В кругу великих — Часть 3 — Рав Шах — 2 глава

Дата: | Автор материала: Рав Шломо Лоренц

1394

РАВ ШАХ

Глава вторая

ДНИ НЕБЕСНЫЕ НА ЗЕМЛЕ

Тому, кто смотрит на жизнь нашего учителя взглядом поверхностным, кажется, будто он – человек, живший среди нас как один из нас. Он молился, учился, ел и спал, как каждый из нас. Но если углубиться немного в историю его жизни, то можно обнаружить, что не было человека, вовлеченного больше, чем он, в бытие этого мира. Из своей скромной комнаты наш учитель обозревал мир и все, что есть в мире, знал обо всем происходящем и беспрестанно беспокоился о неудовлетворенных нуждах, духовных и материальных, учреждений Торы и бесчисленного числа евреев.

Однако истина далека от подобного (приземленного) взгляда. Ногами он, безусловно, стоял на этой земле, но голова достигала Небес… Корень бытия его, питавший его жизненными силами, – в мирах высших. Он жил и действовал в этом мире – но дух и мысль его устремлены были к миру грядущему, к миру, который весь – благо.

«Еще немного – и я встречусь с раби Акивой…»

В один из моих последних визитов к главе ешивы[1], на склоне его дней, наш учитель обратился ко мне и сказал: «Я хотел бы сказать тебе нечто очень важное; прошу тебя записать то, что я буду говорить». Подобная просьба с его стороны была очень необычной.

И он начал свою речь:

Во все мои дни у меня не было ни одного хорошего дня. Постоянно были у меня неприятности, печали и горе, но при всем этом я – человек счастливый. Еще немного, – это может произойти через год, месяц, через несколько дней или, быть может, даже сейчас, пока мы разговариваем, – и я расстанусь с этим миром. Когда я попаду в мир истины, мне придется дать отчет перед Святым благословенным. Я знаю, что буду наказан за гнев, гордыню и стремление к почестям (в другом случае он добавил: «за время, потерянное для изучения Торы»), – но после всего этого услышу, как Святой, благословен Он, говорит: «Я простил тебя». После этого я смогу войти в ган эден (райский сад) и встретиться с раби Акивой и его товарищами. Можешь ли ты представить себе, какое это наслаждение и счастье – встретиться с раби Акивой?! И поскольку я предчувствую это счастье – тем самым я счастлив уже сейчас, – вопреки плохим дням, переживаемым мною ныне; ведь все это – ничто в сравнении с тем, что я предчувствую о ждущем меня там… (Далее в ходе этой беседы рав Шах говорил вещи устрашающие, приводимые ниже в гл. 9).

Горести этого мира, которые которых было так много в его жизни, нисколько не влияли на него – потому, что сердце его было не здесь. Наш учитель был там, с раби Акивой… Как человек, который возвращается домой после долгой разлуки, и из-за чувства радостного ожидания совершенно не ощущает тягот пути…

«Мои лучшие дни»

Наш учитель часто рассказывал мне о страданиях, которые он претерпел в своей жизни; он упоминал о них также и в присутствии многих людей в разных ситуациях, как, например, на свадьбах своих внуков.

«Я всегда был стыдлив. Когда я учился в Слободке, молодые учащиеся ходили питаться «по хозяевам»[2], а я, из-за своей стыдливости, не мог этого делать и довольствовался сухим хлебом, который праведные женщины приносили в ешиву из того, что у них оставалось. Вода там была… Всю неделю я жил хлебом и водой, (как сказано): «Хлебом с солью питайся и воду по мерке пей» (Пиркей авот, 6:4). Исключением была суббота, в которую есть обязанность устраивать трапезы. Я шел «к хозяевам» на две трапезы, обязательные с точки зрения закона, – но в часы, когда положено участвовать в третьей трапезе, о которой сказано: «Сделай свою субботу буднями, но не проси одолжений у людей» (Шабат, 118а), я предпочитал оставаться голодным, но не идти «к хозяевам».

Спал я в ешиве на скамье, положив под голову обрубок дерева. У меня никогда не было подушки… Было холодно, и приходил какой-то человек, у которого был рваный плащ; видя, что я замерзаю, он укрывал меня.

У меня никогда не было целых туфель. Не было денег заменить подошвы, и в них протерлись дыры. Туфли к тому же были маленькими, и они в конце концов порвались, из них вылезли пальцы… Костюм был потрепанный; рубашка у меня была только одна, и я стирал ее накануне субботы, чтобы иметь чистую рубашку в честь субботы. Со временем рубашка порвалась…» В ходе беседы наш учитель показал мне, как он закрывал свой пиджак, чтобы не видна была рваная рубашка…

Но вопреки всему этому, как сказал мне наш учитель, «это были мои лучшие дни. Я был весь погружен в учебу и не знал ничего о происходящем во внешнем мире».

