«Каждому поколению, в дни которого не отстроен Храм, это засчитывается, будто Храм разрушен в его дни» (Йерушалми, Йома, 1:1).
Таким образом, наши мудрецы возложили ответственность за разрушение Храма на каждое поколение, в дни которого он не был отстроен. Если были бы исправлены причины, которые привели к разрушению Храма, то мы наверняка удостоилось бы увидеть его отстроенным.
Возникает вопрос: тогда наши предки не устояли в испытаниях и привели своими делами к разрушению Храма; затем мудрецы Мишны и Гемары не удостоились того, чтобы он был отстроен; так какие могут быть претензии к нам, чтобы говорить, будто он «как будто разрушен в наши дни»?
Как смогут последние – поколения внешнего служения – исправить изъяны, приведшие к разрушению, – при всем внутреннем служении прежних?
Также следует понять: у Адама, Первого Человека, тело и душа до греха были чисты [от всех следов материальности и приземленности]: «Адам был осенен и увенчан венцом святости и славы безмерно» («Даат Тора», стр. 110). Но после того, как он оступился в грехе, был изгнан из райского сада в материальный мир. «И действительно, когда он согрешил, он не только не удостоился того уровня, на который мог бы подняться, но и потерял то, что было у него, – и пал, став человеком приземленным и презренным, как ныне» (там). Он получил новый путь служения Всевышнему – в испытаниях сокрытия и природного правления: «В поте лица своего будешь есть хлеб» (Берешит, 3:19).
Непонятно: если Первый Человек на высоте той ступени, на которой он был приближен ко Всевышнему до греха, не сумел устоять в испытании, то как возможно, что после своего падения он успешно устоит в испытании на новой ступени – ступени сокрытия и материальности?
Также следует спросить: если первые поколения не устояли в испытании и в наказание за это были низведены со своей ступени во тьму изгнания и сокрытия, то как же они сумеют исправить изъяны и неудачи во тьме изгнания? Ведь изгнание для них не исправление [хотя оно и является конечной целью]; напротив, оно становится лишь причиной того, что испытание сокрытием становится еще тяжелее. Более того: поскольку [как сказали наши мудрецы (Авот, 4:2)]: «грех влечет за собой грех», то после того, как человек оступился и сошел со своей ступени, он может теперь упасть еще. Если так, то как он вообще достигнет исправления?
Наши мудрецы говорят (в конце мишны Сота) о низменных и дерзких последних поколениях [перед приходом Машиаха], поколениях, называемых иквета де-Мешиха: «Истины не будет; юноши позорят старцев… лицо поколения – как морда собаки». Виленский Гаон объясняет слово иквета как экев – пятка. Пятки человека – самые низкие части его тела. Последние поколения становятся «мелкими», опускаются духовно в сравнении с первыми. Это также требует объяснения: если ступень поколений снижается, низость и дерзость возрастают, то почему именно эти поколения удостаиваются быть «пятами Машиаха», – больше, чем первые, стоявшие на более высокой ступени?
«У всякого, кто больше другого, дурное побуждение сильнее»
В чем различие между первыми и последними поколениями, и каким образом именно путем падения поколений может осуществиться исправление, и в чем состоим сущность иквета де-Мешиха? Чтобы понять все это, нам нужно прежде всего объяснить слова наших мудрецов (Сукка, 52а): «У всякого, кто больше другого, дурное побуждение сильнее».
[Сказано (Йоэль, 2:20): «И сокрытого удалю Я от вас, и отброшу Я его в землю бесплодную и пустынную. Первых его – к морю первому; а последних – к морю последнему. И поднимется смрад от него, и поднимется от него зловоние, – ибо приумножил он деяния свои»].
Сказано в Гемаре: «Учили наши мудрецы: “И сокрытого – удалю Я от вас” (Йоэль, 2:20), – это сказано о дурном побуждении, которое сокрыто в сердце человеческом.
