Мы учим в трактате Бава Меция (92а): двое идут по дороге (в пустыне), и у одного из них есть мех с водой. Если оба будут пить из него – оба умрут. Если будет пить только один – ему хватит, чтобы дойти до места, где живут люди. Комментирует Бен Птура: «Пусть лучше оба будут пить, и оба погибнут, но ни один из них не увидит смерть своего товарища». Однако раби Акива постановил по-другому. Из стиха «Пусть брат твой живет с тобой» он учит, что твоя жизнь на первом месте по сравнению с жизнью твоего товарища.
Пишет Хафец Хаим в своей книге «Аават Хесед»: «Сказано лишь, что жизнь человека для него самого предшествует жизни его товарища. Но чтобы его богатство предшествовало жизни его товарища – такого мы в Торе не находим».
Однако, великому раву Йосефу Терани, известному, как а-Мабит задали вопрос по поводу еврейской общины, изгнанной из Анконы, которую великодушно принял граф города Пезаро, поскольку знал, что евреи помогут расцвету экономики его города. Матрона Дона Грация попросила, чтобы все купцы привозили свои товары в Пезаро, чтобы граф не пожалел о своей доброте и не причинил зло иммигрантам. Еврейские купцы стали жаловаться, что в Пезаро нет хорошего порта, и они будут терпеть убытки, поэтому здесь действует правило «твоя жизнь предшествует». Однако жители Пезаро утверждали, что они находятся в настоящей опасности, а в таком случае правило, что нельзя тратить на благотворительность больше пятой части доходов, не действует. И те, кто не посылают свои товары в Пезаро, нарушают запрет «Не стой, видя кровь своего ближнего» [т. е. запрещено не спасать другого, который находится в опасности]. Мабит ответил (см. его алахические ответы, ч. 1, п. 237), что, поскольку эта заповедь не лежит на ком-то одном, а на всех купцах в целом, нельзя требовать от конкретного купца потерять более, чем пятую часть доходов. И если все купцы действительно направят свои товары в Пезаро, они поддержат его экономику даже без того, чтобы их доходы снизились более, чем на 20%.
Отсюда можно сделать вывод, что есть разница между заповедью, возложенной на многих и на одного.
В первом случае, чтобы спасти других, нет обязанности тратить более, чем 20%, а во втором – все, что у человека есть, он обязан отдать, чтобы спасти жизнь другого.
Следующая история демонстрирует это. Когда я учился в ешиве в Белостоке, рав Гершон Либман был одним из самых старших и уважаемых учеников. Он обручился еще до войны и женился во время войны, в Вильнюсе. После этого наши пути разошлись. Я попал в Сибирь, потом в Узбекистан, и женился в Ташкенте. После войны, вместе с польскими беженцами, я выехал из Советского Союза, и в итоге оказался в Берген-Бельзене. Бывший концлагерь, который переделали в лагерь для перемещенных лиц. Там я снова встретился с равом Гершоном Либманом. Он там ни минуты ни сидел без дела. Убедил начальство лагеря, что нужно занять беженцев учебой, чтобы осваивали «еврейскую культуру», и открыл в лагере ешиву. Получил бюджет в «Комитете спасения» и послал меня по всем ближайшим лагерям беженцев, открывать хейдеры для детей. Откуда взялись дети после войны? Как они выжили? И все-таки, удалось собрать. Двое из одного лагеря, трое из другого, там пять, тут даже десять. Желающих преподавать было немало, бюджет – хоть и крошечный – был, так что работы мне хватало.
В одном лагере я наткнулся на откровенную враждебность. Не со стороны светских, там разделение было четким – они действуют по своим каналам, а я – по своим. А тут представитель религиозных евреев отнесся ко мне очень подозрительно. «Кто вас послал?» – потребовал он ответа. Только не «Агудат Исраэль», которую он терпеть не может.
«Всевышний», — ответил я. Я действую по Его поручению.
«Если так, — сказал он, — вы мне не нужны. У меня с Ним прямая связь».
«А, значит, вы уже открыли хейдер?» – поинтересовался я.
«Нет», — признался тот.
«Видите, это доказательство, что Всевышний послал меня, а не вас».
А он за свое: «Кто за вами стоит?»
Я его успокоил: «Это частная инициатива одного рава. Вы его не знаете. Его зовут рав Гершон Либман».
Как только он услышал это имя, сразу же сказал: «Делайте все, что хотите, мы окажем вам любую возможную помощь!»
Я удивился такому перевороту. А он объяснил: «С равом Гершоном Либманом я познакомился в лагере».
Он рассказал, что был в концлагере. Каждое утро они выходили на принудительные работы, и на весь день давали им маленькую горбушку хлеба. Конечно же, ее не хватало, люди умирали один за другим. Каждое утро, когда они вставали, несколько человек оставались на нарах. Это были те, кто умерли ночью, или те, кто были уже в полном изнеможении, и не могли встать. Остальные, даже если были совершенно измученными, заставляли себя подняться, чтобы встать в очередь за куском хлеба и парой ложек жидкого супа.
Просто сердце болит вспоминать: голод был настолько ужасным и мучительным, что иногда одни набрасывались на других и отнимали у них их порцию жизни. У тех же не было сил сопротивляться, и они с горечью смирялись с приближающейся смертью. А те, кто отняли, хватали и заглатывали хлеб, почти не жуя. «Не суди другого, пока не окажешься на его месте», — напомнил он мне.
Однажды утром они встали и увидели, что один из них остался лежать. Не было сил уже встать. Звали его Авраам Розомильский, ученик ешивы Пинска. Всем его было жаль, но делать нечего – чем тут поможешь? Так что люди сочувственно покивали ему головой и поспешили в очередь за едой. Вернулись с сокровищем в руках: куском хлеба и тарелкой супа, которые помогут им выжить. «И тогда, — продолжил он, — я вдруг увидел, как рав Гершон Либман подходит к Аврааму и начинает кормить его супом. По ложечке, преданно, с любовью, как будто это его единственный сын. Авраам вначале даже с трудом мог проглотить этот суп. Но от ложки к ложке он чувствовал себя лучше, уже открыл глаза. Рав Гершон продолжил кормить Авраама супом, потом стал давать ему по маленькому кусочку хлеба. Мы все стояли и смотрели. Авраам настолько окреп, что даже смог сесть. Вернулся к жизни.
А рав Гершон весь тот день не ел ничего. Он дал другому свою еду, рискнул своей жизнью.
Перед таким человеком я преклоняюсь! Все, что пожелает – сделаю!»
Перевод: г-жа Лея Шухман