Дом Эльяшивых — Домашняя атмосфера

Дата: | Автор материала: Рабанит Рут Цивьён

1178
домашняя атмосфера

Взгляд на жизнь моей матери рабанит Батшевы Эстер Каневски (благословенной памяти), жены одного из руководителей нашего поколения гаона рава Хаима Каневского (да продлит Всевышний его годы!), на фоне истории предыдущих поколений.

Продолжение

Домашняя атмосфера

Пытаясь описать устройство дома Эльяшивых и его атмосферу, первым делом мы должны учесть, что «осью» дома была дедушкина учеба, все остальное «вертелось» вокруг нее. Все дедушкины сыновья и дочери говорят, что у них перед глазами – образ дедушки, который сидит и учится. Сладкий напев его учебы сопровождал их с колыбели. Я помню, как мама светилась от счастья, когда слышала, как кто-нибудь учится нараспев…

Моя тетя, рабанит Зильберштейн, рассказывала, что в детстве она спала вместе с сестрой. В полтретьего ночи, когда дедушка вставал и начинал учебу, он переносил ее в свою кровать.

«Самым большим удовольствием было слышать, как папа учит Гемару нараспев, и засыпать под эту мелодию…»

Мой дядя, рав Биньямин Эльяшив, рассказывал, что обычно дети не сидели рядом с папой, когда он учился. Но однажды им это разрешили: «Это было во время войны 5708 (1948) года, когда все жители квартала собрались в убежище. Мы сидели возле папы и с наслаждением слушали сладкую напевную мелодию, наполняющую помещение…»

Дедушкина учеба была свята. В семье рассказывают про маму, что если кто-то из ее младших братьев просыпался ночью с плачем, она вставала, брала его на руки и уносила на улицу, чтобы ничто не мешало дедушке учиться. Коляски у них не было, поэтому она укачивала малыша на руках, гуляя с ним, пока он снова не засыпал.

Во время семидневного траура по дедушке мои тети вдруг обнаружили удивительную вещь. Они делали то, чего раньше никогда не могли себе позволить. С детства они были приучены разговаривать в доме только шепотом, чтобы не мешать дедушке учиться. А теперь они сидели в доме, в котором выросли, и громко разговаривали!

Почетное право – сопровождать папу

Не было для дедушкиных детей большей радости, чем сопровождать его в субботу вечером. Когда дом погружался в темноту, дедушка уже не мог сидеть над книгой, поэтому он отправлялся на прогулку, чтобы на ходу продолжить обдумывать то, что выучил. К нему всегда присоединялся кто-нибудь из детей. Была установлена четкая очередность, кто из детей в какой Шаббат идет гулять с папой. Иногда они отравлялись к Стене плача. Дедушка всегда шел ровно посередине улицы, чтобы у детей не было соблазна заглянуть в окна домов, мимо которых они проходили…

Рассказывает моя тетя, рабанит Исраэльзон:

«Я многому научилась от папы. Но два момента особенно врезались в мое сознание. Это отмена обетов – атарат недарим – в канун Рош а-Шана и омовение рук после еды – маим ахроним.

В канун Рош а-Шана папа созывал всех дочерей старше возраста бат-мицвы, и трое мужчин делали нам атарат недарим. Так происходило каждый год.

Про важность маим ахроним папа мне как-то напомнил уже после моей свадьбы. Дома всегда омывали руки после еды, но на этом никогда не заострялось внимание. Однажды мы были у родителей на Шаббат, и я произнесла благословение после третьей трапезы без омовения рук. Папа заметил это и сказал: “Сорэ, маим ахроним! Маим ахроним!”

Папины слова, всегда тщательно взвешенные, были святы в наших глазах. Этого папиного замечания было достаточно, чтобы я уже никогда не забывала про омовение рук после еды…»

Дети вырастали и обзаводились своими семьями, но папино мнение по-прежнему имело для них большое значение. Как-то мама приехала к дедушке в новой кофточке. Увидев ее, дедушка сказал: «А зэлехе шэйнэ кнэплах!» – «Какие красивые пуговицы!» Мама была польщена его вниманием и очень долго носила эту кофточку, не желая с ней расстаться.

