«Принесли жертвы всесожжения, потом — мирные жертвы. Люди сели есть и пить, а потом стали веселиться» (Шмот, 32:6).
В свое время в первых рядах властных структур в Израле был Моше Снэ, один из командиров подпольной организации «Агана». Он мог бы остаться на верхушке, если бы не был настолько верен себе. Он видел трезвым взглядом, что коммунизм в будущем овладеет всем миром, подорвет власть в одной стране за другой. Поэтому он создал партию МАКИ – израильскую коммунистическую партию. Чтобы, когда «солнце народов» — Сталин — озарит своим светом и Израиль, его встретит преданная партия, готовая взять в свои руки власть.
Что я вам скажу – если смотреть с точки зрения происходящего на земле, ситуация была именно такова.
Я ведь был там.
Ведь Сталин, параноидальный диктатор, бросил в тюрьмы своих преданных подвижников. И им еще повезло, поскольку менее преданных поставили к стенке. Я встречал их в тюрьме, и вел с ними длинные беседы. Они были потрясены, чувствовали, что их предали, но при этом оставались верными коммунистами! Были уверены, что революция победит, овладеет всем миром!
В это темное время в дом к раву Исеру Залману Мельцеру, раввину Слуцка, пришла молодая женщина. Она рассказала, что у нее родился мальчик, а ее муж, офицер Красной Армии, наотрез отказывается сделать ребенку обрезание.
«Позови его, — сказал рав Мельцер, — скажи, что раввин хочет с ним поговорить». Тот пришел, из уважения к раввину, но сразу сказал, что раву не стоит трудиться. Мнения своего он не изменит.
Рав понял: если выяснится, что отец сделал ребенку обрезание, ему не дадут продвигаться по служебной лестнице, а то и вообще уволят. Так что он предложил: пусть офицер под каким-нибудь предлогом уедет из города. В командировку, например. А тем временем раввин с моэлем придут к нему домой, и сделают обрезание. Если кому-то станет известно – рав берет всю ответственность на себя.
Тот посмотрел на рава с недоумением: «Вы не понимаете, рав, я протестую принципиально! Вы далеки от народа, вы не видите, что времена изменились! Революция стерла все различия, пролетарии всех стран объединились, нет больше никаких перегородок – ни между классами, ни между нациями! А обрезание создает искусственное различие. Нет ему места в мире равенства и братства!»
«Ты ведь еврей, — ответил рав, — ты когда-нибудь играл в волчок?»
«Конечно, а при чем тут это?»
«Объясню. Волчок ведь стоит на одном тонком острие, как же он не падает? Ответ в том, что сила держит его в вертикальном положении. Эта сила постепенно слабеет, и потом волчок падает.
Знай, что идея коммуны, чтобы каждый работал, сколько может, а получали все одинаково – глупейшая, противоречащая человеческой природе. Ведь уже сказал царь Шломо: “Увидел я, что весь (тяжкий) труд и все успехи в делах, все это – от зависти человека к товарищу его” (Коэлет, 4:4) То есть, это качество негативное, отрицательное, но оно лежит в основе человека: зависть, желание подняться выше и властвовать – это единственный стимул. Он пробудится и здесь, в тысяче форм. И не указывай мне пальцем на колхозы. Все это работает в силу революционного вдохновения, и это похоже на силу волчка. Когда все это растает, порок восторжествует, и в итоге все развалится.
А когда все развалится – каждый вернется к своему народу и своей культуре. Куда будет твоему сыну возвращаться? Поставь на его теле печать еврейства, чтобы он знал, куда вернуться!»
Офицер встал – все, наслушался. По его мнению, коммунизм будет вечным. «А по вашему мнению, сколько он продержится?» – с издевкой спросил он.
«Лет семьдесят, не больше», — ответил раввин.
Прошло семьдесят лет. Умер Моше Снэ, генеральный секретарь израильской коммунистической партии. Его семья была в шоке, когда в своем завещании он попросил похоронить его завернутым в талит, и читать по нему молитву Кадиш.
