Рав Элияу Лопьян — До чего доходит благодарность за добро

Дата: | Автор материала: Рав Шломо Лоренц

2148

Продолжение. Начало здесь.

До чего доходит благодарность за добро

Одна из известных фотографий рава Лопьяна – та, на которой он подносит кошке молоко. На ней мы видим, что он желает делами рук своих уподобиться Всевышнему в Его милосердии (Теилим, 145:9): «И милосердие Его – на всех созданиях Его».

Мой зять рав Хаим Озер Гурвич, внук рава Элияу, слышал от него, что эту кошку принесли в ешиву для борьбы с мышами, которые развелись там. Узнав об этом, рав Элияу сам отправился дать ей молока – как он объяснил, из долга благодарности за ее «труды».

Рав Элияу счел, что здесь уместно говорить о долге благодарности, на основании сказанного нашими мудрецами о трех первых казнях в Египте – кровью, лягушками и вшами. Моше не наводил их на Египет сам, и они осуществились через Аарона, поскольку у Моше был долг благодарности по отношению к водам египетским, в которых он нашел спасение, будучи брошенным в реку, и к праху египетскому, в котором он скрыл убитого им египтянина. «Отсюда следует, – сказал рав Элияу, – что есть долг благодарности даже по отношению к вещам, которые сделали тебе добро просто в силу своей природы, без особых трудов (и даже более того: эта кошка поедала мышей ради собственной пользы и удовольствия), – и ничто не освобождает здесь от долга благодарности». И как только рав Элияу осознал свой долг, он, по своему обыкновению, тут же исполнил его.

Один из учеников рассказал о нем еще одну историю на ту же тему. Однажды по дороге с утренней молитвы домой рав Элияу остановился поговорить с молодым учеником, и во время разговора начал складывать свой талит на скамье, которая там была. Вдруг он увидел, что скамейка грязная, и тут же поторопился назад в ешиву, чтобы взять полотенце и вытереть ее. Тот ученик рассказывал, что хотел было побежать и опередить его, чтобы самому сделать все это, но рав Лопьян сказал: «Нет! Я должен сделать все сам! У меня есть долг благодарности к этой скамье, на которой я складывал талит!»

Погружен в учебу

Сила концентрации была у рава Лопьяна исключительной. Он приучил себя полностью погружаться в изучаемую тему – и погружался настолько, что совершенно не замечал происходящего вокруг.

Во время Второй мировой войны он жил в Лондоне. Город подвергался налетам немецких самолетов, сеявших смерть и разрушение, жители прятались в бомбоубежищах. В одну из ночей была особенно сильная бомбежка, и было крайне опасно находиться вне убежища, но рав Элияу задержался и не спустился туда из бейт мидраша [дома учения]. Проходили часы, а он все не появлялся, и росло беспокойство о его судьбе. В два часа ночи его близкие нашли посланца, который согласился, невзирая на опасность, подняться из бомбоубежища в бейт мидраш посмотреть, что с ним. Войдя в бейт мидраш, тот увидел рава Лопьяна, углубленного в книгу и не знающего совершенно ни о бомбах, сыплющихся на город, ни о тревоге членов его семьи… (со слов моего зятя, рава Хаима Озера Гурвича).

В другой раз, когда рав Элияу уже был в Израиле, его ученик видел, как он стоит в книгохранилище на вершине лестницы, углубившись в книгу. Через три часа этот ученик вновь входит туда – и снова видит его там же, на лестнице, все так же погруженным в чтение…

Учиться и повторять на память

И еще об учебе. Однажды рав Элияу сказал моему зятю, раву Хаиму Озеру, что у каждого из нас должна быть какая-то часть материала, заученная наизусть, чтобы в то время, когда нет возможности учиться по книге, он мог заниматься этой темой по памяти. Верный своему правилу не говорить другим того, что он не исполняет сам, он сказал, что выучил на память раздел Мишны Кодшим. В возрасте восьмидесяти пяти лет он перенес глазную операцию по удалению катаракты и во все дни, пока не мог читать, штудировал этот раздел. (Кстати, стоит заметить, что он, по скромности своей, несколько раз просил учеников проэкзаменовать его именно по этому разделу.)

