Рав Яаков Исраэль Каневский (Стайплер) — 2

Дата: | Автор материала: Рав Шломо Лоренц

1641
о важности изучения Торы в общественной жизни Стайплер

продолжение

Различие между «стендером» [подставкой для книг] и женой…

Вместе с тем наш учитель предупреждал женатых учащихся: хотя изучение Торы и является главным в жизни, нельзя забрасывать обязанности, которые есть у человека в его отношениях с ближним, – и в особенности между мужем и женой. Когда один аврех, старательный в учебе, спросил его, считается ли время, потраченное на помощь жене, упущенным для занятий Торой, он ответил: «Конечно же, следует бояться упустить время, которое могло быть посвящено Торе, и мы обязаны сокращать потерянное для Торы время насколько только возможно. Но, с другой стороны, Вам следует знать, что Ваша жена – не рабыня!» И наш учитель снова подчеркнул: «Она – Ваша жена, а не рабыня!»

Стайплер цитировал сказанное в книге «Ховот а-Левавот» («Шаар Ихуд а-Маасе», 5): «Тот, кто не принял на себя ничего дополнительного, не исполнил и обязательного; но при этом дополнительное не принимается у того, кто не исполнил обязательного». Есть люди, занимающиеся делами милосердия вне дома, но забрасывающие свои обязанности по отношению к домочадцам, и это – не путь.

Гаон рав М. М. Шульзингер спросил нашего учителя, почему есть очень хорошие молодые люди, и даже весьма выдающиеся, которые терпят неудачу в создании семьи. Стайплер ответил ему: «Эти молодые люди привыкли учиться за стендером. Стендер не реагирует, у стендера нет желаний и чувств, он абсолютно не требует, чтобы с ним считались, – и им прекрасно удается уживаться с ним. Но они должны понять, что жена – это не стендер! У жены есть желания, мысли и чувства, и муж должен считаться с ней, а не вести себя с ней, как с куском дерева».

Однажды Стайплера спросили, какие достоинства нужно искать при поисках жениха. Он ответил так: «Достаточно трех вещей: постоянство в учебе, здравый смысл и хорошие душевные качества». Спрашивающий опять спросил: «Разве недостаточно того, чтобы он был велик в Торе, – и тогда уже точно будут у него хорошие качества?»

Ответил Стайплер: «Действительно, есть такие, что если бы они не изучали Тору, то были бы подобны диким зверям и убийцам, и хорошая учеба предохраняет их от этого, – но это не дает гарантии, что у них есть хорошие качества. Только тот, кто работает над собой путем изучения мусара [учения о совершенствовании нравственных качеств], постоянной проверки своего духовного состояния и преодоления своих природных склонностей и вожделений, – только у такого действительно будут хорошие душевные качества».

«Благо для него – принять наказание в этом мире»

Книги нашего учителя отличаются особой ясностью. Ясность эта ярко проявлялась также в его мировоззрении и даат Тора – мнении Торы, которое он высказывал. По всякому делу, о котором его спрашивали, он всегда давал ответ со всей ясностью и твердой определенностью, – даже когда этот ответ, казалось бы, выходил за рамки общепринятого.

Однажды ко мне обратился праведный гаон рав Биньямин Мендельсон, раввин поселения Комемиют, по вопросу об одном еврее, который совершил преступление [как по закону Торы, так и по государственным законам], был судим и получил год заключения условно. Через какое-то время он вновь сделал то же самое и теперь должен был предстать перед судом вторично.

Рав Мендельсон сказал мне, что знает этого еврея, и у него есть дети, и потому мы должны приложить все усилия, чтобы ему не дали реальный срок, – как из жалости к семье, так и потому, что пребывание в тюрьме вместе с закоренелыми преступниками не сделает его лучше. Рав попросил меня, чтобы я выступил на суде и дал ему хорошую характеристику. (Принято в светских судах, что перед вынесением приговора судья выслушивает такого рода характеристику обвиняемого от известного в обществе человека, и это свидетельство может повлиять на приговор.)