“И отброшу Я его в землю бесплодную и пустынную” – туда, где нет людей, чтобы искушать и прельщать их. [За что же оно будет изгнано? За то, что]: “Первых его [Израиля] – к морю первому”, – устремило оно свой взор на Первый Храм и разрушило его, и убило мудрецов Торы, которые были в нем. (Раши: “на Первый Храм” – который был подобен морю, ибо все собирались в нем, как в море стекаются все потоки речные.)
“А последних – к морю последнему” – устремило оно свой взор на Второй Храм и разрушило его, и убило мудрецов Торы, которые были в нем.
“И поднимется смрад от него, и поднимется от него зловоние” – [от дурного побуждения – за то, что] оставило оно в покое народы мира и искушало Израиль.
“Ибо приумножило оно деяния свои” – сказал Абайе: против мудрецов Торы оно приумножило [усилия и старания свои] больше, чем против всех людей.
Услышал однажды Абайе, как один мужчина говорит женщине: “Поднимемся пораньше утром и пойдем”. Сказал [Абайе себе]: пойду-ка я вслед за ними, чтобы отвратить их от греха [ведь в дороге они будут в уединении]; пошел за ними и прошел три парсы полями [1 парса – примерно 4,5 км]. Когда они дошли до развилки дорог, он услышал, как они говорят друг другу: “Места [города] наши далеки друг от друга; [расстанемся], хотя очень приятно было бы идти вместе” [и они не намереваются грешить]. Сказал Абайе: я на его месте не устоял бы (Раши: в уединении с женщиной не удержался бы от греха). Пошел и оперся о дверной засов, как человек, предающийся грустным размышлениям, – пока не прошел там тот старец [по некоторым мнениям, “тот старец” в Гемаре – пророк Элияу] и научил его тому, что: “у всякого, кто больше другого, – дурное побуждение сильнее”».
Абайе, бывший свидетелем происшедшего, был чрезвычайно обескуражен тем, что они устояли, тогда как он сам не смог бы устоять в столь небольшом испытании. Исходя из этого, он пришел к выводу о том, что дурное побуждение укрепляется против мудреца Торы больше, чем против всех, соответственно утешительным словам того старца, который как бы сказал ему: «Наоборот! Твое ощущение, будто ты ниже их, – это признак твоего величия, ведь “у всякого, кто больше другого – дурное побуждение сильнее!”»
Почему же оно у него сильнее? Простое объяснение в том, что против большого человека дурное побуждение нуждается в разных методах и путях ведения войны, чтобы между добром и злом было одинаково трудно сделать выбор в ту или другую сторону. Дурное побуждение не может склонить большого человека к грехам, которые ему не подобают из-за его величия. Потребуются методы более тонкие и высокие, как, например, склонить его [к изучению Торы и исполнению ее заповедей] не совсем ради нее самой, или к учебе ради награды в будущем мире [хотя для кого-то другого, стоящего на более низкой ступени, это было бы величайшим достижением, – и именно со стороны доброго побуждения, а не дурного].
Однако из описанного выше происшествия с Абайе видно даже больше: дурное побуждение у него было больше даже в вещах столь малых, что простые люди, не стоящие на высокой ступени, могут в них устоять, – тогда как большой способен оступиться… Почему?
Чем выше в человеке совершенство, тем заметнее недостатки
Маараль («Нецах Исраэль», гл.2) объясняет: «За недостаточностью следует отсутствие и полная недостача, а потому те, у кого есть наибольшая высота, как Израиль и как мудрец Торы, – невозможно, чтобы была у них та высота в полном совершенстве. Вещь, которая не в совершенстве, – она считается недостаточной, и в продолжении своем становится недостаточной совершенно. Виной всему – дурное побуждение, приводящее вещь эту ко злу, – из-за того, что высота его [как, например, Израиля или мудреца Торы, упомянутых выше] не в совершенстве».