Учеба должна быть углубленной

Однажды, когда ему было примерно девяносто лет, он вызвал моего зятя рава Хаима Озера и спросил его: «Ты хочешь поучиться чему-то у девяностолетнего еврея?» Когда тот ответил согласием, рав Элияу сказал ему: «Одни полагают, что нужно учиться, глубоко вникая в материал, а другие – что более целесообразно учиться не столь глубоко, но осваивая за то же время гораздо более широкий круг материала. Сам я испробовал оба этих пути: часть материала изучал так, а часть – по-другому. Ну, и как ты думаешь, что я лучше помню в мои девяносто лет? Только то, что изучал глубоко… Так что учись на моем опыте и посвящай свои лучшие силы углубленной учебе!»

Воспитывай юношу сообразно пути его

Одной из жемчужин рава Элияу было его объяснение стиха Писания (Мишлей, 22:6): «Воспитывай юношу сообразно пути его – и тогда, даже когда он состарится, не свернет с него». Говорит рав Элияу: «Если юноша воспитывает себя с молодых лет, то можно быть уверенным, что “даже когда он состарится, не свернет с него”» – с путей своего воспитания, и продолжит постоянно воспитывать себя до седин.

И эти слова в полной мере соответствуют самому раву Лопьяну. Во все дни своей жизни он тщательно взвешивал и обдумывал все. В частности, это проявлялось в том, что он долгие годы постился по понедельникам и четвергам, а также соблюдал обычай асири кодеш [букв. «десятый – святой», пост и тщательный самоотчет каждые десять дней], как это было принято среди учеников ешивы Кельм. В старости, когда он уже перестал следовать этому обычаю, он сказал, что не постится больше не по той причине, что это тяжело, а потому, что его дурное побуждение привыкло к постам и они уже не оказывают на него влияния.

Делайте самоотчет!

У рава Лопьяна была поразительная память относительно всех его дел – от самого детства до последних дней. На одном из собраний он говорил, что нужно, чтобы каждый человек записывал свои грехи в особую книжку. Продолжая говорить, он вынул из кармана свою книжку, старую и затрепанную, и сказал, что записывал в ней все свои грехи со дня бар мицвы [в этот день еврейский мальчик начинает отвечать перед Небесами за свои дела], – а ему было в то время уже девяносто лет… В другой раз он сказал моему зятю, раву Хаиму Озеру, что помнит все свои дела с трехлетнего возраста.

Примерно за пять лет до своей кончины рав Элияу тяжело заболел, и его жизнь была в опасности. И он стал молиться о выздоровлении, чтобы иметь возможность совершить тшуву [вернуться к Всевышнему, проверив все свои дела]. Когда молитва была принята и он выздоровел, он всецело посвятил себя этому, также и в своих беседах и выступлениях. В этот период он просил моего зятя, рава Хаима Озера, чтобы тот попросил у своей матери, дочери рава Элияу, чтобы она приехала к нему в Землю Израиля, так как он хочет выяснить у нее имя одного человека, которого он обидел и имя которого забыл, – а она, возможно, вспомнит. Дочь действительно прибыла с этой целью и сразу поехала к раву Лопьяну в Кфар Хасидим. Но когда она вошла к нему, он сказал: «Я это уже исправил».

Во время глазной операции, которую ему делали, у него вдруг опасно поднялось кровяное давление, и один его глаз получил необратимые повреждения. Рав Элияу был в большой опасности в течение нескольких недель, буквально в одном шаге от смерти. Его врачи, из числа ведущих окулистов мира, утверждали, что это был исключительный случай – ведь перед операцией были сделаны все необходимые анализы, и не предвиделось никаких проблем.

Через несколько лет ему потребовалась другая операция. Когда он успешно и благополучно прошел ее, он сказал своему ученику, пришедшему навестить его: «Вы наверняка помните, что в ходе предыдущей операции я был в состоянии опасности для жизни, и причина этого в следующем. Перед тем, как меня внесли в операционную, я подумал, что сейчас идет суд на Небесах, будет ли операция успешной, и нужно делать тшуву. Решил подумать о моих делах – ведь я их помню с юности. Ясно, что у меня резко поднялось давление и возникла угроза жизни. Так на этот раз я уже не хотел подвергать свою жизнь опасности и оставил те мысли…»

От всего сердца – в полном смысле слова

Рав Элияу сказал о себе, что никогда не упрекал сыновей в тот момент, когда они делали что-то заслуживающее упрека, – из опасения, что его намерение в этот момент не будет чистым, лишь во имя воспитания, и к нему в какой-то мере примешается гнев. Лишь через какое-то время, убедившись, что гнев прошел, он считал себя вправе упрекать и наказывать их – с целью воспитания. Как-то раз, когда один из сыновей сделал что-то запретное, рав Элияу выждал две недели, прежде чем отчитать его, ибо только тогда он мог быть уверенным, что его гнев прошел.