Уже в молодые годы, будучи юношей, он жил «жизнью будущего мира». Дни мук его были днями счастливыми, «лучшими моими днями», – лучшими, чем те, когда он вкушал почести этого мира, ибо были они «днями небесными на земле». Он был счастлив, ибо «этот мир», в котором он находился, не был «этим миром»; он был весь «миром грядущим».

Нет двух миров; все – мир единый

Каждый год наш учитель начинал свое выступление на открытии сессии «Ярхей кала»[3] при ешиве «Поневеж» словами наших мудрецов из мидраша Ялкут Шимони на следующий стих из Писания: «Прикрыл Ты голову мою в день битвы» (Теилим, 140:8), где сказано: «(Речь идет) о том дне, когда соприкоснутся два мира: этот мир – уходящий и мир грядущий – приходящий (ему на смену)». На открытии «Ярхей кала» 5744 (1984) г. наш учитель сказал следующее:

«Нет дня, в который этот мир и мир грядущий не соприкасались бы друг с другом… Ибо этот мир и мир грядущий сосуществуют в одном дне. Ошибочно думать, будто есть два мира! Ведь наши мудрецы назвали этот мир прихожей, а будущий мир – праздничным залом; прихожая и праздничный зал не находятся в двух домах, они оба – в одном доме, только используют их по-разному».

Наш учитель продолжал, и, как мне кажется, я до сих пор слышу, как он провозглашает:

«Властелин мира! Пока я жив в этом мире – защити меня, чтобы я не ошибался в понимании жизни! Чтобы сейчас, пока я жив, моя жизнь была бы не одной лишь жизнью этого мира, а имела бы отношение к миру грядущему…» (Махшевет мусар, стр. 522).

«Давайте танцевать со Святым благословенным»

Рав Шах часто повторял известный рассказ о празднике Симхат Тора в лагере смерти Освенцим. Сама по себе эта история известна, но наш учитель рассказывал ее так, что она превращалась в другой рассказ – живой, со своим особым воздействием. Я не раз слышал от него эту историю и хорошо помнил ее, но всякий раз она была в его устах совсем другой. Наш учитель переживал ее всем своим естеством, и потому также и для меня она стала живой и яркой.

Рассказ этот – о группе евреев, привезенных в Освенцим для уничтожения в газовых камерах. Когда они уже стояли голые перед этими камерами смерти, один из них вспомнил: «Евреи! Сегодня – Симхат Тора, и нам положено веселиться!» Окружающие спросили его: «Веселиться? Как можно веселиться? У нас нет свитка Торы, с которым мы могли бы танцевать, нет вина, чтобы сказать лехаим, и одежды нет на нас; у нас нет ничего, даже образ Б-жий у нас отняли! Как же мы можем радоваться?» Но тут же нашли ответ: «Одно у нас есть: наш Властелин мира; Его не смогут отнять у нас! Давайте веселиться и танцевать с Властелином мира!»

Здесь наш учитель живо изображал, как они начали танцевать в последние мгновения своей жизни, пока их не ввели в газовые камеры. И закончил: «Все виды веселья, какие только есть в этом мире, – ничто по сравнению с весельем тех голых евреев, танцевавших перед тем, как войти в газовые камеры…»

Это был не просто «рассказ». Наш учитель сам жил так. Что такое радость в этом мире? Радость евреев, которых ведут убивать, – а они радуются со Святым, благословен Он. И танцуют с Ним, благословенным. Это и есть истинная радость.

Радоваться жизни

Подобным образом можно понять жизнерадостность, отличавшую нашего учителя. Он говорил о себе, что не было ни одного хорошего дня в его жизни, – и при всем этом был полон радости. Я всегда удивлялся, поистине изумлялся этой радости жизни, влиявшей также и на его окружение.

Много раз я приходил к нему после неудач в Кнессете, когда нам не удавалось провести те или иные законопредложения, касавшиеся самого дорогого и святого для еврейства харедим, или когда у меня было плохое настроение по какой-то причине. Едва только я входил в его комнату, как мне передавалась его жизнерадостность. Все тревоги и горести, одолевавшие меня, вдруг отступали, будто их и не было. Я уже не мог понять, как можно волноваться; радость нашего учителя снимала все тревоги и волнения.