Чем ближе человек к совершенству, тем (помимо того, что претензии к нему из-за его недостатков, даже самых небольших, устрожаются), – в силу его совершенства — более выделяются и делаются заметными самые тонкие его недостатки. Чему это можно уподобить? Бриллианту. Чем он больше, тем ценнее. Но если есть в нем какой-то изъян, царапина и т. п. – этот небольшой недостаток снижает его ценность и важность. Возможно, что такой же небольшой изъян в меньшем и более простом алмазе не отразился бы на его стоимости. То же самое и с человеком: чем ближе он к совершенству, тем, по мере этой близости, более ощутимы и сильнее бросаются в глаза его недостатки. И они открывают путь к нему дурному побуждению!
Одно из имен дурного побуждения – «муха», как сказали наши мудрецы (Брахот, 61а): «Дурное побуждение подобно мухе, сидящей между двух входов в сердце, как сказано (Коэлет, 10:1): “От мертвой мухи воняет и бродит ароматное масло”». Виленский Гаон в «Хидушей Агадот» объясняет, что так же, как муха садится только в таком месте, где есть грязь, так и дурное побуждение нуждается в том, чтобы у человека была «точка, за которую оно может зацепиться», – та, о которой сказано (Берешит, 4:7): «На входе грех лежит». Оно сидит и ждет на входе и подстерегает в человеке какое-то проявление нечистоты. И без этой точки, за которую оно может зацепиться, не разрешается ему подступить к человеку и довести его до падения.
Что же это за необходимая «зацепка»? Она зависит для каждого человека от ступени, на которой он находится. У человека большого и обладающего совершенством даже самый малый и тонкий изъян зримо выделяется, ощущается и оказывается достаточной «зацепкой» для дурного побуждения, чтобы довести его до греха. У другого, который стоит ниже и совершенство его не заметно, небольшие недостатки его, естественным образом, не так бросаются в глаза, – и дурное побуждение нуждается у него в более крупном изъяне, который стал бы для него «зацепкой», чтобы довести человека до греха. У человека, обладающего совершенством и служащего Всевышнему ради награды в будущем мире, награда является изъяном в служении, дающим возможность дурному побуждению подступить к нему и довести его до греха. Но, с другой стороны, у кого-то другого, не находящегося на столь высокой ступени в духовности и служащего ради награды будущего мира, – это высокая ступень!
Дурное побуждение и тяжесть испытаний
В свете этого мы получаем новый взгляд на слова Абайе о том, что дурное побуждение приумножает свои старания против мудрецов Торы больше, чем против всех людей, – вывод, к которому он пришел из утешительных слов того старца: «У всякого, кто больше другого, дурное побуждение сильнее». У того, кто более велик, дурному побуждению достаточно найти какой-то небольшой изъян, зримо выделяющийся у него соразмерно совершенству, чтобы получить возможность подступить к нему и соблазнить на грех. И это – включая грехи столь небольшие, что другие люди, не такие великие, не оступились бы в них. Не из-за их высокой ступени, благодаря которой они сумели устоять в испытаниях, а потому, что дурное побуждение не соблазняло их и не ставило их перед теми испытаниями, которых они в действительности не выдержали бы.
Абайе, бывший свидетелем происшедшего, был обескуражен. Он удивлялся: как те люди смогли устоять в испытании, в котором он сам не устоял бы? Суть утешения того старца в том, что дурное побуждение вообще не ставит их перед такими испытаниями, оно не соблазняет их вообще. «Но у тебя, – говорит тот старец, – “дурное побуждение сильнее, чем у них”, – такова твоя ступень»! Она такова, что дурное начало соблазняет и ставит тебя перед испытанием.
Два вида дурного побуждения: «духовное» и «естественное»
Добавим к этому также объяснение на основе слов рава Исраэля Салантера («Игерет а-Мусар») о том, что в каждом человеке заложены два дурных побуждения: «естественное» и «духовное». «Духовное» – силы нечистоты, ангел или посланник, подстрекающие человека к грехам. А «естественное» – это силы естественных желаний в самом человеке, из-за которых у него самого есть наклонность к греху без чего-либо, что соблазняло бы к нему извне.
