Шмират а-Лашон — 1 — Хатимат а-Сефер — Глава 3 — Быть усердным в заповедях, к которым не стремятся другие

Дата: | Автор материала: Хафец Хаим

1532

Шмират а-Лашон — Часть 1

Хатимат а-Сефер

Глава 3. Быть усердным в заповедях, к которым не стремятся другие

[В квадратных скобках: прямым шрифтом – примечания автора, курсивом – примечания переводчика и редактора]

Сказано в «Сефер Харедим»: «Хотя и обязан человек блюсти все заповеди, он должен держаться одной из них с большой силой и постоянством, чтобы не нарушить ее во все дни своей жизни». Ибо вся Тора в целом, в которой шестьсот тринадцать заповедей, называется «древом жизни», как сказано (Мишлей, 3:18): «Древо жизни она для тех, кто держится ее», и тот, кто крепко ухватился за одну ветку, держится за все, поскольку все остальные тянутся за той одной, являя собой одно целое. Но если человек хочет взяться за все ветки разом, – не сможет взять ничего, как говорится в трактате Шаббат (118б): «Сказал рав Нахман: “Я получу награду за то, что устраивал три трапезы в субботу…”, сказал рав Шешет: “Я получу награду за тщательное исполнение заповеди тфилин”. И сказал рав Нахман: “Я получу награду за тщательное исполнение заповеди цицит”. Сказал рав Йосеф раву Йосефу сыну Рабы: “Твой отец – в какой заповеди он был особенно осторожен?” Тот ответил: “Цицит. Однажды, когда он поднимался по лестнице, оборвалась у него нить цицит, и он не спустился, пока не вставил нить”». Раши объясняет: «[Тщательное] исполнение заповеди тфилин означает здесь, что [рав Шешет] не проходил четырех амот без тфилин. И подобно этому с цицит: “не спустился с лестницы, пока не вставил нить” – означает: пока не починил [весь цицит]. И выражение “вставить нить” означает обычно “починить, либо навязать заново” [кистицицит] (см. Таанит, 22а)».

И сказано там, в «Сефер Харедим», также со ссылкой на Иерусалимский Талмуд, что в заслугу этого воздадут человеку добром и «долготою дня» в [будущем] мире, который «весь благ и долог».

Так же и мы, обсуждая нашу тему, отметим, что в наше время, из-за многих наших грехов, есть люди, для которых запрет злоязычия и рехилут как будто не существует. И потому тот, кто постоянно укрепляется и оберегает от этого уста свои, – какая же награда положена ему за это! Ведь известно сказанное в «Сефер Хасидим» (105), что заповедь, такая, что эйн ла доршин – нет стремящихся к ней, подобна мет мицва – умершему, которого некому хоронить [и это возлагается на первого, кто его обнаружит]. Нужно бежать за ней, чтобы исполнить, ибо она обвиняет и говорит: «Чем же я так плоха, что сокрылась от взора людского?» И ведь известно, насколько это великое дело – хоронить мет мицва – из сказанного нашими мудрецами (Брахот, 20а) о том, что дажекоэн гадоль [первосвященник, и ему запрещено оскверняться нечистотой умершего – даже отца или матери, см. Ваикра, 21:11], и назир [принявший на себя по обету ряд запретов, в том числе оскверняться нечистотой мертвого, см. Бемидбар, гл. 6], и идущий резать свою жертву песах [и не сможет, став нечистым], или делать брит-милу[обрезание] сыну [и не сможет из-за задержки сделать это на восьмой день], которые не оскверняются даже ради близких, – оскверняются, чтобы похоронить мет мицва, чтобы не лежал он в недостойном виде.

А теперь вглядимся повнимательней. Ведь мет мицва – просто неживая материя, в которой нет души – ни нефеш [низшей, животной], ни руах [разумной], ни нешама[высшей]. Но, тем не менее, поскольку тело это было обиталищем души из народа Израиля, Тора настолько заботится, чтобы оно не подвергалось бесчестью, что разрешает оскверняться ради его похорон даже первосвященнику и назиру, и могут быть упущены ради этого заповеди жертвы песах или брит-милы сыну из-за нечистоты мертвого или забот о его погребении.