А Меир Вильнер, его преемник, поднялся на трибуну в городе Акко, и провозгласил перед своими соратниками: «Мы сделали ошибку…»
Я был страшно возмущен, когда это услышал, просто трясся от гнева. «Мы ошиблись» – и все?!
Пойди в синагогу, открой арон а-кодеш, заройся лицом среди свитков Торы и рыдай, лей слезы ручьем, рычи, как раненый лев!
За что вы преследовали нас с такой страшной жестокостью? За что закрыли хейдеры, заперли двери синагог, разрушили миквы? За что отнимали у нас святые книги, запрещали учить Тору, и устраивали гонения на тех, кто соблюдал ее заповеди?
За что высылали нас в Сибирь, бросали в тюрьмы и карцеры?
Вы преследовали, мучили, делали несчастными сотни тысяч людей – а теперь просто «ошиблись»? Так, между делом, пожав плечами?
Но одну вещь я могу сказать: мы все – не только я, но и вся наша группа – мы знали, что справедливость с нами, истина у нас, и в итоге она победит. Как масло, которое в итоге всплывает над водой. Все ложные идеи в конечном итоге исчезают, развеиваются, как дым. Я рад, что удостоился увидеть это. Я удостоился увидеть падение огромного идола Сталина, которому поклонялись, как «солнцу народов». Я удостоился увидеть разрушение коммунизма, падения «железного занавеса», перевода кибуцев в частные руки, протрезвление от опьяняющих фальшивых идеалов. И даже – возвращение многих к источнику живой воды — к Торе.
О грехе золотого тельца сказано: «Принесли жертвы всесожжения, потом — мирные жертвы. Люди сели есть и пить, а потом стали веселиться» (Шмот, 32:6).
Это и есть постоянный маршрут, с тех пор и по сей день.
Вначале – «жертвы всесожжения», жертва, которая приносится полностью. Сколько людей положили свои жизни на жертвенник всех этих идей, сколько воодушевления и энергии, сколько жертв потребовала революция… Потом вдохновение немного остыло, это уже было подобно «мирным жертвам» – часть «наверх», часть «священникам», и часть тем, кто эти жертвы принес [небольшая часть воскуряется на жертвеннике, немного большая достается коэнам, а почти все мясо жертвы остается ее хозяевам]. Когда еще больше протрезвели, «люди сели есть и пить», жить свою жизнь. А в итоге – «веселиться», насмешки и издевки… Открылись их глаза, и увидели они всю эту ложь и пустоту, и поняли, что променяли источник живой воды на грязные ямы!
До войны был в Польше один вероотступник, из самых главных «священников» революции, его перо так и истекало ядом… Фройкин, известная личность. Во время войны он вдруг резко изменился, бросил своих «идолов», признался в своих грехах и совершил полное раскаяние. Рав из Поневежа рассказал мне, что как-то встретил его в Америке, и спросил: «Пожалуйста, расскажи мне, что произошло, что привело тебя к такому перевороту?»
Тот рассказал: «Когда разразилась война, я был в осажденной Варшаве. Пережил много всего, и оказался в Вильнюсе. Я был беженцем, весь мой мир был разрушен. Без газеты, моей публичной трибуны, и восхищенных читателей, я чувствовал себя сухим листком, который несет ветер… Без куска хлеба, питался в кухне беженцев, ходил в лохмотьях и искал крышу над головой. Неожиданно – взрыв, бомба падает, нужно бежать, срочно найти какое-то укрытие… Я побежал в ближайший дом, это оказался бейт-мидраш, Дом учения. Годами я туда и ногой не ступал… Взрывы ужасающие, один за другим, я скорчился под столом, как будто это может помочь… Неожиданно я увидел, что я не один: рядом со мной под столом двое ребят, учащихся ешивы, голова к голове, и они продолжают учебу, обсуждают изучаемую тему!
Я вдруг понял, что именно здесь – вечный источник для тех, кто утоляет из него жажду!
И присоединился…»
Перевод: г-жа Лея Шухман