[Примеч. перев. В основе своей естественные желания, такие как голод, жажда, страх перед опасностью или половое влечение, связаны с инстинктом самосохранения, то есть с заложенным во всем живом самим Творцом естественным стремлением сохранить себя в этом мире и оставить в нем потомство. В таком качестве они желанны Творцу, устроившему так, что все живые существа должны по мере своих возможностей сами заботиться о себе в этом мире. Но от человека требуется нечто большее, чем от всякого прочего живого: признание своего Творца и служение Ему! В том числе при осуществлении своих законных требований и устремлений. То есть осознание тех рамок и границ, внутри которых желания его совпадают с волей Творца, не противоречат ей, и тем самым остаются в сфере «добра». Более того, удовлетворение естественных желаний может само по себе подниматься до истинного служения – как у нашего праотца Ицхака, просившего Эсава (Берешит, 3:3-4): «Выйди в поле, и налови мне дичи; и приготовь мне кушанье, какое я люблю… и буду есть, чтобы благословила тебя душа моя». Много раз говорят об этом наши мудрецы, например: «Когда нет жертвенника, – стол человека искупает его» (Менахот, 97а).
И только то, что эти естественные желания побуждают человека выйти за указанные выше рамки, относит их к сфере «дурного побуждения» (см. об этом во многих местах в «Михтав ми-Элияу» рава Э. Деслера).]
Различие между двумя видами дурного побуждения следующее.
«Духовное» побуждение – это своего рода бунт: человек «знает своего Властелина и намеревается взбунтоваться против Него». В глубине сердца он знает правду, но духовное дурное побуждение посылает ему испытания, пока он не начинает обманывать себя и даже скрывать от себя самого правду, скрытую в его сердце.
В отличие от этого, «естественное» побуждение, происходящее от естественных сил в самом человеке, – нет в нем чего-либо от бунта, и оно проистекает из тимтум а-лев [букв. «закупорки сердца»] – духовной бесчувственности и приземленности натуры. Человек не в состоянии, со стороны этого вида дурного побуждения, узреть и признать истину, и не знает, что делает зло. Вдобавок к тому, и войны, которые человек ведет с двумя этими видами дурного побуждения, не одинаковы. Испытания, посылаемые «духовным» дурным побуждением, чтобы склонить человека начать бунт против истины, больше и тяжелее, чем испытания со стороны побуждения «естественного».
Большие люди, достигшие совершенства в служении Всевышнему и работе над своими душевными качествами, действительно удостоились искоренить из сердца «естественное» побуждение, и подстрекательство к греху у них – со стороны побуждения «духовного». Чтобы суметь склонить того, кто больше другого, к греху, привести его к состоянию «знает своего Властелина и намеревается поднять бунт против Него», дурное побуждение нуждается в испытаниях духовных и тяжелых – более, чем те, которые исходят от побуждения «естественного», проистекающего из духовной бесчувственности: «повторил грех – и стало казаться ему это разрешенным». Когда у человека есть какой-то небольшой изъян по меркам его высокой духовной ступени, – он становится «точкой зацепки» и достаточной причиной для «духовного» дурного побуждения пустить в ход все свои силы и привести человека к греху.
[Здесь неизбежен вопрос: испытание уединением с женщиной, в котором Абайе, по его собственному признанию, не устоял бы, – разве оно для него тоже было бы со стороны «духовного» побуждения, а не «естественного», связанного с вожделениями? Далее мы увидим, что для Абайе оно было бы именно со стороны побуждения «духовного».]
Испытания со стороны «духовного» дурного побуждения
В качестве примера соблазна со стороны «духовного» дурного побуждения приведем слова наших мудрецов в Гемаре (Санедрин, 107а), где царь Давид просит в Всевышнего (Теилим, 26:2): «Испробуй меня, Г-споди, и испытай меня», – как испытывал Он Авраама, Ицхака и Яакова, чтобы говорили «Б-г Давида» [как мы говорим в начале молитвы «Амида»: «Б-г Авраама, Б-г Ицхака и Б-г Яакова»].