Дедушка был для своих детей примером для подражания во всех жизненных ситуациях.

Мама рассказывала, что как-то дедушка плохо себя чувствовал и молился дома: «Я наблюдала, как он молится, и отметила про себя, что, отступив в конце молитвы три шага назад, он задержался там дольше, чем это было необходимо для произнесения слов молитвы. Когда он закончил молиться, я спросила его, почему он так долго молился, и он объяснил, что его дедушка, автор книги “Лешем”, научил его после молитвы произносить 121 псалом, так как это – верное средство. От чего помогает это верное средство – папа не сказал, но с тех пор я тоже в конце молитвы всегда говорила 121 псалом».

С тех пор прошло много лет, и однажды муж моей сестры, рав Ицхак Колодецкий, рассказал историю десяти немолодых уже ешиботников из ешивы Хеврон, которые никак не могли жениться. К ним в руки попала старинная книга с проверенными средствами на все случаи жизни, и там они прочитали про произнесение 121 псалма в конце молитвы. Оказалось, что это – средство найти свою половинку. Оно было испробовано, и в течение короткого времени состоялось десять помолвок!

Услышав эту историю, мама сказала: «Я думаю, что в заслугу того, что я все это время говорила 121 псалом в конце молитвы, я удостоилась вовремя и без задержки женить всех детей».

В кругу семьи

Несмотря на то, что бабушка освобождала его от всех забот по дому, и на то, что он всецело был погружен в изучение Торы, дедушка был в курсе всего происходящего в семье и много вкладывал в воспитание детей. Он был знаком со всеми внуками. Как-то одна из внучек спросила его: «Дедушка, ты меня помнишь?», и услышала в ответ: «Ну конечно, Ханэле…»

Дедушка действительно не тратил времени на лишние разговоры – делал то, что необходимо, и возвращался к учебе. При этом он никогда не забывал поблагодарить бабушку за приготовленную еду, и не просто благодарил, а с восторгом восклицал что-нибудь вроде: «Ах, как вкусно! Как на пиру у царя Шломо! Царское угощение!»

Когда бабушка рожала, он занимался остальными детьми, но всегда – с Гемарой в руках.

Моя тетя, рабанит Исраэльзон, вспоминает, как он кормил их: «Накладывая нам еду в тарелки, он просил: Брэнг мир а Гемора (“Принесите мне Гемару”), и, с Гемарой в одной руке, он другой рукой намазывал халву на хлеб…»

Рассказывал мой дядя, рав Ицхак Зильберштейн: «После рождения нашей старшей дочери мы какое-то время жили у родителей жены. Деревянный ящик из-под помидоров обложили ватой и одеялами, превратив его в детскую кроватку, и туда уложили новорожденную. Как-то я проснулся в четыре часа утра и обнаружил моего тестя, погруженного в учебу и покачивающего “кроватку”…»

Во время войны 5708 (1948) года моя мама взяла на себя опасную миссию ходить за хлебом.

Дедушка, который все время сидел и учился, просил, чтобы ему сразу же сообщили, когда она вернется. Время от времени он отрывал взгляд от Гемары и с волнением спрашивал: «Шэвэ из шойн цурик гекумен?» («Батшева уже пришла?»), объясняя, что не может должным образом сосредоточиться на учебе, пока она не вернулась.

Когда мама благополучно возвращалась, домочадцам приходилось делать то, на что в мирное время никогда бы не решились – отрывать дедушку от учебы, чтобы сообщить ему, что она пришла, дабы дать ему возможность учиться спокойно и сосредоточенно…

Дедушка внимательно следил за продвижением своих детей в учебе. Получая табели, дети обязательно показывали их ему. Дедушка с интересом изучал их, хвалил, похлопывал по плечу в качестве поощрения.

Дедушка часто учился вместе с сыновьями в хевруте. Да и дочери обращались к нему, когда им нужна была помощь при подготовке к экзамену по Торе или еврейскому законодательству, и он отвечал на их вопросы.

Случалось, что дедушка слышал новую мелодию от кого-нибудь из детей, и с тех пор учился, напевая слова Гемары на эту мелодию. Как-то он в течение нескольких месяцев учился нараспев, пользуясь мелодией, услышанной от дочери…

Теплая сердечная атмосфера

Несмотря на трепет, который испытывали дедушкины дети по отношению к нему, и на то, что дедушка непрерывно был занят учебой, в доме царила теплая сердечная атмосфера.

