– А если случалось, что кто-то из детей недостаточно уважительно к ним относился, как они реагировали?
Конечно же, делали замечание! Но, понятно, не папа говорил, что «папу надо уважать», а кто-нибудь другой, брат или мама, и точно так же в отношении мамы. Мой брат говорил мне, что когда папа входит в комнату, перед ним надо вставать. А папа говорил: «Нет-нет! Передо мной не надо вставать, а вот перед братом надо, потому что он – талмид хахам (мудрец Торы)!»
– Так из этого было понятно, что перед обоими надо вставать!
Да! Я вспоминаю еще один момент: когда мне в детстве покупали, например, новое платье, я обязательно шла к папе – показать его; я знала заранее, что он скажет, что оно очень красивое. И хотя про все, что бы я ни надела, папа говорил, что это очень красиво, мне все равно нужно было услышать его одобрение. При всем этом он не говорил просто так: у него действительно был вкус. Однажды я пришла к нему (мне было тогда четыре или пять лет) и сказала, что хочу покрасить ногти красным лаком. В России ведь все красят ногти! Папа не сказал мне: «Да ты что! Ни в коем случае!» Он ответил так: «Ты знаешь, что Всевышний сотворил природу, и человека, как часть ее. И все, что есть в природе – очень красиво! Если мы немножко подчеркиваем природу, а не искажаем ее, – это красиво. Например, покрасить ногти розовым цветом – это красиво, а красным – это уже вульгарно!»
– То есть он направлял вас в нужную сторону, хотя и очень мягко!
При этом он никогда не говорил: «Не делай этого!» – и точка. Казалось бы, на слова маленького ребенка можно вообще не обращать внимания, но папа ко всему относился очень серьезно, как будто я – совершенно взрослый человек. И он всегда говорил так, что мы все понимали.
Он никогда не говорил непонятными словами, а только самыми доступными. Родители относились к нам как к взрослым, считались с нами. Если кто-то из детей сказал, что ему что-то неудобно или не нравится, не говорили: «Вы должны только слушаться и делать так, как нам надо!» Они делали все возможное, чтобы подстроиться под нас – понятно, до определенной границы. Так, например, мама сидела со мной дома до первого класса, хотя это было тяжело и с материальной точки зрения, и потому, что она была очень активной, общительной женщиной. Я, уже повзрослев, нередко думала: как она выдержала это?
– А когда вы приехали в Израиль, что-то изменилось в их подходе к воспитанию?
Сначала, когда мы сюда приехали, нам стало в чем-то легче, но в чем-то и тяжелее. Мы всегда жили довольно бедно, но в Израиле вначале было совсем уж тяжело! Родители очень много работали – еще больше, чем в СССР, и папа, и мама, но зато мы, дети, уже были немножко старше. Где-то в одиннадцать-двенадцать лет я должна была почти самостоятельно вести хозяйство, так как старшая сестра к тому времени вышла замуж. Ей тоже надо было помогать. В период, когда мне было двенадцать-семнадцать лет, было очень непросто, тем более, что я родилась, когда маме было сорок лет, а отцу – сорок четыре; когда я была подростком, они были уже немолодыми людьми. Я ощущала ответственность за них, понимала, что нужно помогать им, проявлять заботу. Они совершенно не давали этого понять, но у меня было такое внутреннее ощущение. Вообще, у нас в семье понятие ответственности было очень важным: чувство ответственности было развито у всех.
– А в чем родители были наиболее принципиальны – настолько, что никоим образом не могли в этом уступить?
Самым принципиальным для них было соблюдение законов Торы. Еще когда я была совсем маленькой, папа сказал мне: «Ты можешь выйти замуж за любого, только он должен быть евреем и соблюдающим Тору человеком. Все остальное – это твой выбор». И мы очень ясно понимали, что именно это для папы самое важное – чтобы мы соблюдали законы Торы и были праведными, как можно более праведными! Особенно в отношениях между людьми.