Рассказывал он и об одном случае, который произошел еще в период его жизни в Лондоне. Пришел к нему какой-то человек и попросил прощения за то, что задел его честь. Рав Элияу попросил его рассказать, когда и как это было, но тот человек стыдился и не хотел рассказывать. И только когда после многих просьб рав Элияу заявил ему, что если так, то он не может его простить, тот человек согласился.

Выслушав рассказ, рав Элияу сказал: «Я мог бы сказать Вам сразу, что прощаю. Но поскольку речь идет о действительно серьезном посягательстве на мою честь, я знаю, что это не будет прощением от всего сердца, и потому я советую Вам прийти ко мне снова через две недели. Тем временем я постараюсь поучить побольше Мусара – и надеюсь, что тогда смогу простить Вас полностью и от всего сердца».

Исполнение – строго по букве закона

Ученик рава Лопьяна гаон рав Моше Аарон Штерн, духовный руководитель ешивы Каменец, рассказывал, как однажды, когда он принес раву Элияу завтрак, он увидел того очень уставшим. На вопрос о причине этого рав Элияу ответил, что поднялся сегодня до зари, а когда рав Штерн спросил, зачем ему надо было так рано вставать, если утренняя молитва в ешиве начинается только в семь, он сказал следующее: «Сказано в наших святых книгах, что когда человек приходит в Высший мир, его спрашивают, соблюдал ли он Тору и заповеди. Надо полагать, что приносят четыре раздела «Шулхан Арух» [важнейшего свода законов еврейской жизни, составленного великим мудрецом эпохи ахароним равом Йосефом Каро] и расспрашивают по нему – параграф за параграфом. Начинают с раздела «Орах Хаим» [законы повседневной жизни], а там в первом же параграфе установлен следующий закон: “Пусть человек встает утром, преодолев себя подобно льву, на служение Творцу своему – чтобы стать пробуждающим зарю”. [То есть пусть встает до начала рассвета – и это, конечно, не закон, а достойное похвалы устрожение.] Меня спросят, исполнял ли я это, и ясно, что мне будет неприятно быть уличенным в неисполнении этого в самом начале суда… И потому я поднимаюсь рано утром, чтобы, когда придет время, я мог засвидетельствовать о себе, что исполнял это».

В годы старости рав Элияу был способен изменить свой укоренившийся обычай и начать вставать ранним утром – чтобы исполнять закон строжайшим образом и не отступать от него под предлогом, что «так принято повсюду», или под любым другим.

Слова, проникающие в сердце

Сила слов рава Лопьяна и его воздействие на слушателей были совершенно особыми. Слова, выходившие из его чистого сердца, проникали в сердца людей. Это было особенно наглядно на примере учеников ешивы в Кфар Хасидим, которые безоговорочно принимали сказанное им.

Однажды он упомянул в своей беседе, как Хафец Хаим объясняет слова наших мудрецов (Санедрин, 98а) о том, что сын Давида [царь Машиах] придет лишь в том поколении, которое либо целиком достойно, либо целиком недостойно. Они имели в виду, что произойдет четкое разделение лагерей [в одном будут только целиком праведные, а в другом наоборот], и достойные должны оказаться таковыми и внутренне, и внешне. Рав Элияу сказал, что в свете этого следовало бы носить кисти цицит поверх одежды, чтобы показывать этим, к какому лагерю мы принадлежим. И все ученики тут же, без всяких раздумий, вынули кисти цицит, хотя это было тогда чем-то новым, чего почти нельзя было увидеть в ешиве.

Даже когда он еще только учился в «талмуд-торе» в Кельме, чувствовалась сила того, что выходило из его уст. Как известно, Саба из Кельма, рав Симха Зисл установил там обычай не объявлять при вызове к чтению Торы никаких титулов вызываемого, как, например, «взойдет рав такой-то», и объявлять только имя: «Взойдет такой-то». И, тем не менее, он распорядился вызывать рава Элияу, объявляя: «Взойдет рав Элияу», поскольку тот своими словами наделяет многих людей заслугами, а для наделяющего многих заслугами – закон другой.

«У меня уже нет “вкуса” к этому миру»

Рав Элияу имел огромное влияние на своих учеников. Следующую историю я слышал от моего зятя рава Хаима Озера Гурвича.

