Как много хороших поступков не совершаются только потому, что человек боится стать объектом насмешек окружающих! И более того, если все вокруг поступают неправильно, то это становится каноном, проступки делаются нормой. Дурное начало пугает нас, и мы думаем лишь о том, как бы наше правильное поведение, достойное всяких похвал, не высмеяли невежды или те, кто привыкли поступать не по закону.
У Хафец Хаима («Тиферет Адам», 6) есть притча, объясняющая вред, причиняемый нам боязнью насмешек.
Однажды ночью человек увидел, что дом его близких друзей объят пламенем. Он подбежал, начал колотить в дверь, кричать, пытаясь разбудить спящих:
– Вставайте! Вставайте скорей! Пожар!
Но люди еще спят.
– Пожар! Проснитесь! Огонь все сильнее! Опоры дома уже горят! Если крыша обрушится, вы сгорите!
– Что ты кричишь? – отвечают из дома. – Не могу же я выйти в пижаме на улицу! Мне надо умыться, одеться, причесаться, собраться! Что скажут люди, если я выскочу из дома таким неряхой?! Надо мной будут смеяться!
– Дурачина! Неужто в такой момент ты будешь думать о насмешках? Немедленно бросай все и выбегай! Ты погибнешь из-за своей глупости!
Ну не безумие ли? Проститься с жизнью из-за того, что кто-то не так посмотрит или начнет высмеивать!
Хафец Хаим выбрал для своей притчи именно пожар, поскольку он намекает на огонь Геинома, который ожидает человека за нарушение заповедей. Таким аллегорическим путем Хафец Хаим хочет сказать нам, что не стоит бояться того, что щеки будут гореть от насмешек глупцов. Следует гораздо больше опасаться огня, на который, не дай Б-г, нас могут осудить в будущем.
С другой стороны, возможно, изменения в поведении человека тоже вызовут недоумение и насмешки. Тут особенно тяжело баалей тшува – людям, которые неожиданно для окружающих стали одеваться и вести себя по-другому. Об этом наш рассказ.
Вера (уважаемая Вера Семеновна, инженер-строитель с большим стажем) вернулась из Израиля, от детей, со смешанными чувствами. С одной стороны, ее трехмесячное отсутствие в то время, когда она ухаживала за новорожденным внуком на работе поймут и оценят по достоинству (такая хорошая бабушка; использовала весь свой отпуск и еще работала «оттуда» – давала консультации по телефону).
С другой стороны, существует множество вещей, которые ее сослуживцы абсолютно точно не поймут. На-пример, кисуй рош – покрытие головы, симпатичную шапочку, которую она обещала Ему надеть и носить, в момент, когда молилась о благополучных родах дочери. Молилась, как умела, то есть искренне и от все-го сердца, но, конечно, не по книгам. И, однако, молитва была принята – дочь и внук здоровы, розовощеки. Сама выходила!
Не поймут они и других ограничений, о которых она говорила с дочерью. Тогда, давно — неприемлемых и странных, а теперь ставших близкими и понятными. Например — не участвовать в общих застольях по праздникам или в связи со сдачей проекта! Да… Это хлебосольному русскому народу будет тяжело объяснить. Только бы не обиделись. Они по-своему хорошие люди… Сказать, мол, строгая диета… Ведь, в сущности, что такое этот «кашрут», как не строжайшая диета? Или, допустим, рукопожатие… Когда проект подписан и сдан, все участники заседания встают и пожимают друг другу руки, в знак плодотворного сотрудничества, очень довольные друг другом. И что делать главному инженеру проекта, то есть ей? Гм… Ладно, придумаем на месте. Иногда в экстремальных обстоятельствах человека осеняют гениальные идеи.
Сдача очередного проекта – реконструкции старого музея в центре города была как раз через неделю после возвращения, так что Вера Семеновна втянулась в работу с головой и вынырнула только тогда, когда глава городской комиссии захлопнул папку и встал.
– Поздравляю всех с завершением инженерной стадии проекта.
Ну вот, сейчас начнется. Как обычно, один за другим инженеры городской комиссии и врачи из Санэпидемстанции пожимали друг другу руки. Увернувшись от главных действующих (и начальствующих) лиц, Вера Семеновна неуклонно приближалась к двери, однако в проеме маячил широкоплечий эксперт по пожарной охране, молодой и нагловатый. Три месяца назад они были в относительно приятельских отношениях, насколько позволяли тридцать с лишним лет разницы. Она считала его подающим надежды молодым специалистом, а он ее, возможно, пережитком той эпохи, когда люди не только давали обещания, но потом эти обещания еще и выполняли. За что очень уважал, но, как любой пережиток, считал явлением временным, а потому – позволял себе тон вольный и обращение свободное.
– Вера Семеновна! Со сдачей Вас!
– И Вас, Михаил Евгеньевич!
Он протянул руку. Здесь полагалось быть теплому рукопожатию… Но его не последовало. Через двадцать секунд оцепенения Михаил Евгеньевич вздрогнул.
– Позвольте… Хм… Вы мне теперь руки не подаете? Я Вас чем-то обидел, Вера Семеновна?
– Нет. Нет, что Вы, Михаил Евгеньевич. Вы вовсе не виноваты. Дело в том, что я теперь… Я теперь человек религиозный. А религия не позволяет мне пожать Вам руку.
Вот. Выпалила. Ну почему не придумалось ничего другого? Все, кто еще оставался в комнате, обернулись. Наступила такая тишина, что слышно было, как муха жужжит. И Вера Семеновна почувствовала, как щеки, уши и шею заливает краска смущения… Хотя чего тут стыдиться?
– Вот оно что… А я смотрю – вы и шапку летом носите. Странно. Но теперь все понятно! Что ж, религия – это личное дело каждого. Нет, так нет.
Развернулся и вышел. И все остальные бочком вышли из комнаты, оставив ее одну размышлять о произошедшем. Да… В некотором смысле стало легче. Легче оттого, что честен с собой, со своей совестью. Однако эти двадцать секунд тишины, двадцать томительных секунд неудобства, удивленных изучающих взглядов, горящих щек… Это мучение она будет вспоминать еще какое-то время если не с содроганием, то с запоздалым ознобом. Конечно, можно было выкрутиться в тот раз. Но как быть со всеми последующими заседаниями? Снова выкручиваться? Нет, правда, какая бы она ни была – лучше всего. Она даже почувствовала прилив гордости за свое внезапное решение сказать все, как есть. В конце концов, она – еврейка, замужем за евреем, а значит, покрывать голову – это Его веление. Ведь Он исполнил ее просьбу, значит и ей следует исполнять Его волю.
