Недельная глава Эмор
«Принесите омер первинок вашего урожая коэну, и он совершит проведение омером перед Г-сподом как выражение вашего благоволения. Пусть коэн вознесет его в день после того Шаббата. [Раши объясняет, что под Шаббатом в данном случае понимается йом-тов – первый праздничный день Песаха; Шаббат назван днем покоя, и йом-тов также называется Шаббат.] …Считайте себе со следующего дня после этого Шаббата, со дня принесения вами омера для проведения; будет семь полных недель… и принесите новый дар Г-споду» (Ваикра, 23:11-17).
Раши объясняет, что «новый дар» означает новое приношение, которое приносят от нового урожая. Но ведь приношение омера не такое, как другие. Омер приносят из ячменя, а приношение первинок приносят из пшеничного заквашенного (хамец) хлеба.
Как известно, все сказанное в Торе – урок для нас. Я нашел в книге великого адмора из Сохачева «Шем ми-Шмуэль» (гл. Цав на холь а-моэд Песах) замечательную идею.
У каждого человека есть периоды прилива и отлива, подъема и спуска, дни любви и дни ненависти. Пшеничный хлеб, да еще и хамец — это прекрасная пища для человека. А ячмень, как известно – это пища скота, а человеку вредит (Брахот, 36а).
Раши в трактате Хулин (5б) говорит, что порой люди воспринимают свое положение подобным положению скота, поскольку они находятся в подавленном состоянии. Есть периоды, когда человек пребывает в унынии, настроение у него подавленное, он чувствует себя на самой нижней ступени. Как это можно исправить? Тора указывает нам: «На следующий день после того Шаббата». Вспомните! Вы же только что вышли из Египта! А чему нас учит выход из Египта? Что даже если мы погружены в самую бездну и не видим никаких шансов выбраться из нее, нельзя терять надежду, спасение приходит чудесным образом. Ведь народ Израиля находился на 49-й ступени духовной нечистоты. Евреи знали, что они должны находиться в рабстве 400 лет, значит, впереди еще 190 лет, и нет никаких шансов, что они выдержат это – ни с духовной, ни с физической точек зрения. Однако они не перестали отделяться от египтян, не изменили своих имен, одежды и языка, у них были свитки, которые укрепляли их сердца и веру в Избавление (см. «Мидраш Раба», Шмот, 5:18), и в итоге они были спасены!
Поэтому коэн вознесет его в день после того Шаббата — чтобы мы знали, что даже из этой ситуации можно вознестись и приподняться, в свете уроков выхода из Египта. Если так, давайте начнем счет будущего подъема, и в конце счета принесем в жертву заквашенный хлеб, символ нашего подъема.
В этом и заключается урок, который следует выучить: жить с будущим. Так постоянно говорил раби Акива: «Все, что Всевышний делает — все к лучшему!» Даже когда ему не нашлось места переночевать, когда ветер задул свечу, а дикие животные задрали петуха и осла, оказалось, что все это было для того, чтобы он спасся от разбойников.
Рассказывается в «Мидраше Танхума», что Онкелос, прежде чем пройти гиюр, спросил совета своего дяди, римского императора Адриануса, как заниматься торговлей. Дядя ответил: «Купи дешевый товар, которым сейчас никто не интересуется, потому что придет его время, он подорожает, и тогда ты разбогатеешь». Тогда Онкелос и решил сделать гиюр, потому что в то время евреи находились в самом низу – так что они наверняка поднимутся вверх! Он жил с будущим.
Когда коммунисты завоевали Литву, мы скрывались от них. Большинство жило на съемных квартирах, и я помню, что квартира с черным входом стоила дороже, потому что думали, что в случае опасности можно будет сбежать через него. Позже выяснилось, что и там ставили засаду.
Короче говоря, я нашел себе убежище в доме одного шойхета и моэля, у него в квартире был черный вход. Сказать, что нашел убежище – это, мягко говоря, неточно. Его они искали еще больше, чем меня. И действительно, однажды ночью послышался грубый стук, которого мы так боялись.
Я прошептал ему: «Реб Айзик, бегите к задней двери и стойте наготове, а я открою дверь и выясню, кто им нужен!»
Открываю – мои опасения оправдались. Стоял там сотрудник НКВД: «Здесь живет резник?»
— Нет, не здесь! – ответил я. Ведь кошерная шхита была запрещена в СССР.
Он не отступает:
— Здесь живет тот, кто режет детей?
Какое замечательное определение для моэля! Но и это – государственное преступление в этой стране. Так что я снова ответил:
— Нет!
