Недельная глава Итро
Перед дарованием Торы Моше был послан сказать сынам Израиля: «А теперь, если вы будете слушать Меня и хранить союз со Мной, то вы будете Моим достоянием среди всех народов» (Шмот, 19:5). Комментирует Раши: «А теперь — если теперь примете на себя, служение станет вам приятно отсюда и далее, ведь любое начало тяжело».
Рав Моше Тикочинский говорил: так много ребят «ломаются» в начале своей учебы в ешиве для старших.
И их можно понять: они закончили младшую ешиву в статусе лучших учеников. Они были там самыми старшими (последний год) и самыми важными. Они приходят в старшую ешиву, полные энергии, надежд и вдохновения, готовые снова завоевать вершину. И вдруг – новые порядки, новые понятия, такой высокий уровень учебы, а они – всего лишь новенькие, первый год учебы, кто вообще на них смотрит. Уроки проходят на таком высоком уровне, и есть столько талантливых ребят, заслоняющих их. Это очень тяжело, ничего не скажешь. Проходят два-три месяца, и они подводят итоги: если первые месяцы были такими тяжелыми, а в ешиве проводят около пяти лет, шестьдесят месяцев, то всю эту тяжесть нужно умножить на тридцать. Можно ли удивляться, что они впадают в отчаяние, падают, не в состоянии встать?
А ведь причина этого – критическая ошибка! Они забывают сказанное Раши: «Если теперь примете на себя, станет приятно отсюда и далее, ведь любое начало тяжело».
Более того: Раши не пишет, что в будущем вам станет приятно. Нет! «Если теперь примете на себя – вам станет приятно отсюда и далее» – с этого момента! Ведь в тот момент, когда человек понимает, что трудность – временная, он получает «второе дыхание», чтобы преодолеть этот тяжелый период, и врата света сами собой открываются перед ним!
Один еврей, знающий Тору, когда достиг пожилого возраста, ушел от всех своих дел и полностью посвятил себя Торе. Он рос и поднимался в ней, и просто увидел свой Ган Эден при жизни. В какой-то момент он решил подняться в Святую Землю, поселиться в Иерусалиме – дворце Царя, и трудиться над Торой в самом святом месте.
Какое это самопожертвование, мы и представления не имеем!
Оторваться от своей большой семьи, от общины, от синагоги и бейт-мидраша, где он провел свои лучшие годы… Приехать в чужое, незнакомое место, находиться там в старости и ее болезнях без помощи и поддержки, и умереть в одиночестве. И все это ради того, чтобы подняться духовно! Он написал об этом намерении своему раву, раву Исраэлю Салантеру, и попросил его благословения.
Рав Исраэль согласился на этот шаг, но добавил предупреждение. Он напомнил ему слова Гемары (Хагига, 10а), которая объясняет сказанное у пророка Захарии (5:10): «У выходящего и входящего нет мира» – если человек перешел от Талмуда к Талмуду (например, от Вавилонского к Иерусалимскому) – у него нет мира (имеется в виду душевного спокойствия – прим. пер.).
Объяснил рав Салантер: любое изменение нарушает душевное равновесие человека. Он привычен к своему городу, своей общине, урокам и распорядку дня, а тут ему приходится приспосабливаться к новой общине, другой синагоге и другому бейт-мидрашу, и «у него нет мира» – пока не привыкнет. Ему следует знать это заранее, чтобы не отчаяться. Ведь любое начало тяжело!
Однако, когда это знаешь – путь проложен. И как он сладок, этот путь!
Я помню, в бейт-мидраше, где мы учились, был один старый еврей, которому было уже за девяносто, и он постоянно учился. Настолько был погружен в учебу, что даже ел он в бейт-мидраше, с книгой, и учился, пока сон не сваливал его. А как только просыпался – сразу же продолжал учиться. И так – с выхода Шаббата до кануна следующего Шаббата. В канун Шаббата его внуки приходили и провожали его домой к одному из его детей, а после исхода Шаббата он возвращался к учебе. Я до сих пор помню его фигуру, согбенную над большой Гемарой, в которую он смотрел через лупу, и его охрипший голос, тихо и с истинным наслаждением распевающий слова Гемары. Он был для нас примером истинного постоянства в учебе – и загадкой.
Однажды, когда он пошел омывать руки перед завтраком, один из ребят подошел к нему и спросил, как он удостоился такого гешмака – такой сладости, такого удовольствия в учебе Торы. Он таким родился, или приобрел это качество? А если приобрел – то как?
Старик услышал вопрос, омыл руки, благословил, вернулся на место. Откусил кусочек — кезаит — хлеба, а потом сказал: «Я тебе отвечу. Но позови всех ребят – им тоже будет полезно это услышать!»
Сколько нас там было в бейт-мидраше? Человек двадцать, может, чуть больше. Мы все собрались вокруг него. Я стоял позади него. И он начал рассказывать:
«В юности я удостоился учиться в Воложинской ешиве в период ее расцвета, когда ею руководили двое великих: Нецив из Воложина и автор “Бейт а-Леви” из Бриска. Я был талантливым юношей, иначе меня бы не приняли. Но особого желания учиться у меня не было. Мои идеи в учебе нравились раву из Бриска, и он подбадривал меня учиться с большим усердием, но мне доставляло удовольствие бездельничать.
Все время, пока я тихо “мечтал”, он игнорировал это. Надеялся, что сладость учебы притянет меня к себе, и я стану учиться более усердно. Но однажды он увидел, что я болтаю с двумя другими ребятами и отвлекаю их от учебы. Этого он не мог позволить!
Он обратился ко мне проникновенным голосом: “Велвеле, Велвеле, ты знаешь, что сказали наши святые мудрецы (“Тана де-вей Элияу Раба”, 18)? Что даже если человек сидит в одиночку и занимается святой Торой, сам Всевышний как бы сидит напротив него и учит Тору? А если он прерывается – Всевышний тоже как бы прерывает учебу из-за него?
Велвеле, Велвеле, а ты знаешь, что сказано в Пиркей Авот (гл. 3, мишна 2)? Что если двое сидят и учат Тору, Шехина пребывает между ними, и Всевышний слушает и записывает их слова!
— Велвеле! – вскричал он от всего сердца, — неужели ты хочешь изгнать Шехину из Воложина?!”
Его слова, исходящие из самого сердца, пронзили мое сердце. Нет, я вовсе этого не хочу, я не знал, насколько это серьезно! Сколько горя я доставил Шехине, сколько раз изгонял ее…
И я решил сделать тшуву: я буду приводить Шехину в Воложин!
Что я вам скажу, это было тяжело. Любое начало тяжело. Но я продолжал упорно и настойчиво, и Свыше мне даровали такую сладость Торы, что до сих пор я не в состоянии оставить Гемару. Я – верный свидетель, что она слаще меда и цветочного нектара!»
Перевод: г-жа Лея Шухман