И тем более – когда речь идет о святой Торе, которая дороже жемчуга, и она радует Всевышнего, как сказано (Мишлей, 8:30): «И была я в радость Ему изо дня в день». И если одна из ее заповедей постыдно заброшена, не дай Б-г, – насколько же мы должны укрепиться в ее исполнении, чтобы она не обвиняла нас в высших мирах!

Так смотри же, брат мой, сколь велико пренебрежение заповедью у привыкшего к злословию! Ведь даже в мыслях у него нет, что на это есть запрет Торы! И даже если станет он говорить дурное о ближнем и порицать его последними словами, и спросят его: «Зачем ты злословишь и говоришь рехилут?», – то он приведет сто причин, почему ему можно это говорить. Скажет, что это вообще не злоязычие. А если разъяснишь и докажешь, что сказанное им – чистейшее злоязычие – признает это, но скажет: «Пусть даже это и так, но Тора, запрещая злоязычие, наверняка не имела в виду человека, о котором я говорил, что видел в нем то-то и то-то дурное! Тот человек – лицемер, и заповедь – повсюду объявлять об этом!» Короче говоря, как ни старайся разъяснить ему, сколь велик грех, совершенный им до сих пор, – он будет злословить и говоритьрехилут о ближнем еще больше прежнего, и исключит его из числа «ближних твоих» [которых защищает Тора, запрещая говорить о них дурное], утверждая, что тот человек не принадлежит к общине Израиля. И все это – по «методам» его дурного побуждения. Разве есть что-нибудь подобное во всех прочих грехах? Например, если мы видим, что кто-то оступился и ел некошерное мясо, и мы станем упрекать и порицать его за то, что он преступил слово Торы Г-спода и не следил за собой, чтобы не дойти до этого, – возможно ли, что он тут же схватит еще один кусок запретной пищи и съест на глазах у порицавшего? (Если только речь не идет о человеке, который сбросил с себя бремя заповедей [например, крестился], не дай Б-г, и вышел из общины Израиля, или отдалил детей своих от жизни в согласии с Торой, – о таких у нас речь не идет). Таков он – этот тяжкий грех, в связи с которым есть также запрещающая заповедь Торы, и наказание за него тяжело чрезвычайно, как мы объясняли уже несколько раз на основе сказанного в Талмуде и у наших законоучителей. И при всем этом мы видим, из-за многих наших грехов, что, когда человека упрекают за злословие и рехилут о ближнем, он продолжает осуждать его вновь и вновь пуще прежнего. И все это – лишь потому, что из-за застарелой привычки запрет ничего уже не значит для него. Даже у многих из тех, у кого нет привычки к тому греху, сердце не болит из-за него так сильно, как из-за других запретов Торы. И потому нет никакой другой заповеди, столь же похожей на мет мицва, как эта.

Действительно, как же должен стыдиться привычный к злословию за самого себя, когда его вызывают к Торе, и при чтении там встречаются стихи, в которых упоминается этот грех, как, например (Ваикра, 19:16): «Не ходи как рахиль в народе твоем», или (Дварим, 27:24): «Проклят поражающий тайно ближнего своего», или (там, 24:9): «Помни, что сделал Г-сподь, Б-г твой, Мирьям», или (Шмот, 23:1): «Не внимай пустому слуху» и т. п.! Ведь если бы не хватало в этих местах даже кончика буквы йуд, он не согласился бы благословлять на чтение по этому свитку и говорил бы, что Тора Всевышнего должна быть цельной – такой, какой нам дал ее Всевышний, – а не ущербной. Ведь он действительно верит во Всевышнего и Его святую Тору со всеми буквами, которые есть в ней. Но, когда доходит у него дело до злословия, – те самые стихи Торы тут же теряют для него всякую значимость, так, что он не видит в своем злословии никакого греха. Смотри же, брат мой, – вот, что сказано в «Тана де-вей Элияу Раба» (гл. 29): «Всякий, кто признает слова Торы и преступает их, – законченный злодей».

Перевод – рав П. Перлов


http://www.beerot.ru/?p=25557