Я сказал раву Мендельсону, что мне действительно хотелось бы откликнуться на эту просьбу, и он знает, что я всегда готов исполнять его пожелания. Но в данном случае я опасаюсь, что если я выступлю в суде, то об этом, по всей видимости, станет широко известно, и есть вопрос, не будет ли это осквернением Имени Всевышнего. Ведь моя рекомендация смягчить приговор будет создавать впечатление, что я, представитель общины харедим, выражаю солидарность с человеком, совершившим преступление, и даже оказываю ему помощь. «И потому, как мне кажется», – сказал я рав Мендельсону, – «я должен узнать точку зрения великого мудреца поколения».

Рав Мендельсон спросил, к кому я намереваюсь обратиться, и я ответил: к нашему учителю Стайплеру. Он согласился и добавил, что вместе с этим он советует спросить также и адмора рава Хаима Меира из Вижницы. Я сказал, что сделаю это, – но только тогда мне надо будет сообщить каждому из них, что я собираюсь спросить еще кого-то из больших людей Торы, поскольку существует важное правило – не задавать двум раввинам один и тот же вопрос без их согласия.

Я отправился к нашему учителю и рассказал ему об этом деле и о просьбе рава Мендельсона дать свидетельство в пользу обвиняемого. Рав выслушал и дал ответ; он просто кричал: «Еврей, который совершил преступление и повторил его… благо для него – принять наказание в этом мире, а не в будущем, не дай Б-г!»

Здесь наш учитель обрисовал мне разницу между сравнительно легким наказанием, даваемом человеку здесь, в этом мире, и тем, к которому он будет приговорен в будущем мире. «Помимо этого», – добавил он, – «если Вы избавите его от тюрьмы, он споткнется и согрешит снова и снова! Хорошо для него, если он понесет наказание: быть может, научится обуздывать себя… И еще: если Вы выступите публично со свидетельством в его пользу, – ясно, что все газеты и прочие средства информации оповестят об этом, – и тогда выйдет из этого осквернение Имени Всевышнего, когда он споткнется еще раз…»

Я сказал нашему учителю, что по просьбе раввина из мошава Комемиют я должен спросить также мнение рав из Вижницы, и он согласился.

Когда я представил это дело перед адмором из Вижницы, и изложил ему точку зрения нашего учителя, тот сказал: «Нет сомнения, что автор “Кеилот Яаков” совершенно прав в каждом сказанном им слове, и я с ним полностью согласен. Но есть понятие: “не по букве закона”, и есть также “милосердие”. По моему мнению, здесь есть место тому, чтобы пожалеть его жену и детей… И лишь один момент здесь тяжел для меня: осквернение Имени Всевышнего, о котором говорил Стайплер. В этом я полагаюсь на Вас: на то, что Вы найдете способ избежать этого».

Я сказал, что должен вновь пойти к нашему учителю, чтобы передать ему слова адмора и услышать, каково его окончательное мнение.

Я вновь пришел к Стайплеру и передал ему слова адмора. Наш учитель тяжело вздохнул и сказал: «Вы можете действовать в соответствии с мнением адмора из Вижницы, хотя я и думаю, что таким образом тому человеку будет сделано зло, а не добро. Но только при условии, что все будет сделано не публично, так, чтобы не было осквернено Имя Всевышнего, не дай Б-г».

Я сделал все в соответствии со словами этих двух великих мудрецов. Позвонил судье, который должен был судить это дело, и попросил его о встрече наедине. Подчеркнул, что я знаю, что не принято просить о такого рода встречах, но я не могу выступить в суде публично из-за того, что получил на этот счет указание от великих мудрецов Торы, цель которого – избежать осквернения Имени Всевышнего. Судья ответил мне, что хотя так действительно не принято, – он хорошо меня знает и примет меня вопреки судебным правилам.

На этой встрече я представил судье как точку зрения нашего учителя, так и мнение адмора из Вижницы, и попросил его проявить к тому человеку милосердие и не давать ему реальный срок. На это судья ответил, что даже если он захочет посчитаться с моей просьбой, исполнить ее невозможно: закон гласит, что, если человек получил условный срок и совершил преступление вновь, он должен понести наказание, к которому в предыдущий раз был приговорен условно, и вдобавок к нему получить новое. И к этому судья добавил: «Ведь, скорее всего, как и сказал об этом рав Каневский, если того человека не накажут, он возьмется за старое! Так как же можно оставить его на свободе?»

