернувшись в землю Израиля, я пришел к нашему учителю, и он спросил: как мне пришло в голову даже спрашивать его о подобном деле? – Ты полагаешь, – сказал он далее, – что я приму подарок от какого-либо человека тем или иным путем?

Я ответил ему, что задавал свой вопрос, исходя из мнения р. Й. Абрамского, согласно которому у нас есть долг в подобного рода деле, поскольку оно граничит с опасностью для жизни; из-за этого я думал, что здесь, возможно, нужно что-то предпринять.

Объяснив нашему учителю, почему я так поступил, я спросил его: если действительно идет речь о его здоровье, почему он не соглашается переехать на другую квартиру?

Наш учитель ответил мне так: «Ты думаешь, что я мог бы выйти на улицу, живя в чужом доме? Я бы стыдился самого себя! Как ты не понимаешь, что это – вещь невозможная?!»

Отказ получать бесплатный уход

Когда наш учитель заболел (перед смертью), я предложил ему, чтобы за ним ухаживал медбрат – бен Тора, который считал честью и заслугой предоставить себя в распоряжение нашего учителя. Но он отказался от этой услуги, пока медбрат не согласится получать сполна оплату за свою работу.

В течение нескольких дней, пока мне не удалось убедить медбрата, чтобы он согласился с оплатой, наш учитель тяжело страдал, но не соглашался на уход.

За два дня до своей смерти он спросил у меня, уплачено ли этому медбрату все, что ему положено.

Почитание отца – это нечто особое

Несмотря на то, что наш учитель отказывался получать что-либо даром от других людей, он вел себя иначе, когда такая ситуация была связана с исполнением заповеди Торы. Тогда он не только не отказывался, а, напротив, тщательно следил за тем, чтобы получить все положенное надлежащим образом.

Рассказывал великий мудрец Торы р. Э. М. Шах: «Однажды я сидел у него; мы вели беседу на темы Торы. Наш учитель позвал свою дочь и сказал: «Ривка, принеси стакан чая». Дочь подала два стакана чая, сахар в сахарнице и вышла из комнаты.

Наш учитель позвал ее и сказал: «Положи сахар в стакан». Она положила сахар в стаканы и вышла из комнаты. Прошло мгновение, и отец вновь позвал ее и велел помешать сахар в чае.

Здесь я уже не мог удержаться, – сказал р. Э. М. Шах, – и спросил его, как ученик спрашивает своего наставника: «Зачем наш учитель так утруждает дочь?» Он ответил мне: «Разве почитание отца – это нечто маловажное? Я хочу дать ей возможность получить заслугу (исполнением заповеди)!»»

Его последняя болезнь

В дни своей последней болезни наш учитель очень тяжело страдал от сознания того, сколько труда и хлопот причиняет его болезнь, – в основном, его сыновьям и дочери, которые не отлучались от его постели месяцами. Однажды он пожаловался мне: «Ведь я – настоящий грабитель: сколько времени я отнимаю и скольких трудов требую от моей дочери и сыновей!»

В те месяцы и я много времени находился возле его постели. Один раз я просидел там около семи часов подряд, а единственный стул, бывший там, оказался очень неудобным. Наш учитель сказал мне тогда: «Раби Шломо! Я вижу, как тяжело тебе сидеть возле меня на протяжении многих часов, но ты приносишь мне облегчение, и для тебя самого это хорошо».

Чтобы дать представление о том, как раскрылось в тот период величие нашего учителя, приведу слова его личного врача, который сказал: «Я знаю, насколько велики страдания, которые терпит рав. Если бы можно было разделить их на несколько человек, каждый из них сошел бы от них с ума. А теперь, – продолжал он, – посмотрите на его лицо! Какое спокойствие и какое просветление у него на лице – будто эти мучения не его!» (Увдот веанъагот ле-вейт Бриск, со слов р. З. Чечика).

Духовный руководитель (ешивы «Мир») великий мудрец Торы р. Й. Левинштейн сказал в своей речи, посвященной памяти нашего учителя: «Мы не способны понять всеохватный характер этой болезни и страдания, которые она причиняет больному. Он болел на протяжении полутора лет – но она не принесла ему духовного ущерба: он учился, спрашивал и отвечал, будто ничего особенного у него не было. Углубленность его в Тору и ясность мысли не изменились, и он оставался безмятежным, – понять подобное совершенно невозможно!»

И в чем же, при всем этом, была причина его боли?

Его зять раби Михель Файнштейн сказал: «В субботу, которая стала последней в его жизни, он сказал своему сыну р. Меиру: «Такому еврею, как я, привыкшему вести себя исключительно в согласии со (сводом законов) Шульхан арух, нехорошо быть больным, поскольку болезнь затрудняет следование этим путем»». Страдания и сама болезнь не нарушали его покой, и только трудности в том, чтобы вести себя в соответствии с законами Шульхан арух, причиняли ему боль…

Даже будучи тяжело больным, он не забывал о своей ответственности перед обществом. Он хорошо знал, насколько общество бней Тора беспокоится за его судьбу, и потому попросил воспрепятствовать разглашению информации о его болезни. Он запретил мне оглашать название своей болезни и детали, относящиеся к ней, говоря, что если учащиеся ешив и знатоки Торы будут знать, чем он страдает, это сделается среди них предметом обсуждения, и, поскольку никакой пользы в том не будет, оно лишь послужит косвенной причиной умножения пустых разговоров.

Нашему учителю это действительно удалось. Детальные сведения о его болезни не были разглашены, и она не стала причиной, по его выражению, «пустых разговоров».

1. Наси – высшая должность или почетное звание, как, например, «президент». ↑