В нас воспитывали ответственность. Не контролировали нашу учебу (далеко не со всеми детьми можно так, но на нас, родители это знали, можно было положиться). И еще: родители никогда не будили меня в школу. Они относились ко мне, как к взрослой, и ясно, что взрослый человек должен быть ответственным за себя.
Когда я пошла в школу, мне было уже восемь лет, да и по характеру своему я была очень пунктуальной девочкой. В результате вся моя семья страдала: я просыпалась в семь утра и с этого момента объявляла, что опаздываю. Бедные мои родители! Нужно было собраться, заплести косички, и я не могла делать все это сама. Я все время дрожала, что уже опаздываю, и просила, чтобы мне скорее помогли. Школа моя была достаточно далеко – единственная школа, в которой учительница соглашалась, чтобы я не приходила в Шабат. Старшему брату приходилось ехать со мной – провожать. Ему это было довольно удобно, так как недалеко от моей школы была семья, где устраивали миньян ватикин (утренняя молитва перед восходом солнца). Зимой, правда, все было сложнее: солнце восходит поздно, молитва начинается поздно, а брату не хотелось приезжать со мной намного раньше времени начала молитвы и ждать потом на лютом морозе (неудобно ведь в чужую семью приходить заранее). А я очень переживала, что опаздываю на занятия.
– Вы сказали, что родители не контролировали учебу детей. Они вообще никогда не проверяли оценки?
Не совсем так. Мы приносили табель, показывали родителям, они смотрели – и этого было достаточно. Папа всегда говорил: не так важны оценки, насколько они хороши; то, что действительно важно – это поведение.
– И как это влияло на желание учиться?
Мне самой учеба была чрезвычайно важна. Это – моя честь, мое достоинство. Нас воспитывали так, что у человека должна быть честь. Знаете, было такое, например, понятие, как «офицерская честь»…
Папе и маме было очень важно, чтобы у человека была своя честь; например, если он что-то пообещал – должен исполнить. Нам объясняли, что есть вещи, которые ниже нашего достоинства. Например, когда дети на улице обижали меня, и я сердилась и говорила, что они мне сделали так-то и так-то, а я им сделаю так-то – мама мне всегда отвечала: «Это – их уровень. Ты до них не опускайся! Ты ‑ выше, и тебе все равно, как поступают все остальные!» Но это вовсе не было высокомерием.
Еще одно твердое правило, соблюдаемое в нашей семье: мы обязаны помогать всем окружающим. Папа был сыном раввина, его родители тоже были детьми раввинов и с детства впитали чувство ответственности за все вокруг. Это чувство, я надеюсь, папа передал и нам.
– У вас, детей, не было ощущения, что это иногда за ваш счет?
Нет! Это был просто образ жизни. Если человек приходит к вам в дом – вы обязаны дать ему поесть, уделить внимание, порадовать, поднять ему настроение. Если кому-то рядом с вами плохо, у кого-то проблемы – это ваша ответственность. Кроме того, у папы было такое ощущение, что Всевышний дал ему достаточно ума, сил и средств, чтобы решить все и со всем справиться. Это ощущение: «Я всегда найду выход из положения!», этот неописуемый оптимизм он явно унаследовал от своих родителей. Еще маленькая, я с ним часто спорила – с позиций реализма. Когда он говорил мне, что сейчас, в следующие полчаса он окажется в трех разных концах города, я пыталась объяснить, что это невозможно, а папа говорил: «Б-г поможет! Мы все сделаем!»
– И действительно делал?
Да! А потом еще и рассказывал: «Видишь ли, тут начали позже, там начали раньше и т. д. – и в результате я все успел!» Он объяснял нам: «Если хотите – сможете! Нас ограничивает не внешний, физический мир, а только наши желания и воображение!» Он все время делился с нами этими «открытиями» – и так учил нас на своем примере.
Из книги рава Х. Фридлендера «О воспитании в еврейской традиции», изданной фондом «Беерот Ицхак»