В ответ на этот второй довод я ответил от имени рава поселения Комемиют, который сказал, что раввины назначат ему тяжелое наказание, как принято в таких случаях, – например, сорок дней поста, а также другие, – и он считает, что это подействует больше, чем пребывание в тюрьме в обществе преступников. Судья принял это как ответ на второй его довод, – но что можно сделать с требованиями закона?

Я ответил ему, что я не специалист в законах и не могу давать советов в этой сфере, но полагаюсь на него: если он принимает мой подход к делу, то найдет способ устроить все по закону; и на этом мы тогда расстались.

Сказано (Бава Батра, 12а): «Мудрец выше пророка». [Пророческим путем можно обрести лишь то знание, которого удостоит пророка из Своих уст Всевышний, тогда как мудрец – «когда он проявляет усердие, обнаруживает в своём сердце высшие духовные силы, получить или передать которые от одного человека другому – свыше человеческих возможностей» (так объясняются слова мудрецов в книге «Ховот а-Левавот», «Шаар Хешбон а-Нефеш», 3), – и так мудрец обретает способность постигать и предвидеть многое недоступное пророкам, и тем более обычным людям. Добавим, что, конечно же, великие еврейские пророки были также мудрецами.] Конец этой истории был таков, что судья действительно нашел путь приговорить того человека, вместо реального тюремного заключения, к добавочному условному (не знаю, как он устроил это с точки зрения закона), – но тот не устоял в испытании, снова споткнулся и совершил то же преступление, в точности как предсказывал наш учитель. Он получил реальный срок и закончил свою жизнь в тюрьме.

Вопреки моему обыкновению я описал эту историю подробно, во всех деталях, ибо я нахожу, что из нее можно почерпнуть очень многое. И прежде всего – для укрепления доверия к словам и наставлениям мудрецов, доверия, которое дает возможность увидеть глубину их мудрости и величие их милосердия.

Нарушение правил дорожного движения – тяжкий грех

Еще одна история, похожая на предыдущую, о водителе, который должен был предстать перед судом за нарушение правил дорожного движения и просил нашего учителя дать ему благословение на то, чтобы ему не был присужден штраф. Рав Яаков Исраэль спросил его, за какое преступление его должны судить, и тот рассказал, что ехал со скоростью 140 км/час вместо дозволенных 80 км/час.

Рав закричал на него: «Преступник! Ведь Вы подвергали опасности жизнь людей!» – и отказался дать благословение.

Женщинам не следует посещать чужие дома

Когда разразилась война Судного дня в 5734 (1973) году, многие главы семей были мобилизованы прямо в тот же день, и их семьи остались без средств к существованию. Моя жена, мир ей, предложила, чтобы активистки движения «Женщины Агудат Исраэль» посещали их дома, морально поддерживали семьи и оказывали им необходимую помощь.

Хотя я и не видел в подобной инициативе причины обращаться за одобрением к великим мудрецам поколения, у меня всегда было принято спрашивать их, даже когда казалось, что нет повода опасаться, что есть в предлагаемом деле какая-то дурная сторона. Я пришел к нашему учителю и рассказал об идее моей жены. Рав Яаков Исраэль дал свое благословение и сказал, что ему нравится это начинание.

Но когда я вернулся домой, к нам пришла дочь нашего учителя, рабанит Барзам, с письмом от отца, в котором было сказано, что он еще раз обдумал предлагаемое дело и отменяет свое согласие. Он написал также, что хотел прийти сам, чтобы сообщить об этом, но страдает от слабости и не имеет сил прийти, и потому посылает письмо с дочерью.

Я сразу же вернулся к нашему учителю и спросил, что же плохого в этой благословенной инициативе – посещать дома и оказывать необходимую помощь.

И вот что ответил мне Стайплер: «Я вспомнил о великом моральном падении, происходящем в нашем поколении, – из-за него не следует женщинам посещать чужие дома».