Когда к нему пришел крупный бизнесмен и филантроп р. Моше Райхман, который удостоился чести щедрой рукой поддерживать учреждения Торы, рав Шах сказал ему: «Я завидую твоей доле в будущем мире, – но ты можешь завидовать моей доле в этом мире!»

Однажды спросил его раби Моше Тикочински, духовный наставник ешивы Слободка: в чем причина, что он так мало ест. Наш учитель ответил ему: «Разве я обязан заготовлять обильную еду червям, которые будут поедать мою плоть?» Еде не занимала важного места в его жизни. То, что его интересовало, – это то, что будет после…

Часто случалось, что он говорил, завершив подготовку к уроку: «Этот урок я преподам здесь, в ешиве шель мата (находящейся в этом, нижнем мире), – или, быть может, в ешиве шель мала (в высших мирах)». Он всегда был готов. И еще он часто говорил то, о чем я писал от его имени выше: «Я ухожу: через год, через месяц или, быть может, даже сейчас, пока мы разговариваем…»

Это только дело временное…

Когда наш учитель пришел однажды утешать скорбящих после постигшей их утраты, он начал свои слова так: «Сыны мои, чем я могу вас утешить? Расскажу вам, чем утешил р. Хаим Озер меня после смерти моей дочери, четырнадцати лет. Она была для нас всем, – истинный бриллиант в нашей семье… Раби Хаим Озер пришел утешить скорбящих и сказал: «Знай, это – дело временное и быстро преходящее. Смерть – это дело временное и краткое»[4]; такими были слова утешения, которые сказал раби Хаим Озер. И я утешился этим».

Наш учитель добавил к этому: «Знайте, что это не какая-то сентенция. Это истина: смерть – это дело временное, очень краткое, и этим утешьтесь…»

Также и Рамбам в предисловии к своим комментариям на раздел Мишны Зраим написал о кончине нашего учителя Моше, мир ему, следующее: «И было это событие, смерть, – в глазах наших, поскольку мы потеряли и вспоминаем его. Но для него это – жизнь, в силу достоинства духовной ступени, на которую он взошел. И потому сказали мудрецы: Моше, наш учитель, не умер, а поднялся и исполняет (предназначение свое) в высотах».

Наш учитель вел тяжелую борьбу по многим направлениям; среди его противников были как нерелигиозные, так и люди с неверными взглядами из общины харедим, например, деятели ХАБАДа, члены организации «Поалей Агудат Исраэль» и т. д. Также и в этом он не действовал, глядя на вещи с позиций «этого мира». Он черпал свои силы в мире грядущем.

Геином (ад) открыт перед ним

У рава Шаха почти не бывало беседы, в которой он не коснулся бы темы «отчета перед Небесным судом»[5]. Однажды он сказал мне: «Знай, что также и тогда, когда я разговариваю с тобой, – на общественные темы или на иные, я помню о том, что геином открыт передо мной. Я не отвлекаюсь от мысли о страхе перед судом».

Наш учитель однажды объяснил мне, что такое геином, от имени великого мудреца из г. Карлин, раби Давида Фридмана. (Муки) геинома можно уподобить следующему: человек учится в ночь субботы и ему встречается трудное место у Рамбама. Затратив большие усилия, он находит объяснение, и все, что ему теперь нужно, – прочитать еще раз это место у Рамбама, чтобы проверить, согласуется ли найденное объяснение со сказанным там; но когда он берет книгу Рамбама в руки, свеча вдруг гаснет… Это и есть геином.

Наш учитель добавил, что именно так выглядит геином для него. «Я учусь – и должен прерваться, чтобы принять тех, которые обращаются ко мне за советом или помощью; я не могу закончить и отведать плодов своих усилий. Это – мой большой геином…»

Перед Кем тебе предстоит дать отчет[6]

Ощущение, которое мы постоянно испытывали вблизи нашего учителя, – будто мы выходим из этого мира и погружаемся в иную атмосферу, напоминающую о мире грядущем. Также и во время выборов, в такое время, когда все думают о конкретной цели, о политическом выигрыше и ущербе, мысль рава не была сосредоточена на немедленных результатах, в этом мире, – но лишь на мире грядущем.