Вот как описывал это мой дядя, рав Авраам Эльяшив: «Мы все были очень привязаны к папе и чувствовали потребность навещать его несколько раз в неделю. Папа тоже был привязан к нам. Когда у него рождался очередной внук, он приходил навестить и поздравить роженицу – дочь или невестку. И в праздники папа с мамой навещали своих детей.

Папа интересовался делами членов семьи и друзей, в основном он спрашивал о них во время субботних трапез.

Иногда он мог поинтересоваться здоровьем кого-нибудь через полгода после того, как тот советовался с ним по поводу своих медицинских проблем. Мы привыкли отключать телефон, когда папа возвращался из бейт-мидраша, чтобы никто не мешал ему учиться. Но если он знал, что кто-нибудь из семьи в данный момент находится на операционном столе или в родильной палате, он просил не отключать телефон, чтобы своевременно услышать хорошие новости».

Моя тетя, рабанит Исраэльзон, рассказывает: «Папа всегда сохранял спокойствие и хладнокровие. Никогда не выходил из себя. Никогда ни на кого не сердился и не таил обиду. Но если дело касалось нашего воспитания, он не был готов ни на какие компромиссы! И он, и мама не скупились на упреки, если в этом была необходимость. Да и время было другое. Сегодня все дети для своих родителей – праведники, если не ангелы. Мы таких слов от родителей не слышали. От нас все время требовали посмотреть на этого, учиться у того…»

Горести

У бабушки с дедушкой родилось двенадцать детей. Двое из них – Ицхак и Ривка – умерли в детстве, не дай Б-г никому пережить такое. Ицхак умер после тяжелой болезни, а Ривка погибла от прямого попадания снаряда во время войны 5708 (1948) года. Она была очень одаренным ребенком, и дедушка рав Арье любил заниматься с ней. Когда ей было одиннадцать месяцев, он разучивал с ней песни из Пасхальной Агады!

Дом Эльяшивых находился недалеко от разделительной линии с Иорданией, и прямо за ним разместился штаб «Эцеля» (еврейская подпольная организация, одним из руководителей которой был Менахем Бегин, будущий премьер-министр Израиля), так что дом постоянно был под обстрелом.

Дедушка не видел повода эвакуироваться, утверждая, что «всякая пуля имеет свой адрес» (и следует отметить, что действительно дом Эльяшивых совершенно не пострадал, не считая одного разбитого окна). Все же, после многочисленных уговоров, он согласился перебраться в квартиру одинокой старушки, которая жила под квартирой дедушки рава Арье, и именно там погибла Ривка.

Младшая дочь рава Арье, рабанит Плачински, была свидетелем того, что произошло.

Вот что она рассказывает: «Война началась после Песаха. Снаряды летели со всех сторон. Я жила в том же доме, что и мои родители, а когда положение стало совсем опасным, в наш дома переехала моя сестра с семьей. Папа и муж сестры, рав Йосеф Шалом, спали в подвале, а сестра с детьми – в квартире наверху.

Положение было невыносимым. Воды катастрофически не хватало, были установлены станции раздачи воды, где можно было получить только минимальное количество. Мы достали бочку, в которой обычно хранили воду в Песах, и с ней стояли в очереди за водой. Полученную воду приходилось расходовать очень экономно. Мой племянник, рав Моше Эльяшив, – маленький праведник – хотел делать омовение рук только целой кружкой, но папа не мог позволить ему тратить столько воды. Что он сделал? Пошел и купил ему маленькую кружку для омовения рук…

В один из дней я стояла около окна, как вдруг раздался страшный грохот, и я увидела языки пламени.

Я поспешила рассказать домашним, что, похоже, снаряд упал где-то поблизости. Мне пришлось прокладывать себе дорогу в темноте, в клубах дыма. Пытаясь нащупать дверь, я почувствовала, что что-то лежит возле моих ног. Это была Гита, моя старшая трехлетняя дочь. Я подняла ее. Волосы ее были опалены, руки – в ожогах. Мы побежали в больницу, где ее перевязали. Больницы были переполнены ранеными, поэтому нас сразу же отправили домой, сказав приходить каждый день на перевязки. Папа (рав Арье Левин) ходил на перевязки вместе с нами, потому что все равно каждый день ходил туда проведывать больных.

