Взгляд на жизнь моей матери рабанит Батшевы Эстер Каневски (благословенной памяти), жены одного из руководителей нашего поколения гаона рава Хаима Каневского (да продлит Всевышний его годы!), на фоне истории предыдущих поколений.
Детские воспоминания: Праздники в доме Каневских
Продолжение
Ханука. Мамина ханукия
В последние годы жизни мама завела неординарный обычай – после того как она выходила в заповеди зажигания ханукальных свечей вместе с папой, она сама тоже зажигала свечи – в очень красивой ханукие…
Вот как это получилось: один из друзей нашей семьи подарил папе роскошную ханукию, но папа, годами зажигавший ханукию, полученную им от дедушки рава Арье Левина, не хотел ее менять. Чтобы доставить радость дарителю, мама сама начала зажигать свечи в подаренной ханукие – разумеется, без благословения.
Все годы мама сама готовила фитили для папиной ханукии.
Ханукальные деньги
В последние годы папа с мамой в ханукальные вечера навещали своих женатых детей. Каждый вечер, после молитвы Маарив, они навещали одного из нас. Мы ждали этого визита в течение целого года и старательно к нему готовились. Папа говорил о Торе с сыновьями и зятьями, пробовал угощения, которые мы приготовили, и возвращался домой учиться. Маму мы задерживали еще немного – пусть хоть раз в год порадуется внукам и правнукам… Дети готовили специальные программы, чтобы мама могла отдохнуть и не торопиться домой, но она все время переживала, что дома ее наверняка уже ждут женщины…
В пятый день Хануки папа раздает ханукальные деньги всем внукам и правнукам, продолжая обычай Стайплера, который делал это именно в пятый день, ведь это единственный день Хануки, который никогда не выпадает на Шаббат. Каждый получает сумму денег соответственно возрасту – по десять агорот за год, плюс десять агорот на будущий год.
Рассказывают, что однажды папа по ошибке дал одному из внуков вместо монеты в десять агорот монету в десять шекелей, и кто-то из присутствующих заметил, что такая сумма подходит по возрасту раву Эльяшиву…
Мама же раздавала ханукальные деньги щедрой рукой. Она заранее составляла списки всех внуков и правнуков, напротив каждого имени писала причитающуюся ему приличную сумму, и отдавала деньги их мамам для раздачи.
Кроме визитов в Хануку, папа с мамой навещали каждого внука после свадьбы. Этот визит наносился на исходе первого Шаббата после недели семи благословений. Папа приносил в подарок свои книги, мама тоже приходила с подарком. Разговаривали исключительно о Торе и о заповедях, например, обсуждали, где надо повесить мезузу. Мама разглядывала дом и мебель, хвалила и благословляла.
Однажды, во время одного из таких визитов, папа тоже прошелся по квартире, удостоверился, что в каждой комнате оставлен кусок неоштукатуренной стены в память о разрушенном Храме. С удивлением он обнаружил в книжном шкафу в салоне витрину с посудой и серебром! Он поинтересовался, зачем она нужна, и посоветовал внуку заменить ее на обычную полку со святыми книгами…
Сотни пакетиков на Ту би-Шват
К Ту би-Швату мама готовила сотни пакетиков, наполненных сухофруктами и другими сладостями, для всех внуков и знакомых детей – каждый получал свою порцию изобилия.
Пурим – «пусть у вас будет агефен»
Пурим был очень утомительным днем. Весь день к дому стекались люди с гостинцами – мишлохей манот, мама всех принимала с радостью, и каждому дарила мишлоах манот в ответ. Многие женщины приходили к маме, чтобы получить ее благословение в такое благоприятное время. Был год, когда женщины шли непрерывным потоком. У мамы уже не было сил, она впустила всех женщин одновременно и коротко пожелала им: «Пусть у вас будет агефен». Под «агефен» (в переводе – виноградная лоза – прим. пер.) она подразумевала аббревиатуру: ацлохэ (удача), гезунт (здоровье), парносэ (достаток), нахэс (счастье).
Интересно, что в том же году, вскоре после Пурима, это пожелание приобрело дополнительное значение, когда одна из маминых внучек, моя племянница, была помолвлена с сыном рава Моше Гефена, благословенной памяти, одного из глав ешивы «Кнессет Ицхак». Прошло совсем немного времени, и мой племянник стал женихом дочери рава Моше Гефена.
К папе в Пурим тоже приходит много людей. После утренней молитвы папа выпивает стакан вина и ложится спать до полудня, чтобы таким образом выполнить заповедь «пока не перестанет различать…» (сказано, что в Пурим еврей должен пить вино, пока не перестанет различать фразы «Благословен Мордехай» и «Проклят Аман», один из вариантов выполнения этой заповеди – выпить вина немного больше, чем обычно, и сразу лечь спать, ведь во сне он не будет различать их – прим. пер.). После этого он принимает гостей.