Всевышний откликнулся на эту просьбу и сказал Давиду, что пошлет ему испытание, – и даже сообщил, какое именно: в сфере отношений с женщиной. «И было… встал Давид с ложа своего и прохаживался по кровле царского дома, и увидел с кровли купающуюся женщину; а женщина та очень красива видом» (Шмуэль 2, 11:2).
Пришел Сатан – «духовное» дурное побуждение – в образе птицы. Давид пустил в нее стрелу, чтобы убить. Стрела разбила окно, и открылась глазам Давида Бат Шева. Тут же — «и послал Давид разузнать об этой женщине» (там, 11:3). Царь Давид, действительно, удостоился искоренить из себя «естественное» дурное побуждение, как сказано (Теилим, 109:22): «Сердце мое мертво во мне». Объясняют наши мудрецы, что он убил дурное побуждение в своем сердце (Йерушалми, Брахот, 9:5). Но он оступился в испытании со стороны дурного побуждения «духовного» – это был Сатан, который представился ему в виде птицы.
Почему он подстрекал? Сказали наши мудрецы (там), что нашелся у Давида маленький изъян – капля гордыни, и выразился он в том, что Давид попросил для себя испытание: «Испробуй меня и т. д.», которое было бы подобным испытаниям праотцов.
Но если бы Давид устоял в таком испытании, то дошел бы до гордыни [чего никогда не бывало с праотцами, и в этом их высота]. Сказал Давид [что он не выдержал этого испытания, чтобы избежать гордыни]: «Чтобы не сказали, что “раб победил своего господина”» (Санедрин, 107а).
И эта капля гордыни была уже поводом для дурного побуждения «прилепиться» к Давиду и заставить его оступиться в грехе.
У горы Синай произошло нечто подобное. Как сказали наши мудрецы («Шир а-Ширим Раба», 1:15), исторгнуто было дурное побуждение из их сердец [после получения Торы], – именно «естественное» дурное побуждение, коренившееся в них до того. Однако, когда прошли сорок дней после восхождения Моше на гору [по их подсчетам] и он не вернулся, как сказано (Шмот, 32:1): «И увидел народ, что задерживается Моше», – начали сомневаться в истинности его слов. «Духовное» дурное побуждение нашло в этих легких сомнениях «точку, за которую оно может зацепиться», чтобы ввести их в грех, – и тогда оно показало им похоронные носилки Моше, парящие в небесах, чтобы внушить им, что Моше наверняка умер. В результате соблазна со стороны «духовного» дурного побуждения – оступились в грехе золотого тельца.
«Дурное побуждение сильнее, чем у другого»
Теперь мы можем с гораздо большей ясностью понять, почему у того, кто «больше другого», и «дурное побуждение больше». Тот, который больше другого, искоренил из себя «естественное» дурное побуждение благодаря служению Всевышнему и совершенству качеств. Он находится на путях борьбы с дурным побуждением «духовным».
Достаточно тому найти какой-то небольшой изъян, заметный тем сильнее, чем больше совершенство человека, чтобы склонять его к греху, ведь чем больше совершенство, тем заметнее изъян. В этом суть причины, по которой «духовное» дурное побуждение ведет человека к греху. Когда приходит час испытаний, противостояние с ними оказывается тяжелее, чем в испытаниях со стороны «естественного» дурного побуждения. Борьба человека с ангелом [то есть с источником духовного дурного побуждения], это, конечно же, высокий уровень. Но, с другой стороны, это тяжелая война, в которой человек знает истину и изо всех сил пытается противостоять «духовному» побуждению, а с другой стороны – оно также утяжеляет испытания.
Таково было утешение в словах того старца, сказанных им Абайе: твое дурное побуждение – это твой высокий уровень! Борьба с побуждением «духовным», испытания со стороны которого так тяжелы, и сражения с ним – сражения великие. Люди, находящиеся на невысокой ступени, ведут войны с побуждением «естественным». Испытания их не столь уж велики, и борьба с ним – не столь уж тяжела.
«Взыскивает за вину отцов с сыновей» – аспект бунта
«Взыскивающий вину отцов с сыновей и с сынов сыновей до третьего и до четвертого поколения» (Шмот, 34:7). Сказали наши мудрецы, что [взыскивает] тогда, когда сыновья держатся дел отцов своих (Брахот, 7а). Наш учитель гаон рав Э. Э. Деслер объясняет, что у сына, конечно же, есть свобода выбора, грешить ему или нет, даже тогда, когда [в целом] сыновья держатся дел отцов. Тем не менее, есть также влияние дел отцов на этот выбор: аспект «[побуждения] к бунту» со стороны отца, избравшего зло, создает изъян [у сына] и переходит по наследству до четвертого поколения. И собственный выбор зла, который совершает сын, вытекает из [духовных] последствий бунта отца.
Однако в пятом поколении, даже когда потомки держатся дел праотцов, проявляется уже новый аспект в процессе духовного падения поколений – аспект «плененного младенца» [выросшего без духовного наследия предков]. До четвертого поколения истина не полностью оставила еще глубины его сердца; он признает ее, но находится под влиянием бунта при выборе, сделанном праотцами его в первом поколении. Но с пятого поколения и далее нет больше аспекта бунта, и стремление делать зло вытекает из бесчувственности сердца. Он не знаком с истиной, – и это уже новый аспект [снятия препятствия к греху]: «грех стал для него чем-то разрешенным».
Первые и последние поколения
В свете этого мы сможем понять различие между первыми и последними поколениями, и почему именно последние – с их бесчувственностью сердца и низостью натуры – ближе к тому, чтобы быть иквета де-Мешиха – «пятами Машиаха».
В прежних поколениях, бывших более совершенными по внутренней сути, подстрекательство дурного побуждения исходило со стороны побуждения «духовного» – в аспекте бунта. Верно, что испытания их были более значительными, поскольку «у всякого, кто больше другого, дурное побуждение сильнее». Борьба была более тяжелой, но испытания проистекали не из бесчувственности сердца в результате незнания истины. Испытания были в аспекте бунта: люди в сердце своем знали истину, знали, что творят зло, но не могли устоять в испытании. Путь к исправлению в этом аспекте тяжелее – в ситуации, когда человек оступается, при том, что знает истину.
Грехи же в последних поколениях совершаются из-за бесчувственности сердца и низостью натуры людей, в аспекте «стало для него разрешенным», испытания уже не столь значительны, и также борьба не столь тяжела. Достаточно немного света, чтобы устранить бесчувственность сердца и познакомиться с истиной.
По мере того, как поколения отдаляются в сравнении с предшествующими им и духовный уровень падает еще и еще, – соответственно этому усиливаются бесчувственность сердца и низость человеческой натуры в сравнении с предыдущим поколением. Но, с другой стороны, и требования к последним поколениям уже не столь велики, как к первым.
Теперь, когда стремление грешить проистекает из бесчувственности сердца и незнания истины в состоянии «плененного младенца», требования и претензии к поколению уже не столь велики, как тогда, когда грех совершается в аспекте бунта, когда человек знает истину, знает, что совершает зло, и при этом злонамеренно бунтует против Всевышнего.
И чем больше отдаляются последние поколения, тем меньше влияет на них аспект бунта в сравнении с предыдущими.
С другой стороны, они падают все ниже и ниже, и теперь качество их как «держащихся дел своих отцов» исходит из «бесчувственности сердца», как у «плененного младенца». Требования и претензии к этому поколению меньше, чем к предыдущему и чем к первым поколениям.
Несомненно при этом, что первые поколения были на более высокой ступени, – ведь все дела их вытекали из внутреннего совершенства – в сравнении с последними, стоящими на низкой ступени. Но испытания их были более значительными и тяжелыми, и в свете величия ступени требования к делам их были более строгими. На них смотрели как на дела того, кто «знает своего Властелина и намеревается поднять бунт против Него».
У последних поколений, поскольку они находятся на низкой ступени, дела их оцениваются по меркам состояния «плененного младенца» – по меркам «стало ему разрешенным». Претензии и требования к делам их не как у первых поколений, и поэтому они – именно из-за низкой ступени своей – в большей мере могут быть близкими к приходу Машиаха, чем первые поколения. И даже если первые не выдержали испытаний и не удостоились делами своими строительства Храма, – последние, из-за того, что их испытания не те, что у первых, – вопреки их низкой ступени имеют возможность и [духовные] «инструменты», чтобы построить Храм. Взгляд на дела их не столь строг, как на дела первых поколений.
Тьма изгнания и сокрытие – причина исправления
В начале статьи мы спрашивали: если Первый Человек – Адам – не сумел устоять и не совершить тот грех, связанный с Древом Познания, когда он находился на высокой духовной ступени, то чем могло ему помочь изгнание из райского сада во тьму материальности? Если первые поколения не устояли в испытании, то как же сумеют последние исправить мир, находясь во тьме изгнания?
Ответ состоит в следующем. Когда Адам перед грехом своим находился на чрезвычайно высокой духовной ступени, – тогда, соответственно этому, все дела и действия его оценивались по соответствующим более высоким меркам. В свете этого претензии и требования к тем делам также были большими и строгими. Однако, поскольку он не устоял на своей высокой ступени, он получил новый путь служения Всевышнему: спустился со своей ступени во тьму сокрытия и материальности. И хотя он не преуспел до греха, находясь на высокой ступени, – есть возможность, что теперь, на [новой] его низкой ступени, он сумеет исправить свой грех.
Помимо этого, отныне, при всем его величии, взгляд на дела его не будет столь строг, как до греха, когда он был на более высокой ступени.
Так и община Израиля: до греха, который привел к разрушению Храма, она была на более высокой ступени. Когда Храм стоял на своем месте, соответственно этому также претензии и требования к делам евреев были более высокими. А для исправления грехов той эпохи они получили новый путь служения Всевышнему – через разрушение Храма и служение Всевышнему во тьме изгнания и сокрытия. Отныне, хотя они и спустились со своей прежней ступени, взгляд на их дела и требования к ним не таковы, как до разрушения. Если они не сумели устоять в испытании на высокой ступени, теперь есть возможность устоять и исправить свои грехи на новом пути служения Всевышнему: пусть он даже сопряжен с падением с прежней ступени, – зато взгляд на дела евреев и требования к ним уже не столь взыскательны, как прежде.
Таким образом, всегда, когда поколения отдаляются и падают со ступени на ступень во тьму изгнания и сокрытия, – при всем этом, с другой стороны, им легче устоять в испытании. Также и требования к делам их согласуются со взглядом на них как на «плененных младенцев».
Поколение целиком виновное – поколение материальности
Сказали наши мудрецы (Санедрин, 98а): «Лишь в таком поколении придет сын Давида [Машиах], которое целиком достойно или целиком виновно … [На основании чего это сказано?] Сказал раби Александри [обращаясь к] раби Йеошуа бен Леви: сказано противоречиво [об окончательном избавлении] (Йешаяу, 60:22): “В установленный час его”, и сразу после этого: “Я потороплю его”. [Как же согласовать то и другое?] Достойны – “потороплю его”; виновны – “в час его”… Достойны – “С облаками небесными будто человек пришел… и была дана ему власть” (Даниэль, 7:13-14); виновны – “Вот царь твой придет к тебе… бедняк верхом на осле” (Зехария, 9:9)».
Маараль («Нецах Исраэль», гл. 40) объясняет: «[Осел], поскольку осел – самое простое из всех животных; ведь он – простое создание, у которого нет никакой мудрости и разумения… и он – противоположность змею, у которого есть лукавство и нет простоты…»
«Поколение целиком виновное» – поколение материалистичное и приземленное, – то самое пятое поколение, которое не знает ничего.
Его материалистичность — это не плод бунта вопреки знанию истины, это плод бесчувственности сердца и приземленности человеческой натуры. Слово хамор – «осел» – от того же корня, что хумриют – «материальность». Объясняет наш учитель гаон рав Элияу Деслер («Михтав ми-Элияу», ч.3, стр. 222), что «Машиах верхом на осле» – это [как бы символ] поколения, которое все виновно: избавление придет путем того, что Машиах «оседлает» материальность поколения.
У материальности, со всей ее ущербностью и приземленностью, есть, с другой стороны, также преимущество со стороны приниженности и простоты. На нее легче влиять, и она больше способна к принятию: достаточно немного света, чтобы разогнать тьму. Верно, что когда поколение не в столь низком состоянии, добро и зло действуют в нем в смешении; тогда влияние [дурного побуждения] становится более тяжелым. Ибо добро, которое есть в человеке, затуманивает сознание его и создает пелену, которая не дает ему увидеть зло в самом себе. Это – хитроумие змея, который вводит в заблуждение самого себя, создавая иллюзию собственной праведности. На этой ступени человек далек от признания истины.
И только в поколении целиком виновном, когда человек весь материален и бесчувствен, это оказывается его преимуществом – преимуществом простоты. Тогда он не обманывает себя, и даже при небольшом пробуждении признает истину. Сегодня в нашем поколении мы видим такие вещи как наглядный пример происходящего именно по причине падения поколений, предельной материальности и приземленности, – и это у людей, которые ничего не знают о народе Израиля и Торе Израиля.
Из приземленности этой вырастает поколение возвращающихся ко Всевышнему и становящихся евреями Б-гобоязненными и цельными. И в этом – урок для нас: наперекор ожидаемому, при всех изъянах, при всей приземленности и материальности поколения – оно способно воспринять влияние по принципу «немного света разгоняет много тьмы».
К «поколению целиком достойному» Машиах приходит «на облаках небесных». Облако – это материальность просветленная, состоящая из чистой воды, и, если евреи удостоятся, Машиах придет за счет просветления и очищения материи – за счет просветления и очищения поколения. Однако это аспект очень высокий – когда поколение очищено от всякой материальности и бесчувственности сердца.
Иквета де-Мешиха – поколение исправления
В поколениях, живших до нас, испытания и сражения с дурным побуждением были тяжелы чрезвычайно. В прошлых поколениях подстрекательство дурного побуждения исходило от побуждения «духовного», будь то идолослужение, погружение в греческую культуру, философию или европейскую и вообще чуждую культуру – аскала и т. п. В наших же поколениях дурное побуждение иного типа – пшитут [«простоты» в чисто негативном смысле этого слова], вершина низости и материальности, как сказано (Йешаяу, 22:13): «Ешь и пей, ибо завтра умрем», – поколение, влекущееся за вожделениями своими открыто, без стыда. И, к сожалению, и мы в стенах наших домов и в стенах Домов учения попадаем под влияние этого побуждения.
Однако именно из приземленности этого поколения исходит для нас некоторое утешение: ведь при всем этом существует возможность, что избавление произрастет именно из приземленности и материальности поколения.
Достаточно пробуждения к возвращению ко Всевышнему, чтобы удостоиться того, что «немного света разгоняет много тьмы». Если в прежних поколениях, чтобы вести войну с соблазнами аскалы – погружения в чуждую культуру – надо было стоять твердо, как крепостная стена, и добро со злом были перемешаны, то чтобы противостоять дурному побуждению, проистекающему из приземленности, достаточно просто открыть глаза, укрепляя себя в Торе и Б-гобоязненности и признавая истину.
Теперь мы можем хорошо понять, почему к нашему поколению, – и, возможно, в большей степени, чем к первым, – предъявляется претензия: «Каждому поколению, в дни которого не отстроен Храм, это засчитывается, будто Храм разрушен в его дни». Ведь именно в наших руках исправление оказывается более легким – в свете снижения уровня и приземленности поколений. В прежних поколениях требовалась огромная духовная работа – война с дурным побуждением во всех его разнообразных проявлениях. Но сегодня, когда дурное побуждение – простое, у нас в руках больше возможностей укрепиться в Торе и Б-гобоязненности и осветить тьму духовной пропасти и материализма; и таким путем мы удостоимся строительства Храма и прихода Машиаха.
Перевод: рав Пинхас Перлов