Зять рава Лопьяна р. Кальман Пинский обратился к одному богатому человеку из Южной Африки в надежде получить от него щедрое пожертвование, и представился ему именно как зять рава Элияу. К его удивлению, тот ответил, что зятю рава Элияу Лопьяна он не даст ни копейки…

Свое решение он объяснил тем, что в молодости учился в ешиве в Кфар Хасидим и слышал там беседы нашего рава, но после сбросил с себя бремя Торы и заповедей. Он сказал: «Рав Элияу разрушил всю мою жизнь. После того, как я услышал его слова о пустоте и ничтожестве дел этого мира, нет у меня вкуса и охоты ни к чему в этом мире…»

Слова, исходящие из сердца

Не так просто это ему давалось – то, что его беседы имели такую силу.

Перед каждой из них он с большим душевным жаром углублялся в Мусар [учение о совершенствовании душевных качеств]. Однажды, когда он вернулся с дороги за час до беседы, он сообщил, что не сможет ее проводить. Ученики подумали, что это потому, что он устал с дороги, но он сказал: «Я всегда провожу беседу, только если сам чувствую себя на той ступени, о которой идет речь. Чтобы достичь этого, я изучаю Мусар в течение двух часов перед каждой беседой – но теперь остался только час».

В ходе бесед рав Элияу говорил с огромным воодушевлением, с интонацией, подобающей беседе по Мусару, и с большим внутренним чувством. Но когда он учил перед этим Мусар, он пребывал в еще большем воодушевлении и волнении. Однажды он вернулся очень уставшим после проведенной беседы и сказал ученику, что устал не от поста, который он соблюдал в тот день, и не от самой беседы, а от учебы, предшествовавшей ей.

После такой огромной подготовки его слова были в полном смысле, что называется, «исходящими из сердца», и неудивительно, что они были также и «входящими в сердце».

В книге «Лев Элияу» (т. 2, стр. 13) рассказывается следующее: «Однажды к нашему учителю гаону раву Элияу Лопьяну подошел один из учеников ешивы и попросил разрешения поехать на свадьбу своего родственника. Наш учитель спросил его: “Уверены ли Вы, что там не будет прицут [нескромно одетых женщин]?” Ученик, который знал, что там это будет, замялся и пытался оправдываться: “Но мои папа, мама и я будем сидеть за особым столом, и т. п.”, и закончил: “Мне это не повредит”. Наш учитель содрогнулся, услышав эти слова, и ответил так: “Послушайте, пожалуйста! Мне уже за восемьдесят, и я слеп на один глаз – но когда я иду по улице, я полон страха, что оступлюсь, не дай Б-г, увидев то, чего не следует видеть. А Вы, молодой парень с двумя здоровыми глазами, говорите мне, что Вам это не повредит?”»

«Чтобы не вставали, когда я вхожу в Дом учения»

Такая черта, как скромность, была запечатлена в его душе в необычайной степени. Рассказы и слухи о его величии в этом ходили в его время во множестве. Мне достаточно будет привести то, что было написано на записке, которую он повесил при входе в ешиву в Кфар Хасидим: «5-е Тевета 5725 (1964) года. Я прошу всех, и также учеников ешивы, не вставать, когда я вхожу в Дом учения; это доставляет мне большое огорчение. Царь Давид сказал (Теилим, 51:5): “Ибо проступки мои знаю я”. Непонятно, что значит “я”. Простой смысл состоит здесь в том, что грехи человека знает только он сам, а остальные люди – нет, и стыдно ему перед ними. Я говорю о себе словами царя Давида: “Ибо проступки мои знаю я”. А если я даю благословения, то лишь сообразно сказанному: “Пусть не будет благословение простого человека маловажным в глазах твоих” (Брахот, 7а), и не более того».

Насколько же это поразительно все это – и насколько далеко от воспринимаемого нашим разумом! Человек, который уже в молодости удостоился явления пророка Элияу и все свои дни пребывает в постах и критическом разборе своих дел, весьма преклонных лет (ему было тогда восемьдесят девять), при всем своем величии в Торе и Мусаре, – не хочет, чтобы ученики ешивы, в которой он исполняет обязанности духовного руководителя, вставали в его честь… Также и в отношении благословений – не видит никакой особой причины, чтобы ему подобало их давать, – и дает только потому, что сказали мудрецы: «Пусть не будет благословение простого человека маловажным в глазах твоих». Подумаем же об этом!

Перевод – рав П. Перлов


http://www.beerot.ru/?p=30317