«Согласно желанию каждого»
В течение всех дней года мама старалась угодить всем соседкам, а в Пурим, когда говорится: «согласно желанию каждого» («Мегилат Эстер», 1:8) – особенно… Каждой семье посылались гостинцы, предназначенные именно для нее. Например, в пирог для семьи Надель, которые были нашими соседями, мама не добавляла пекарский порошок, потому что рав Надель не ел пироги, испеченные с пекарским порошком. Ставя пирог в духовку, мама молилась, чтобы он поднялся и без добавления пекарского порошка, и, с помощью Всевышнего, так и случалось…
Кроме пирогов, мама каждый год пекла оменташен. Пироги она пекла в «чудо-печи» – много пирогов для мишлохей манот. Мы, дети, мечтали, что один из пирогов не поднимется или подгорит, и тогда мы сможем съесть его сами…
Однажды мама услышала от одного из соседских детей, что его мама никогда не покупает «шкидей марак» – жаренные во фритюре маленькие кусочки теста, которые добавляют в суп. С тех пор каждый Пурим мама посылала в эту семью пакетик «шкидей марак»… Мама способна была обратить внимание на маленькие детали и доставить радость ближнему при помощи вещей, которым мы обычно не придаем значения.
Шушан Пурим – все заповеди праздника
В нашей семье Пурим продолжается и на следующий день, в соответствии с указанием Хазон Иша, который считал, что в Бней-Браке нужно отмечать Пурим и 14, и 15 адара, чтобы выполнить заповедь по всем мнениям (поскольку из Бней-Брака виден город Яффо, который, возможно, был окружен стеной во времена Йеошуа бин Нуна). Поэтому в Шушан Пурим мы выполняли все пуримские заповеди – слушали без благословения чтение свитка Эстер вечером и утром, посылали один мишлоах манот, давали деньги двум бедным и устраивали трапезу после молитвы Минха.
Папа строго следит за соблюдением обычаев, и в каждый праздник ест блюда, которые принято есть в этот день. В Пурим, например, папа обязательно ест оменташен и креплах (которые едят также накануне Йом Кипура и в Ошана Раба).
Выпечка мацы перед Песахом
Подготовка к Песаху начиналась в первый день месяца нисан – мама чистила комнаты и шкафы. Несмотря на генеральную уборку, распорядок дня в доме не менялся. Мама каждый день, вплоть до проверки на хамец, варила для папы свежий обед. Папину комнату мы убирали только тогда, когда его не было дома. Работы было много, но папа не должен был знать, что мама тяжело работает…
Маме – по крайней мере, так нам всем казалось – физически никогда не было тяжело готовиться к Песаху. Всю работу она проделывала с радостью и с песнями.
Мацу для Пасхального Седера папа печет только из пшеницы, срезанной вручную. Он собственноручно мелет муку из зерен. Перед тем, как идти в пекарню рава Дова Борера, папа просил у мамы благословить его, чтобы он смог испечь мацу, удовлетворяющую самым строгим требованиям. При этом он подчеркивал, что если до Песаха придет Машиах, всю мацу придется печь заново, поскольку эта маца является ритуально нечистой, ведь все мы до прихода Машиаха не можем очиститься от прикосновения к умершему (тумат мет). Мы, дети, шли вместе с ним и с волнением следили за процессом выпечки. У нас была своя роль – мы передавали шесты, на которых мацу заносят в печь, работнику, который чистил их перед следующим использованием (одноразовой бумаги для выпечки тогда еще не было). Как читатель, наверное, помнит, это был второй день, в который нам разрешалось пропустить школу.
Канун Песаха – глобальный сиюм
Папа ничего не проверяет на наличие хамца заранее, до ночи четырнадцатого нисана, поэтому проверка на хамец занимает несколько часов. (Когда мы переезжали в квартал Хазон Иш, папу волновал только один вопрос – не окажется ли квартира слишком большой, ведь это может осложнить проверку на хамец…) Проверку папа начинал с кухни, как только он оттуда выходил, мама начинала спускать сверху пасхальную посуду. Пока кухня не была проверена, мама ничего не готовила на Песах!
Книжные шкафы папа обычно закрывает занавеской и продает нееврею.
Каждый день накануне Песаха, после молитвы Шахарит, папа удостаивается сделать свой знаменитый глобальный сиюм: окончание изучения всего Вавилонского Талмуда, всего Иерусалимского Талмуда, всего ТаНаХа, мидрашей, «Шульхан Арух» и других книг… Этот день является большим праздником в нашем доме. (В високосный год рав Хаим делал этот сиюм в Пурим, а оставшийся месяц посвящал написанию своих книг. И в этом году в Пурим, за день до своей смерти, он завершил повторение всей Торы… – прим. пер.)
Обычно папа сжигает хамец рядом с домом. После этого он всегда поднимался домой, и вместе с мамой три раза произносил текст отказа от владения хамцом «Коль хамира…» – мама была папиным соратником во всем, что касалось соблюдения заповедей.