В то время опасно было выходить на улицу, и папа велел мне каждый раз говорить 91 псалом. Слава Б-гу, Гита полностью поправилась.

От того же снаряда, попавшего в папину квартиру, тяжело пострадала Ривка, дочка моей сестры Хаи Эльяшив. Она лежала в детской кроватке, которая до сегодняшнего дня стоит на том же месте. Следы осколков на шкафу и на полу до сих пор свидетельствуют о той страшной трагедии. Сестра позвала на помощь, и наш двоюродный брат, который как раз был поблизости, отнес малышку в больницу. Полученные ранения удалось вылечить, и Ривку выписали домой, но, к сожалению, началось заражение крови, и от него она умерла. Говорили, что арабы при изготовлении снарядов добавляли в них яды.

Моя племянница Батшева каждый день ходила за хлебом в магазин Дорфмана на улице Невиим, который находился далеко от квартала Мишкенот, где мы жили. Всякий раз, когда она уходила, мы со страхом и тревогой ждали ее возвращения.

Накануне Шавуота объявили о прекращении огня, и семья Эльяшивых вернулась к себе домой».

Под артиллерийским обстрелом

Рассказывала мама: «Иногда, отправляясь за хлебом под артиллерийским обстрелом, я шла вместе с дедушкой равом Арье. Он направлялся в больницу, чтобы проведать больных, а иногда – чтобы засвидетельствовать, что кто-то умер, чтобы жена покойного не стала агуна (т. е. без возможности выйти замуж). Всю дорогу мы вместе проговаривали 91 псалом, страх сопровождал нас все время, потому что снаряды летели со всех сторон. Однажды их было так много, что я в ужасе заскочила в ближайшее убежище, но сразу поняла, что попала “из огня да в полымя” – найденное мной убежище являлось ничем иным, как оружейным складом, достаточно было маленькой искорки, чтобы он взорвался со всем, что находится внутри…»

Мама вызвалась приносить домой хлеб, чтобы ее отец не должен был этим заниматься и отрываться от учебы. Это было голодное время, хлеб выдавали по карточкам, каждый получал свою норму в ближайшем магазине. Поскольку многие семьи эвакуировались, в магазине Дорфмана оставалось много невостребованного хлеба, и мама забирала его, чтобы раздать соседям.

Все это напряженное время дедушка рав Эльяшив сидел и непрерывно учился.

Хозяин газетного киоска в том районе рассказывал моей тете, что единственным, кто проходил мимо его киоска, не читая заголовки выставленных на витрине газет, был дедушка…

И спустя девятнадцать лет, во время Шестидневной войны, дедушка сидел и усердно учился.

Мой дядя, рав Моше Эльяшив, рассказывал: «В начале войны, которая разразилась недалеко от квартала Меа Шеарим, я находился в доме родителей. Когда усилились обстрелы со стороны арабов, мы перебрались в квартиру этажом ниже. Было очень страшно. Гул снарядов просто оглушал нас. И в этой обстановке папа спокойно дал мне урок Торы, на котором я пытался сосредоточиться, правда – безуспешно…»

Вот два свидетельства о событиях Шестидневной войны. В дни войны было запрещено включать свет, чтобы враг не догадался, где есть люди. Дедушка сидел в убежище в полной темноте и учился. Вдруг вспыхнула спичка – кто-то зажег сигарету. Дедушка мгновенно кинулся в сторону курильщика с Гемарой, чтобы успеть прочитать комментарий Тосафот, пока горит спичка…

В разгар войны кто-то зашел в убежище и сообщил об освобождении Стены Плача. Радость была неописуемой, но дедушку это не касалось. Один из присутствующих подошел к нему, и еще раз повторил радостную весть. Дедушка кивнул головой в знак благодарности и продолжил учиться, совершенно не интересуясь тем, что произошло…

Продолжение следует…

Перевод: г-жа Хана Берман


http://www.beerot.ru/?p=49047