— Дрей нит кин коп! – процедил он на чистейшем идише. — Да где он?!
А, он говорит на «маме лошн», это наш человек!
— Айзик! – зову я, — Можешь выйти!
Айзик появляется, бледный, как стенка. Чекист запирает за собой дверь на замок, и приступает к делу: «Ты делаешь детей евреями (еще одно интересное определение!)? У меня несколько недель назад родился сын. Жене приснилось, что ее отец просит ее сделать ребенка евреем. Приходи завтра в девять – улица Баразони, дом пять. Увидите, что из дома выходит женщина с кошелкой – это знак, что дома никого нет. Только домработница будет, она – свой человек, в курсе дела. Ты обрежешь ребенка, а ты (указал на меня) ему поможешь». Так я в первый раз в жизни стал сандаком.
На следующий день шойхет не пошел на работу. Это само по себе было рискованно: могли уволить. А если нет работы – недолго и с голоду умереть. Тем не менее, шойхет решил: если уж на то пошло – пойдем, окунемся в микву перед бритом. Мы протопали пять километров по снегу до речки. Он прорубил отверстие во льду, и окунулся, а я – за ним. Чуть не унесло меня течением, чудом нашел прорубь и вылез. Мороз был страшный.
Мы вернулись в центр города. Часов у нас не было. Тогда мы пошли на почту. Там были большие часы, и еще одна важная вещь: длинная очередь. Ведь в России – если замечали человека, не занятого никаким делом, это вызывало подозрения. Если он безработный – значит, тунеядец, паразит. А если есть работа, но он не пошел – его обвиняли в подрыве экономики. Так что мы вставали в очередь, а когда приближались к окошку – отходили и вставали в конец другой очереди.
Когда подошло время к девяти, мы пошли по указанному адресу, и тут же увидели женщину, которая вышла из дома. В руках у нее была кошелка. Значит, путь свободен. Мы вошли, домработница показала нам колыбельку младенца. Там была записка с еврейским именем, написанным русскими буквами. Моэль сделал обрезание и сказал положенные благословения, ну а я был в роли сандака.
Тут появилась домработница:
— Все в порядке? Хозяин сказал, чтобы вы не уходили.
Что еще?
Она принесла буханку хлеба – килограмма три, в жизни такой не видел! Потом достала сковородку: «Это новая!» И разбила туда дюжину яиц – я посчитал! Я зажег газ, и она пожарила яичницу.
— Заповеданная трапеза, давайте покушаем! – сказал я шойхету.
— Ешь, ешь, — ответил он. Может, он постился в тот день?
Что ж, я уселся и начал есть – досыта, первый раз за последние месяцы. Все слопал, до крошки. У меня есть два свидетеля, если не верите.
Потом я благословил после еды, и мы уже собрались было идти, как домработница снова нас останавливает: «Хозяин сказал, чтобы вы взяли это с собой!» Чудо невиданное: мешок хлеба! Тридцать шесть килограмм. Не знаю, кто весил больше – я или этот мешок.
Я говорю ей: «Если нас встретит милиционер, прикажет открыть мешок, а потом спросит, откуда это, что я ему скажу?»
Она побледнела. «Ой, нет, нет!» – прошептала. Нельзя, чтобы сотрудника НКВД заподозрили в связи с евреями, да еще какой связи!
Тогда у меня появилась идея:
— Знаете, что… Вместо хлеба, дайте нам талоны в правительственный магазин.
Граждане покупали в обычных магазинах. Стояли часами в очередях, и после этого далеко не всегда им доставалось. Ну, а государственные чиновники, военные и служащие НКВД покупали в специальных магазинах, где чего только не было – да еще и по низким ценам. Так что она дала нам такие талоны, и мы долго времени жили в достатке благодаря ним.
Прошло недель пять. Я шел по улице, и вдруг – навстречу этот чекист. Я обратился к нему:
— Можно вам задать вопрос?
Тот побледнел, огляделся вокруг и прошептал:
— Ну, что тебе? Только быстро!
Я спросил:
— Смотрите, как вы испуганы! На какой риск пошли! А если еще, не дай Б-г, кому-то станет известно! Почему же вы это сделали, почему так рисковали?
Он ответил:
— Видите ли, наш народ существует уже три тысячи лет. Сейчас у него тяжелый период — это правда. Но это как пасмурный день, потом облака рассеются, и засияет солнце. Быть евреем будет почетно. Я хочу, чтобы мой сын знал, к какому народу он принадлежит, и нашел к нему свой путь!
Это называется жить с будущим!