После полудня мама выходила на балкон, где натирала на терке хрен. Хрен был такой острый, что из глаз ее текли слезы. (В нашей семье все, включая маленьких детей, едят в хрен качестве горькой зелени. Папа раздает каждому кезаит – будучи детьми, мы едва пробовали его, а потом под столом передавали маме, чтобы она за нами доела…)
Пасхальный Седер
Вершиной всего года был, конечно же, Пасхальный Седер. Невозможно описать, как папа пел «Бецет Исраэль ми-Мицраим…» («Во время выхода еврейского народа из Египта…»), с упоением повторяя эти слова снова и снова. Я хорошо помню, как говорили «Шфох хаматха…» («Излей свой гнев…»). В мамином детстве бабушка Хая Муша открывала дверь пророку Элияу, и мама продолжала этот обычай – они вместе с детьми подходили к двери, открывали ее и кричали «Добро пожаловать! Добро пожаловать!». На мамином лице было ожидание – вот-вот она увидит пророка Элияу. Мы, дети, внимательно изучали стакан вина, оставленный для пророка, пытаясь понять, пил ли он из него… Слова «Шфох хаматха…» мама слушала стоя.
Песню «Хад гадья» («Один козленок») папа пел на идиш. После Пасхального Седера папа читал «Песнь песней» нараспев – так, как принято читать в синагоге.
Счет Омера. Ежедневное напоминание
Дни Омера мы отсчитывали с благословением. Каждый вечер папа напоминал нам отсчитать Омер. Если случалось, что один из детей засыпал, не отсчитав Омер, папа будил его, чтобы тот не упустил возможность выполнить заповедь с благословением.
В зажигании костров на Лаг ба-Омер папа не участвует. В это время мы всегда видели его дома, он сидел и учился. Мы удивлялись, как это он даже на минуту не встанет посмотреть на громадный костер прямо под нашими окнами… Мы с мамой выходили смотреть на костры, которые зажигали в городе хасиды из Вижницы, Сатмара и другие…
Шавуот – «мой» праздник
Шавуот – это «мой» праздник. Я родилась перед Шавуотом, и поэтому меня назвали Рут. В Шаббат, предшествующий очередному празднику, папа перечитывает тот свиток, который принято читать в этот праздник. Когда я была маленькой, папа, перечитывая свиток Рут, сажал меня на колени, свиток Рут стал «моим» свитком… И после моего замужества в Шаббат перед Шавуотом папа приходил ко мне домой читать свиток Рут.
Папа много говорит о величии Рут, которая была родоначальницей царского рода, о том, что она удостоилась великого счастья, увидев своего праправнука, Шломо, сидящего на царском троне, и о том, что, по словам мидраша, отрывок «Эшет хаиль» из книги Мишлей царь Шломо написал именно про нее.
После вечерней трапезы в Шавуот папа шел учиться в синагогу, попросив сначала у мамы благословение на плодотворную учебу в течение всей ночи.
Молочные блюда мы ели утром, после молитвы, в отличие от Стайплера, который ел молочное во время вечерней трапезы. Папа вел себя в соответствии с обычаем своего тестя, рава Эльяшива, выгадывая, таким образом, мясную трапезу и в ночь праздника, и днем.
Период «между теснин» – траур и тоска по избавлению
Начиная с семнадцатого тамуза, в нашем доме ощущалась траурная атмосфера. У нас, девочек, уже были каникулы, наши подружки ездили на море, но нам папа ехать на море не разрешал, говоря, что это время – время траура и повышенной опасности. В эти дни мы не пели, не покупали одежду и обувь, не шили новых нарядов. Старую одежду можно было чинить. Вплоть до окончания поста девятого ава мама не соглашалась обсуждать программу летнего отдыха и не отвечала ни на какие вопросы внучек по этому поводу.
Девятого ава мы не зажигали свет, дом освещался только слабым светом нескольких свечей. Царил полумрак. Мы стелили матрасы на пол. Папа спал, подложив под голову камень. В этот день, когда папа практически не может учиться, не считая разрешенных тем, у него особый распорядок учебы – он учит законы траура и тому подобные вещи. Когда мы были маленькими, он рассказывал нам мидраши про разрушение Храма.
В нашем доме мы всегда живо ощущали ожидание избавления. Один из моих внуков родился в период «между теснин», и когда ему было почти три года, мы спросили папу, когда его стричь – до семнадцатого тамуза или после девятого ава. Папа ответил, не раздумывая: «Конечно, не надо стричь раньше времени, ведь, если придет Машиах, можно будет подстричь его прямо в день рождения».
Когда мама приходила утешить кого-нибудь во время семидневного траура после смерти близкого человека, она говорила, что покойный пошел привести Машиаха.
Эта атмосфера – атмосфера ожидания и мечты об избавлении – окутывала нас постоянно, в течение всего года, а в период «между теснин» – особенно.
Перевод: г-жа Хана Берман