В 5741 (1981) г. наш учитель произнес речь в зале «Эйхаль а-тарбут» перед аудиторией бней Тора по поводу выборов в Кнессет. Там присутствовали главы ешив и колелей со всей страны, и он сказал им следующее: «Когда мы придем в мир истины, с нас спросят, помимо прочего, за нарушение субботы, и это будет очень страшно… Какие тяжкие наказания есть за нарушение субботы…»

Слушатели удивлялись: по какой причине наш учитель счел необходимым столь подробно говорить об этих наказаниях? Разве кого-нибудь из нас можно заподозрить в нарушении субботы? Но он тут же продолжил: «Вы наверняка спросите: чего я хочу? Разве здесь есть кто-нибудь, кто нарушает субботу? Я объясню вам. В будущем скажут нам, каждому из нас: в твоих руках была возможность предотвратить нарушение субботы в Тель-Авиве, в Хайфе, в Эйлате – если бы только ты проголосовал за «Агудат Исраэль»! Ибо чем больше мы укрепляем представительство харедим, тем больше предотвращаем нарушение субботы. Но если мы не исполняли свой долг, – либо не голосовали сами, либо тем, что не влияли на других, чтобы они голосовали за «Агудат Исраэль», – всякое нарушение субботы, которое мы могли предотвратить, будет поставлено нам в вину… Поэтому я описываю вам наказание за нарушение субботы…»

Он находил, что участие в выборах дает возможность предотвратить грех.

«Скажете на небесах, что

Хазон Иш постановил…»

Рав Шах прибыл на землю Израиля лишенным всего. Когда ему предложили должность с достойной зарплатой в ешиве «Ишув а-хадаш» в Тель-Авиве, в которой тогда еще не изучали светских предметов, он попросил совета у своего дяди, великого мудреца Торы р. И. З. Мельцера, и тот принял решение, что в том положении, в каком тогда находился рав Шах, у которого не было даже хлеба для еды, он должен позаботиться о своей семье и принять предложенную должность.

Наш учитель принял эту должность и стал преподавателем указанной ешивы. Но, невзирая на решение р. И. З. Мельцера, у него были сомнения, действительно ли его место – там, и он поехал в Бней Брак спросить мнение Хазон Иша. В разговоре с ним выяснилось, что для опасений были основания: Хазон Иш приказал ему немедленно оставить должность, поскольку эта ешива была неподходящим для него местом.

Рав Шах вновь сказал, что в этой ешиве нет светских предметов. Однако Хазон Иш повторил: «Тем не менее, это не место для Вас». Хазон Иш предвидел, что произойдет в конце концов с той ешивой: через какое-то время она стала ешивой тихонит (с преподаванием светских предметов).

Наш учитель рассказывал, что Хазон Иш сказал ему тогда так: «Я знаю, что Вам мешает. Вам мешает мысль, что когда Вы в будущем явитесь на Небесный Суд, Вас спросят, как Вы сняли с себя заботу о пропитании членов своей семьи. Если Вас об этом спросят, – скажете, что я постановил для Вас, чтобы Вы не считались с этим (с проблемой пропитания)!»

Рав Шах принял решение Хазон Иша, сказав: «Я уволюсь, только прежде схожу домой – сообщить, что увольняюсь». На это Хазон Иш сказал: «Не ходите домой; идите сразу к главе ешивы, чтобы подать заявление об увольнении». Хазон Иш опасался, что рабанит (жена рава Шаха) будет плакать и волноваться, что будет с детьми и т. п. Современному читателю трудно представить себе, какое голодное время тогда было. Рав Шах рассказывал, что когда он вернулся в ешиву сообщить о своем увольнении, глава ешивы подумал, что его не устраивает зарплата, и обещал удвоить ее, – но наш учитель сказал: «Дело не в зарплате; я увольняюсь».

Через некоторое время после того, как наш учитель переехал жить в Иерусалим, он получил предложение рава Б. Ц. Брока стать преподавателем ешивы «Новардок». Зарплата там составляла одну лиру в месяц, тогда как в ешиве, из которой он ушел, он получал тринадцать лир в месяц, и эту сумму ему еще были готовы удвоить… Но это не имело для него никакого значения после того, как он услышал от Хазон Иша, что должен уйти.

Его не беспокоило, как он будет дальше обеспечивать свою семью. Его волновало одно: что он ответит на Небесах, когда ему нужно будет дать отчет… В ту минуту, когда Хазон Иш произнес: «Скажете, что я постановил для Вас», у него исчезли все сомнения.

Наш учитель жил так, что дни его были «днями небесными на земле…» Он жил как бы в мире грядущем – здесь, на земле. Нет пропитания, – но он не озабочен этим. Ведь у него есть ответ, который он даст в будущем мире: «Так постановил Хазон Иш!»

