А если я всему виной?

Дата: | Автор материала: Мишмерет а-Шалом

1980

Наша семья сделала алию, когда мне было 11 лет. Уезжать из Англии было непросто, но еще сложнее было оказаться в стране, где и язык, и люди казались такими чужими и непонятными.

В мой первый день в новой школе директор встретила меня по-настоящему тепло – улыбкой и ободряющим напутствием на родном мне английском языке. Она проводила меня в пятый класс, где уже сидели за партами тридцать девочек. «Это наша новая подруга Шани, – представила она меня с улыбкой, – Она проделала долгий путь из Англии – для того чтобы быть с нами. Шани еще не совсем освоила иврит, но я уверена, что с вашей помощью, дорогие девочки, эти небольшие трудности вскоре останутся позади, и в нашем классе Шани будет себя чувствовать как дома».

Честно говоря, единственное слово из всего сказанного директором, которое я поняла, было мое имя. Хорошо, что мама стояла рядом и переводила шепотом все сказанное. После своей речи директор указала мне на место рядом с Эсти – она сразу понравилась мне, со своими светлыми косичками и задорной улыбкой. «Эсти с удовольствием будет тебе помогать, – сказала директор, – Она тоже говорит по-английски».

Остальные девочки не говорили ни на каком языке, кроме иврита. Мне оставалось только наблюдать за тем, как они внимательно слушали объяснения учительницы и записывали их в свои тетрадки, поднимали руки, чтобы ответить на вопросы, списывали что-то с доски, и болтали, болтали и болтали бесконечно на иврите. Впрочем, девочки действительно были очень милыми – на перемене они окружили мою парту и приветствовали меня, как могли, используя весь запас выученных на уроках английского языка слов. Эсти действительно все это время была рядом и делала мой переход к израильской реальности как можно более мягким.

Мне повезло – не то, чтобы это была моя личная заслуга, но я по натуре экстраверт и быстро схожусь с людьми. Вскоре Эсти уже была моей лучшей подружкой, и даже несмотря на то, что мой иврит был минимальным, все больше девочек хотели со мной дружить.

Однако учеба давалась мне не так легко, как социальная адаптация. Все время после обеда, придя из школы, я проводила за бесконечными часами домашней работы. Мои одноклассницы часто приходили помочь мне там, где мне самой было никак не справиться. Кроме того, девочкам просто нравилось приходить к нам домой – у нас было много игрушек и игр из Англии, и им было весело проводить у нас время.

Вторники были особыми днями. Это было время внеклассных занятий в школе, и с горящими глазами и улыбками девочки рассказывали мне о супер-интересных занятиях и кружках, которые они посещали. Я даже и не думала о том, чтобы записаться хотя бы на один из них – мне хватало занятий по утрам, когда я продиралась сквозь дебри иврита, и бесконечных занятий домашней работой после обеда. Я даже не особенно замечала отсутствия одноклассниц по вторникам – я всегда могла поиграть с соседскими девочками и, конечно же, помочь маме по хозяйству.

Вскоре мой первый школьный год на Святой Земле подошел к концу. Мои одноклассницы пригласили меня на вечеринку, которую они устраивали со своими кружками. «Пойдем с нами, Шани, директор обещала потрясающую программу! – уговаривала меня Эсти, – это стоит всего 5 шекелей, но это стоит того!» Другие девочки также настаивали на том, что если я не пойду, то пропущу все самое интересное. Меня не пришлось долго уговаривать. Зажав в руке свои 5 шекелей, я уже выходила с подружками, когда мама вышла проводить нас с коробочкой печенья: «Программа может быть долгой, так что подкрепитесь с девочками».

Вполне возможно, что программа действительно длилась много часов – я об этом так и не узнала. Мне удалось присоединиться к моим подругам всего на пять минут, так что еще через пять минут я уже была дома. Много лет прошло, но до сегодняшнего дня, стоит мне вспомнить о том, что произошло на вечеринке, это ранит меня, как заноза в сердце.

Все начиналось вполне весело. Мы с подругами зашли в зал, при этом каждая из нас заплатила 5 шекелей и получила входной билет. «Я привела с собой нашу подругу Шани. Ведь она тоже может посмотреть на наше представление?» Руководители программ улыбались и согласно кивали головами, над всем царила атмосфера праздника, и я присоединилась к толпе девочек в поисках лучшего места в зале.

Ко мне подошла помощница директора. Я знала ее как молодую и энергичную сотрудницу, но вот выражение ее лица мне почему-то не понравилось. Без всякого вступления она решила «поставить меня на место»: «Ты не ходила ни на один из кружков. Эта вечеринка только для девочек, которые весь год оплачивали посещение кружков». Одна из руководительниц кружков, услышав наш разговор, обратилась к помощнице директора: «Послушай, она заплатила 5 шекелей за вход, точно так же, как и все девочки. Все в порядке, Брухи» – и она показала мне рукой, чтобы я проходила в зал с другими девочками и занимала свободное место. «Шани, иди сюда, я заняла тебе место!» – Эсти звала меня из зала. Но стоило мне сделать шаг по направлению к подруге, как эта самая девушка – помощница директора – преградила мне путь: «Я сожалею, но я, кажется, ясно сказала, что это – вечеринка только для девочек, которые посещали кружки. Поскольку ты не посещала кружки, ты не можешь быть здесь. Прошу тебя уйти прямо сейчас».

Я пыталась защитить себя как могла: «Я не займу ничье место! Я могу постоять, все в порядке. Я буду очень тихо себя вести и никого не побеспокою». Однако Брухи, несмотря на молодость, была непреклонна: «Ты не занималась в кружках. Ты не можешь быть здесь. Уйди отсюда прямо сейчас». Это были не просто жестокие слова, выражение ее лица свидетельствовало о том, что она действительно не готова терпеть меня на этой вечеринке.