Эти слова вызвали у меня удивление: ведь речь идет о взрослых женщинах, таких, как моя жена и ее подруги, которые, в конце концов, будут посещать только дома харедим! И вот как разъяснил мне наш учитель это дело: «Вы не знаете, какая страшная порча царит сегодня также и в домах, о которых принято думать как о “наших”. В делах такого рода наша обязанность – устрожать самым серьезным образом! Берегущий свою душу отдалится от таких дел, и благословение придет, если эта инициатива не осуществится, – хотя вначале я и согласился с ней».

Вскрытие умерших – только когда есть угроза жизни

В период, когда повсеместно насаждалось вскрытие умерших и вскрывали всех без разбора под разными предлогами, связанными с «необходимостью во имя медицины», в больнице «Тель а-Шомер» умерла одна из ведущих деятельниц движения «Женщины Агудат Исраэль» г-жа А. Б. Активисты, стоявшие на страже защиты чести умерших, вызвали меня. Я тут же прибыл в больницу, чтобы не допустить вскрытия.

Заведующий больницей профессор Хаим Шиба, с которым у меня было соглашение о том, что, когда я прошу не делать вскрытия, он считается с моей просьбой, сразу обратился ко мне и сказал: «Рав Лоренц, я очень прошу, чтобы на этот раз Вы не просили меня не делать вскрытия. Эта женщина умерла в ходе лечения бесплодия, и те же лекарства, которые принимала она, получали еще десять женщин в нашей больнице. Мы должны проверить, не стало ли одно из тех лекарств причиной смерти, и если да, – немедленно прекратить давать его другим женщинам, проходящим то же лечение. Мне известно, что также и у вас опасность для жизни отодвигает все остальное!»

Слова профессора звучали убедительно. Я вышел и передал их членам комиссии по вскрытию умерших, которые заявили в один голос: «Вы наивны и верите всяким выдумкам! Как видно, этот врач придумал предлог, чтобы уговорить нас, – он ведь знает, что, если речь зайдет об опасности для жизни, мы будем обязаны согласиться на вскрытие! Нельзя верить врачам, особенно в том, что касается такой важной и праведной женщины!»

Мне поневоле пришлось принять точку зрения членов комиссии. Я вновь обратился к заведующему больницей и передал ему, что все члены комиссии полагают, что, вопреки его словам, я должен просить не производить вскрытие. Профессор Шиба ответил: «Я очень сожалею, но, поскольку мною обещано не отказывать Вам в случае Вашей просьбы, я исполняю это обещание с великой болью. По моему мнению, Вы совершаете большую ошибку».

Тело было выдано, и похоронная процессия тут же отправилась в путь.

При всем этом совесть моя не давала мне покоя: я не знал, правильно ли поступил, послушавшись членов комиссии. Я спешно поехал домой к нашему учителю и рассказал ему обо всем. Стайплер отвечал мне громко и гневно: «Вы преступили закон, действующий при угрозе жизни! Кто дал Вам и членам комиссии право рисковать жизнью других женщин? Возвращайтесь и дайте согласие на вскрытие!»

Я спешно вернулся к похоронной процессии, которая находилась уже вблизи кладбища. Я передал слова нашего учителя, но меня не захотели слушать, – это был глас вопиющего в пустыне…

«Когда делаешь хорошее дело, не нужно обращать внимание на “знаки”»

Как уже упоминалось, у нашего учителя было ясное знание и понимание во всех областях Торы и во всех сферах жизни, вселявшее надежду и уверенность в тех, кто обращался к нему в трудный час. И нет числа тем, кого он вывел из чащи сомнений и поднял из бездны отчаяния.

В 5764 (1964) году произошла страшная трагедия: девять девушек, учениц семинара «Бейт Яаков» из Беэр Яакова утонули в море на пляже в Тель Авиве, где они находились в рамках организованной экскурсии. Они сидели у самой воды, опустив ноги в воду, – и вдруг накатила огромная волна и мгновенно унесла их в водоворот, из которого они не могли выбраться.

Узнав о несчастье, я поспешил в больницу «Ихилов» в Тель Авиве. Я опасался, что им будут делать посмертное вскрытие, как было принято в тот период, – его делали тогда всем умершим без исключения, и предотвратить его удавалось только тогда, когда общественные представители стояли на страже и бескомпромиссно противодействовали этому.