Спокойствие кануна субботы

Люди, бывавшие в доме нашего учителя, знали, что в канун субботы и в саму субботу он спокойнее обычного и чувствует себя хорошо. Он объяснял причину этого следующим образом. Сказано в святых книгах (Решит хохма, Барайта де-хибут а-кевер), что тот, кто умер накануне субботы или в субботу, не испытывает тяжких мук, постигающих человека после смерти; поэтому в такое время ему спокойнее. И наоборот, на исходе субботы он говорил: «Сейчас ко мне возвращается страх, который был прежде».

Всю свою жизнь он жил будущим миром – и только им. Поскольку в канун субботы муки смерти легче, он чувствовал себя лучше, ибо он жил «днями небесными на земле».

Я слышал от рава, что он надеется, что умрет накануне субботы. Он действительно удостоился этого. И еще он сказал: «Необходимо, чтобы на похоронах присутствовали десять человек. Я опасаюсь, что придет мало людей, поскольку многие сердиты на меня и у многих есть претензии ко мне, но десять человек, во всяком случае, будут…» Как известно, не было похорон столь многолюдных, как похороны нашего учителя.

Ответственность за каждый совет

Однажды пришел человек, чтобы спросить совета, но наш учитель ответил ему, что не может дать ему совет. Спрашивающий не отставал: «Но ведь я должен знать, что делать…» Наш учитель, однако, повторил ему: «Что я могу сделать? Я не знаю, что ответить!»

После того, как тот ушел, домочадцы спросили нашего учителя, почему он в этот раз не дал совета, тогда как обычно он дает их каждому? Его ответ потряс их: «Когда я даю совет, я принимаю в расчет, что в будущем мире меня спросят: «Когда ты давал совет такому-то человеку, был ли ты уверен, что совет действительно был верным и хорошим?» Я должен знать, что мой совет верен на все сто процентов. На этот раз я не был уверен…»

В каждом своем деле, малом и большом, рав Шах обдумывал, как он объяснит и оправдает свой поступок в будущем мире. Будущий мир не был для него чем-то абстрактным и далеким; он чувствовал его, будто тот находится прямо перед ним.

Тому, кто удостоился пребывать в тесной близости к нашему учителю, даже если он и не удостоился достичь ступени, на которой человек ощущает будущий мир уже в этом мире, одна вещь становилась совершенно ясной: мы придаем этому миру неоправданно большую важность. Тревоги и горести, связанные с делами этого мира, излишни… Каждый, кто удостоился пребывать под кровом нашего учителя, чувствовал, что человек может удостоиться того, что годы жизни его будут как «дни небесные – на земле», согласно словам наших мудрецов, которые наш учитель часто повторял: «Нет дня, в который этот мир и мир будущий не встречались бы друг с другом».

Для нашего учителя осуществилось то, о чем сказали наши мудрецы в Мидраш Теилим по поводу сказанного в Писании: «И во всем, что будет делать, преуспеет» (Теилим, 1:3): «Это сказано о раби Элазаре Бен Арахе, который давал советы, и они оказывались хорошими. Сказали ему: ты – пророк. Он ответил: я не пророк и не сын пророка; но так я слышал от моих учителей: всякий совет, данный во имя Небес, в конечном счете оказывается верным».

  1. «Глава ешивы» – почтительное обращение в третьем лице к человеку, занимающему этот пост, либо почтительное упоминание о нем в разговоре. Наш учитель был главой ешивы «Поневеж» в течение пяти десятилетий.
  2. Ходили столоваться, группами и поодиночке, по определенному графику у жителей местечка.
  3. Ярхей кала – буквально «месяцы, посвящаемые невесте». В эпоху амораим (мудрецов Талмуда) и следующую за ней эпоху гаонов так назывался большой сбор учащихся при центральных ешивах, который происходил дважды в году, в летний месяц элуль и в зимний месяц адар, когда нет полевых работ, с целью изучения заранее объявленных трактатов Мишны. На ярхей кала съезжались люди, которые не могли изучать Тору в ешивах в течение целого года. Название объясняется тем, что Тора уподобляется невесте, а еврейский народ – жениху. В нашу эпоху так стали называть мероприятия, имеющие общие черты с тем, что происходило много веков назад.
  4. Ибо мы верим в грядущее оживление мертвых и в будущий мир.
  5. Отчета, который придется дать в свой час каждому обо всей своей прожитой жизни.
  6. Сказано в мишне: «Задумайся о трех вещах, и ты не дойдешь до греха: (чтобы) знать, откуда ты пришел, и куда ты идешь, и перед Кем тебе в будущем предстоит дать отчет» (Пиркей авот, 3:1).

http://www.beerot.ru/?p=9535