С возрастом я смогла пересмотреть свое отношение к тому дню, и разумом взрослого человека мне удалось как-то оправдать помощницу директора – конечно, она была молода и не имела авторитета. Возможно, ее беспокоило, что подумают другие учителя о ее нерешительности, сочтут ее некомпетентной и недостаточно уверенной в себе, и она решила показать, кто здесь решает все. Однако возвращаясь к тому дню, я до сих пор абсолютно ясно могу почувствовать ту злость, обиду и растерянность, которую чувствовала к Брухи и которая наполняла все мое существо.

Закусив губу и решив во что бы то ни стало не расплакаться прямо в аудитории, я выбежала со школьного двора и побежала домой что было сил. Как только я оказалась дома, я вбежала наверх в свою комнату и только там дала волю сдерживаемым слезам. Я так рыдала и страдала с того самого момента, как вбежала домой, что мама места себе не находила, пытаясь понять, что же случилось на вечеринке. Я пыталась контролировать слова между всхлипываниями, и с трудом мне удалось как-то объяснить маме: «Как она могла? Она опозорила меня перед всеми девочками! А они все, почему они молчали? Почему они не вступились за меня, почему?»

Прошли годы, и все шло как обычно. «Кому нужны эти дополнительные классы? Мы что, мало учимся целыми днями?» – это возмущалась Авигайль, когда мы возвращались домой из школы. Шла первая неделя нашего одиннадцатого класса, и мы обсуждали бумаги, которые раздали всем девочкам с описанием внеклассных занятий и кружков.

«Да ты что? Это же совсем другое, никакой связи с нашими обычными занятиями. Ты сама выбираешь себе класс, и можешь заниматься с удовольствием любимым делом! – мудро рассуждала Батшева, – Я, например, думаю записаться на шитье». «Ой нет, только не шитье, это же бесконечно! – протянула Шуламит, – Где я возьму время на часы кропотливой работы с тканью и всеми этими нитками и выкройками, между всеми этими тестами, которые дают нам каждую неделю?..» Нехама не соглашалась: «Не преувеличивай! Мои сестры все пошли на шитье в старших классах, и не жаловались. Поверь мне, для интересного дела всегда можно найти время!»

«Кстати о курсах, вы помните Брухи? – вдруг спросила Мири, – Она еще была помощником директора по внеклассным занятиям – мы были тогда в шестом классе, а может быть даже в пятом…» Помню ли я! Я только надеялась, что никто из девочек не заметит, как я покраснела. Как я могу забыть такое! Прошло довольно много лет, но воспоминание даже об этом имени буквально кололо мне сердце. И, как и всегда при этом воспоминании, все мои переживания вернулись, как будто это случилось не много лет назад, а только что.

«Она переехала в Бейтар, и ее фамилия теперь Франкель, сестра жены моего брата с ней работает, – Мири продолжала шепотом, –…и у них до сих пор нет детей… Все учительницы той школы, где она работает, даже организовали уроки по законам чистоты речи, чтобы у Брухи была заслуга и наконец родились дети».

Бум! Ой вей! Если бы прямо рядом что-то взорвалось, я была бы шокирована меньше, чем когда услышала эту новость. Мысли так закрутились у меня в голове, что я чуть не споткнулась на прямой дороге. «Да ты не сможешь ее простить! Она так тебя обидела, опозорила перед всеми! Ужасная, отвратительная обида! Ее слова как кинжалом ранили твое нежное сердце, а она даже не попыталась их смягчить и даже не извинилась!»

Девочки продолжали обсуждать внеклассные занятия, а я немного отстала от подруг, чтобы навести порядок в мыслях. «У нее нет детей. До сих пор нет детей, это должно быть ужасно. Кто может дать гарантию, что не та самая обида, которую я держу в сердце, стала причиной ее несчастья? Как знать, что произошедшее много лет назад не связано с испытанием, через которое Брухи и ее муж проходят сейчас?»

В тот же вечер я позвонила одной из своих учительниц, которая не знала Брухи и всю эту историю, чтобы не пришлось говорить лашон а-ра, и обсудила с ней ситуацию. Не называя имен, я рассказала ей в подробностях, что произошло на той вечеринке в пятом классе, и рассказала о той обиде, которую я ношу до сих пор в своем сердце. Я призналась, что решила найти Брухи и простить ее.

Учительница предложила мне решение, которое я немедленно претворила в жизнь: в тот же вечер я села и написала письмо г-же Брухи Франкель в Бейтар.

Не прошло и нескольких дней, как мне позвонила сама Брухи. Она поблагодарила меня за письмо и долго и искренне извинялась за обиду, нанесенную мне, когда я была пятиклассницей, а она – молодой и неопытной учительницей. Когда я сказала, что прощаю ее от чистого сердца, Брухи расплакалась прямо в трубку. Мы еще поговорили несколько минут, и, поскольку приближалась Рош а-Шана, закончили разговор пожеланием друг другу хорошего года.

Могут ли слова описать всю возвышенность момента? Скажу лишь, что все вокруг вдруг стало казаться светлее и чище, и даже лампочки на люстре стали напоминать сияние драгоценных камней, как бы глупо это ни звучало. Одним словом, мои чувства можно было назвать – огромное облегчение.

На этом мою историю можно закончить. Скажу лишь, что через год, в канун Рош а-Шана, община Бейтара праздновала рождение первенца в семье Франкель.

Перевод – А. Швальб. По материалам издания «Мишмерет а-Шалом»


http://www.beerot.ru/?p=6028