Ваикра — Маленькая «алеф»

Дата: | Автор материала: Рав Яаков Галинский

1683
маленькая алеф

Недельная глава Ваикра

Как известно, Моше рабейну, по своей великой скромности, просил, чтобы не было написано о нем «Ваикра эль Моше» («И воззвал к Моше») – что показывает особую важность и милость Моше в глазах Творца, — а чтобы было написано «Ваикар» – что символизирует случайное, косвенное обращение. Когда Всевышний не согласился на это, Моше попросил, чтобы хотя бы буква «алеф» в слове «Ваикра» была написана маленькой. Эта просьба была исполнена.

Это учит нас, что следует стремиться к совершенству, следует желать достичь всего. Но когда это не получается, не следует сдаваться полностью, а добиваться хотя бы того, чего мы в состоянии достичь. Если нельзя все – то хотя бы часть.

Как известно, Хафец Хаим требовал от всех распространителей его книг, чтобы в каждом месте, куда они приедут, они давали урок на тему, как уберечься от лашон а-ра (злословия), о важности и необходимости этого. Один из них как-то сказал, что не может принять условие давать урок в каждом месте.

«Почему?» – спросил рав.

«Я расскажу, — ответил тот. — Возьмем, к примеру, один город…» Название он решил не говорить, может, это будет лашон а-ра. Рассказал, что попросил сказать речь в большой синагоге, ему ответили, что городской раввин дает там постоянный урок. Во второй и третьей синагоге тоже были уроки, а в четвертой не пожелали слушать урок. Наконец, нашлась одна синагога – синагога портных, где он смог дать урок. Он встал и начал говорить, насколько страшен грех злословия. Ведь каждый, кто злословит, подобен тому, кто совершает три самых серьезных греха вместе: кровопролитие, прелюбодеяние и идолопоклонство. И Всевышний говорит: «Я и он не могут жить вместе в мире». И он может нарушить семнадцать запретов Торы, как сказано в предисловии к книге «Хафец Хаим».

«Дорогие евреи! – вскричал он от всего сердца, — как мы опасаемся капли молока, которая попала в куриный суп, и уже бежим к раву, запрещаем это блюдо, заново кашеруем кастрюлю… А ведь это только один запрет, и тот – запрет мудрецов. А здесь – семнадцать запретов самой Торы, Б-же упаси!»

Выслушал его Хафец Хаим и отреагировал: «Замечательно, именно такую речь я и имел в виду…»

«Ну да, — горько вздохнул тот, — но вот только, когда я выходил, услышал, как один из присутствующих говорит другому: “Слушай, стоило прийти! Наконец-то дело говорят! Расскажу жене, чтобы не поднимала бурю в стакане воды. А то чуть что не так на кухне – она уже бежит к раву, выливает суп, кашерует кастрюлю… А это гораздо меньший грех, чем лашон а-ра!”»

Рассказчик был в шоке. Вместо того, чтобы принести пользу своей речью, он только навредил…

Успокоил его Хафец Хаим: «Не переживай. Во-первых, только один так отреагировал, а ведь там было немало слушателей, может быть, на других повлияло к лучшему. А во-вторых, уже сказал рав Исраэль Салантер: стоит говорить о Торе перед множеством людей, даже если впоследствии выяснится, что сама речь ничего не изменила на деле. Но если в процессе хоть у одного из слушателей пробудилось сожаление о своих проступках, даже если это был огонек, который зажегся и тут же погас, и даже если этим одним-единственным человеком был сам выступающий… Все равно дело того стоило!»

И вот, что я расскажу на эту тему.

В свое время «просвещенцы» желали разрушить основы иудаизма в Литве. Что они сделали? Основали под эгидой властей «раввинский колледж», где будущих «раввинов» обучали отрицанию Творца и насмешкам над всем святым для евреев. Разумеется, это учебное заведение пользовалось плохой репутацией, и никто из религиозных евреев не посылал туда своих детей.

Основатели заведения стали ломать голову, как придать ему нужный блеск. Имя рава Исраэля Салантера тогда было на устах, и они решили, что если тот согласится преподавать там, то, разумеется, отношение людей изменится, и родители, не колеблясь, будут записывать туда подростков.

Они обратились к властям с этой низменной идеей, и министр образования Уваров дал свое согласие. Более того: он вызвал главу поколения, рава Ицеле из Воложина, и потребовал от него предпринять действия в этой сфере.