Приехав в больницу, я увидел, что некоторые из родителей, потерявших дочерей, в порыве чувств угрожают директору семинара раву Моше Якобзону суровой местью. Угрозы эти были настолько серьезны, что я опасался за его жизнь. Хотя было ясно, что рав не виноват в этом несчастье и с самого начала советовал не выезжать на экскурсию, я отставил в сторону то дело, ради которого приехал, вывел рава Якобзона из больницы и увез его к себе домой в Бней-Брак. Я полагал, что в доме члена Кнессета, пользующегося неприкосновенностью, он будет в большей безопасности. Он упрямо желал участвовать во всех похоронах, – но на одних из этих похорон члены семьи погибшей девочки кричали на него, и он вернулся ко мне домой.

Рав Якобзон с женой пробыли у меня дома около недели. В эти дни я, как правило, оставался дома, чтобы охранять их от тех родителей, а когда мне приходилось на какое-то время уйти, я просил мою жену, чтобы она абсолютно никого не впускала в дом.

Рав Якобзон тяжело страдал из-за этой трагедии. Он был разбит и подавлен до того, что не мог есть и пить, хотя и знал, что все произошло не естественным путем. Навестивший его друг рав Шломо Вольбе, пытался убедить его, что он ни в чем не виноват и обязан начать есть, – но бесполезно. Рав Вольбе просидел с ним, с огромным терпением, долгие часы, и под его влиянием рав Моше Якобзон согласился поесть.

Случилось в один из этих дней, что, когда я вернулся домой, моя жена сказала, что как раз перед этим приходил человек с совершенно особенным, одухотворенным лицом, желавший навестить рава Якобзона. Она поняла, что это очень уважаемый человек, но он не открыл ей, кто он. Поскольку я, опасаясь угрожавших местью родителей, дал ей ясное указание никого не впускать, она извинилась перед ним и не позволила войти.

По ее описанию я понял, что это был наш учитель, Стайплер. Я тут же побежал ему вслед и, догнав, извинился за себя и от имени жены. Я объяснил ему причину, по которой приказал жене никого не впускать, и попросил его вернуться. Он действительно вернулся к нам – и сразу обратился к моей жене: «Вы были совершенно правы, что сделали так, как приказал Ваш муж, и не дали мне войти. Вы поступили как должно и не должны чувствовать себя неловко».

Наш учитель сел рядом с равом Якобзоном и стал утешать и ободрять его.

Рав Моше говорил ему, что поскольку в семинаре в последнее время произошли одно вслед за другим два несчастья (первое – серьезный пожар в общежитии, а второе – нынешнее, когда утонули девять девушек), он видит в этом знак с Небес, что он обязан закрыть семинар, хотя и знает, что совершенно не виноват в этих несчастьях.

Наш учитель ответил ему так: «Семинар и воспитание, которое Вы даете, спасают девушек, – ведь без этого они бы погибли духовно! Когда делаешь хорошее дело на путях Торы, не нужно обращать внимание на “знаки”!» Слова эти были как бы пророческими: те семьи снова стали посылать своих молодых дочерей в семинар.

Наш учитель рассказал раву Моше о раве Хаиме из Воложина, который решил в свое время, следуя мнению своего учителя Виленского Гаона, что коэны должны благословлять народ каждый день [в ходе утренней молитвы] также и в Вильно, как это делается в Земле Израиля. Так как он не хотел менять обычаев, принятых в синагогах, он решил основать новую, в которой будет так делаться. Когда строительство здания было закончено, произошел пожар, уничтоживший его. Сказали раву Хаиму: «Это – знак, что на Небесах не желают, чтобы у нас в Вильно коэны благословляли каждый день!»

Рав Хаим не посчитался в этим «знаком с Небес», и отстроил синагогу заново. И вновь произошло то же самое: с окончанием строительства пожар уничтожил все. Сказали раву Хаиму: «Теперь-то Вы воочию видите, что это Ваше дело неугодно Небесам!» Но рав Хаим не принял этого и построил синагогу в третий раз. Она уцелела, и коэны благословляли в ней каждый день. (У этой истории есть несколько версий.)

И наш учитель закончил такими словами: «Ваш семинар – предприятие хорошее и успешное. