Взгляд на жизнь моей матери рабанит Батшевы Эстер Каневски (благословенной памяти), жены одного из руководителей нашего поколения гаона рава Хаима Каневского (да продлит Всевышний его годы!), на фоне истории предыдущих поколений.
Квартал Хазон Иш
Госпожа Ледерман
Рав Йехиэль Ледерман умер в пятницу, 27 сивана 5729 (1969) года. Похоронная процессия вышла из Бней-Брака в девять утра и направилась в Иерусалим. Это был длинный летний день, и вполне можно было успеть доехать до Иерусалима и вернуться обратно, однако дедушка Стайплер участвовал в проводах только в Бней-Браке и не поехал в Иерусалим, сказав: «Как я могу не проводить рава Йехиэля до места погребения? Но как я могу выехать за пределы города, в то время как вот-вот придет Шаббат?»
У Ледерманов не было детей, и после смерти мужа госпожа Ледерман осталась совсем одна. Кроме племянницы в Иерусалиме, у нее не было никаких родственников. Рав Берл Вайнтройб, живший с ней в одном доме, говорил в течение года Кадиш для возвышения души рава Йехиэля, и в день его смерти ездил с ней на кладбище. Но госпожа Ледерман нуждалась в постоянном общении и, само собой разумеется, выбрала для этой цели мою маму. С тех пор забота о госпоже Ледерман стала неотъемлемой частью жизни нашей семьи вообще и моей жизни в частности.
Папа сказал, что нехорошо, чтобы пожилая женщина ночевала одна, и мама упросила госпожу Ледерман позволить одной из девочек ночевать вместе с ней. Мама обосновала свою просьбу тем, что у нас маленькая квартира, а детей, не сглазить бы, много, и места на всех не хватает. Это, отчасти, было верно – действительно, квартира была маленькая и, действительно, детей было много, но теснота не мешала нам, и ночевать вне дома никому из нас не хотелось.
Госпожа Ледерман с радостью согласилась, но, понимая, что она делает нам одолжение, сочла нужным выдвинуть свои условия… Например, отбой был в девять вечера, и не позже! Госпожа Ледерман привыкла рано вставать и молиться на восходе солнца, в первом миньяне. (После ее смерти в некрологах справедливо было замечено, что она всегда была в числе первых десяти молящихся, приходящих в синагогу.) Поэтому она рано ложилась и того же требовала от девочки, живущей с ней.
Помощь ближнему под маминым руководством
Сначала с госпожой Ледерман ночевала моя старшая сестра, будущая рабанит Хана Штейнман, благословенной памяти, а когда она вышла замуж, пришла моя очередь выполнять эту важную заповедь, и я делала это в течение пяти лет, пока сама не вышла замуж! Жить с госпожой Ледерман было совсем не просто, и тому было несколько причин.
Во-первых, она всегда наглухо затворяла двери и окна, чтобы к ней не залезли воры, и летними ночами в квартире было ужасно душно. Лишь на рассвете, уходя на молитву, она открывала окно, и в комнату проникал приятный ветерок. Знойные летние ночи компенсировались зимними ночами. У госпожи Ледерман были большие подушки и громадные пуховые одеяла. Рано утром, перед уходом в синагогу, она укрывала меня сверху своим одеялом, чтобы я не мерзла.
Во-вторых, в квартире царил полумрак, так как госпожа Ледерман экономила электричество. Надо отметить, что эта экономия себя оправдала – на сбереженные деньги она купила и пожертвовала восемь свитков Торы!
В-третьих, общение между нами было затруднено, так как она говорила только на идиш, а я не очень хорошо им владела.
Была еще одна причина – в ее доме я чувствовала себя ужасно одиноко. Покинув веселый и шумный дом, я оказалась в полной тишине. Как-то мама рассказала мне: «Дождливыми ночами я не могла уснуть. Я знала, что в доме госпожи Ледерман грохочут старые окна, и переживала за свою перепуганную доченьку. Рано утром я спешила убедиться, что с ней все в порядке…» (Лишь две ночи в году отличались от остальных – ночь Шавуота и ночь Ошана Раба, в эти ночи голоса учащихся в синагоге (в эти праздники принято учиться всю ночь – прим. пер.) проникали на второй этаж, и я уже не чувствовала себя такой одинокой…)
Короче, с какой стороны ни посмотреть, этот проект не доставлял мне никакого удовольствия, но мама не уставала повторять, что это – большая заповедь, которую я должна выполнять, чего бы мне это не стоило. Она говорила: «Люди прикладывают большие усилия ради выполнения заповедей – кто-то вкладывает большие деньги, кто-то – силы, кто-то – время, а тебе ничего не нужно делать, только спать с ней ночью, и каждую минуту ты выигрываешь еще одну заповедь!», и рассказывала, что она сама в юности ночевала у одинокой вдовы на матрасе, где было полно клопов…
Во время войны Судного дня я боялась там спать – вдруг будет сирена воздушной тревоги, и я из-за госпожи Ледерман не успею добежать до укрытия. Но и тогда мама была непреклонна. Она привела мне неопровержимый довод – если в обычное время я ночую с госпожой Ледерман, потому что ей страшно оставаться одной, то, тем более, я должна это делать сейчас, когда идет война. Мама проводила меня, немного посидела со мной и пообещала в случае, если будет сирена, прийти за мной. И действительно, когда однажды ночью прозвучала сирена, и все помчались в бомбоубежище, мама пошла за мной, и как раз в это время прозвучал сигнал отмены тревоги…
Моя сестра Дина – следующая на очереди
Даже моя помолвка и церемония обручения (эрусин) была подстроена под требования госпожи Ледерман… Я тогда была совсем юной. Обручение состоялось в доме моей сестры, рабанит Колодецки. Между прочим отмечу, что в этом приняло участие всего четверо мужчин с нашей стороны и четверо – со стороны жениха, включая его самого… На женской стороне было примерно такое же количество народу. (Когда заполняли традиционный бланк «тнаим» — условий между семьями жениха и невесты, возникла проблема – все приглашенные были близкими родственниками, и некого было взять в свидетели, которые бы подписали условия договора. Тогда дедушка Стайплер постановил: «Свидетели необходимы, чтобы не было обмана, но здесь мы не должны этого опасаться, достаточно подписи сватов»…) [Это ни в коем случае не касается кидушин — посвящения в жены под хупой. Там необходимы два кашерных свидетеля. Также необходимы свидетели при разводе.]
Какое-то время сидели и пели, а потом «общество разошлось по домам». И что делала я, свежеиспеченная невеста, после такого грандиозного события в своей жизни? Я заторопилась в дом госпожи Ледерман, чтобы успеть лечь в кровать до девяти часов вечера…
Когда я пришла, госпожа Ледерман уже спала, и только наутро я сообщила ей о своей помолвке. Я уже упоминала, что нам трудно было найти общий язык. Вот и тут я, вместо того чтобы сказать «Их бин гэварн а калэ» – «Я стала невестой», перепутала и сказала: «Их бин гэбурн а калэ» – «Я родилась невестой»… Госпожа Ледерман удивленно смотрела на меня, ничего не понимая, и только через какое-то время, когда выяснилась моя ошибка, мы обе расхохотались…
В последнюю ночь перед свадьбой я спала дома. Госпожа Ледерман решила, что в эту ночь я не должна спать у нее, чтобы у меня была возможность «проститься с домом». Так закончилось мое пятилетнее дежурство, которое я несла с двенадцати лет вплоть до свадьбы.
Обычно госпожа Ледерман не участвовала в празднествах, но ради меня она сделала исключение и пришла на мою свадьбу. Она подарила мне кубок, которым мы до сих пор пользуемся в ночь Песаха в качестве бокала для пророка Элияу.
После моей свадьбы госпоже Ледерман не пришлось спать одной. Теперь с ней ночевала моя сестра Дина, которой было всего девять лет. Один раз, в период между помолвкой и свадьбой, я взяла Дину с собой к госпоже Ледерман, чтобы познакомить ее с местом ночлега. Ввиду отсутствия лишних спальных мест, нам с Диной пришлось спать в одной кровати.
Дина тоже рассказывает, что ей было непросто, особенно по Шаббатам, когда ночью в синагоге было пусто и темно, ведь никто там не учился. Мама нашла решение этой проблемы. В квартиру госпожи Ледерман принесли еще одну кровать, и по Шаббатам к Дине присоединялась наша сестра Браха.