[От редакции. Царский министр образования Сергей Уваров был одержим идеей «просвещения» среди евреев. Для этой цели среди прочего был образован комитет, первая из задач которого гласила: «Действовать на нравственное образование нового поколения евреев учреждением училищ в духе, противном нынешнему талмудическому учению». Очевидно, что все это в реальности было направлено на отрыв евреев от Торы, от собственного наследия, от традиционного образования. Эти идеи нашли широкий отклик в среде так называемых «просвещенцев».

Тем не менее, с целью привлечь к своим действиям как можно больше авторитетных руководителей еврейской общины, Уваров созвал так называемую «Раввинскую комиссию по образованию евреев». В эту комиссию и был приглашен руководитель Воложинской ешивы рав Ицхак Воложинер, а кроме него — рав Менахем Мендл Шнеерсон (Цемах Цедек), глава хасидов Хабада. Усилия двоих выдающихся мудрецов Торы — литовского и хасидского направлений — привели к тому, что Уваров отказался от идеи полностью запретить преподавание Талмуда. Кроме того, между двумя великими мудрецами установились добрые отношения, что также способствовало сглаживанию разногласий внутри еврейского народа.]

Рав Ицеле согласился, но по противоположной причине: он считал, что, если рав Исраэль Салантер станет преподавать там, он произведет революцию.

Своей великой личностью и своей Б-гобоязенностью, большей даже, чем его гениальная мудрость, окажет благословенное влияние на учеников.

Однако рав Исраэль полностью отверг эту идею. Он считал, что это учебное заведение прогнило в корне, и его назначение только даст официальное обоснование этой испорченности, как печать кашрута на некашерном продукте. А чтобы не связываться с властями и не нарушать постановление главы поколения, он сбежал в город Мемель (Клайпеда).

Духовное состояние еврейской общины в Мемеле находилось на самом низком уровне. Евреи приехали туда, чтобы влиться в экономическую жизнь города, а центром ее был большой порт, жизнь в котором била ключом. Порт работал шесть дней в неделю, а выходным днем было воскресенье. И евреи тоже работали в субботу, Б-же упаси.

Рав Исраэль знал, что ему не удастся убедить евреев закрыть свой бизнес в субботу.

[Спустя несколько лет, когда он снова приехал в Мемель и пробыл там дольше, у него получилось воздействовать на общину так, что все еврейские предприятия не работали в субботу. Но это отдельная история.]

В пятницу они работали как обычно, вечером заканчивали дела, переодевались и приходили в синагогу встретить Шаббат. Делали Кидуш, устраивали субботнюю трапезу, а на следующее утро… вставали и шли работать!

Рав Исраэль попросил разрешения сказать несколько слов между Кабалат Шаббат и вечерней молитвой.

«Дорогие мои собратья! – сказал он, — Мы ведь все – евреи, мы все верим в Творца и все хотим соблюдать заповеди Торы. Доказательство этому то, что вы здесь. После тяжелого изматывающего рабочего дня вы собрались, чтобы торжественно встретить Шаббат. Однако испытание заработком очень тяжело, и у вас не получается выстоять в нем.

Я не буду высказывать свое мнение об этом, ведь “так же, как есть заповедь сказать то, к чему прислушаются, так есть и заповедь не говорить того, что все равно не захотят слушать”. Однако есть один момент, в котором вы согласитесь со мной: даже если вы “вынуждены” открыть бизнес в Шаббат, курить вы не имеете права! Нет на это никакого разрешения! И точно так же запрещено писать даже одну букву, если это не касается бизнеса. Хотя бы это!»

Сказано в трактате Брахот: «Слова каждого, кто обладает Б-гобоязненностью – слышны». Слова, исходящие из чистого сердца, проникли в сердца слушающих, и они полностью приняли соблюдать Шаббат, вплоть до самых мелких деталей – во всем, что не касается бизнеса.

Конечно же, и этому не было никакого разрешения. Но сколько нарушений Шаббата прекратилось после этой речи!

Это и есть – маленькая «алеф».

Однажды, когда я был в США, местный раввин рассказал, какие вопросы к нему поступают. Один человек позвонил, что его отец умер, и он должен сидеть шива, семь дней траура. Однако он не может закрыть бизнес на целую неделю. Пусть рав скажет, сколько дней минимум он должен соблюдать траур. Рав сразу же ответил: «Минимум четыре дня!»

Тот согласился. Я же, услышав это, был в недоумении: «Я знаю, сказано в Моэд Катан (27б): “Три дня для слез, семь дней – оплакивать, тридцать дней – для стрижки”. Однако откуда вы взяли четыре дня?»

Рав объяснил: «Отец умер в среду».

«Ну, так что?»

«Хотя бы одну субботу бизнес будет закрыт!»

И я понял: маленькая «алеф»…

Перевод: г-жа Лея Шухман


http://www.beerot.ru/?p=50535