Как-то в ночь Девятого ава Дине очень захотелось пить, и папа разрешил ей это, несмотря на то, что она уже была в том возрасте, когда понемногу начинают приучать детей поститься (гиль хинух). В доме госпожи Ледерман стояла кромешная тьма, и Дина боялась пойти на кухню. За неимением другого выбора, ей пришлось пить воду, которую она приготовила себе для утреннего омовения рук…
Окруженная маминой заботой
Однажды ночью, уже будучи старенькой, госпожа Ледерман споткнулась и упала. Дина пыталась поднять ее, а потом позвала на помощь соседку, рабанит Вайнтройб, и маму. Госпожа Ледерман, сломав ногу, оказалась прикованной к кровати. С того момента в течение долгого времени она находилась у нас дома, окруженная маминой заботой. Из гмаха принесли специальную высокую кровать и поставили ее в салоне, практически полностью загородив проход.
Одна из соседок говорила мне: «Я присутствовала при том, как твоя мама ухаживала за госпожой Ледерман, когда она жила в вашей крохотной квартире. Можно было подумать, что она ухаживает за собственной матерью!»
(И до этого мама помогала госпоже Ледерман, чем могла. Иногда она посылала одну из нас пойти с ней по делам. Госпожа Ледерман, держась за нас, шла странной походкой – приставляя пятку одной ноги к носку другой, а мы шли рядом, краснея от смущения…)
Когда она вернулась домой, Дина обслуживала ее по ночам. Если госпожа Ледерман вставала ночью, Дина помогала ей слезть с кровати, сопровождала ее, и возвращала обратно в кровать. При этом Дина не чувствовала себя несчастной, ведь мама объяснила нам, насколько важна эта заповедь, и мы не сомневались, что именно так мы должны себя вести…
И все же Дина была еще совсем маленькой, было понятно, что госпоже Ледерман нужна более квалифицированная помощь. Так она переехала в дом престарелых. Конечно же, связь с ней не прервалась, мы ходили навещать ее каждый Шаббат.
«Ее благословения сбываются…»
После маминой смерти многие вспоминали, как Стайплер говорил, что ее благословения сбываются, но не многие знают, по какому поводу он это говорил. Это было сказано в связи с ее преданным уходом за госпожой Ледерман. Вот как это было:
Как-то мама плохо себя чувствовала, и послала моего брата, рава Авраама Йешаяу, попросить у дедушки благословение. Стайплер удивился: «Разве ей нужны мои благословения? Ее собственные благословения производят на Небесах гораздо большее впечатление! Ведь она делает то, что я не могу делать, она держит у себя в доме престарелую госпожу Ледерман…»
Мой брат рассказал об этом папе, и с тех пор папа просил маминого благословения в разных ситуациях. Например, в ночь Шавуота он подходил к маме и говорил: «Я иду в синагогу учиться. Благослови меня, чтобы я не уснул». И мама сердечно благословляла его… Каждый год папа просил маминого благословения перед выпечкой мацы. Однажды возникло какое-то сомнение по поводу кашерности испеченной мацы, и папа связал это с тем, что в тот раз забыл попросить у мамы благословение…
Выгодная бережливость
Госпожа Ледерман была совершенно особенной женщиной из предыдущего поколения, во главе ее интересов всегда были вещи духовные. Она заботилась о синагоге, а также о ешивах и других учебных заведениях, в которых изучают Тору.
Как уже было сказано, она пожертвовала восемь свитков Торы, часть – синагоге «Ледерман», часть – ешиве Мир, так как она была знакома с равом Бейнушем Финкелем, главой ешивы Мир, жившем когда-то в Бней-Браке и молившемся в синагоге «Ледерман». Кроме того, она пожертвовала ешиве Мир свиток Теилим, написанный на пергаменте, чтобы по нему молились каждое утро (это было сделано по примеру госпожи Фридман, пожертвовавшей свиток Теилим синагоге «Ледерман», о чем будет рассказано дальше). Понятно, что покупка свитков Торы и Теилим совершалась через нас. Встречи с сойфером (писцом) происходили у нас дома, папа договаривался с ним, а госпожа Ледерман слушала их и принимала участие в разговоре. Свои сбережения она тоже хранила у папы, и он занимался всеми ее делами – она на него полностью полагалась.
Госпожа Ледерман была очень бережливой и ничего себе не покупала. Она копила деньги на покупку свитков Торы и на поддержку синагоги. Она носила очень старые, но хорошо сохранившиеся платья и покупала дешевую еду. Например, она не покупала курицу, вместо этого мясник специально для нее откладывал куриные сердечки, которые обычно выбрасываются, так как плохо влияют на память, она кашеровала их и ела. Папа отмечал, что сердечки нисколько не повредили госпоже Ледерман, и память ее не пострадала.
Продолжение следует
Перевод: г-жа Хана Берман
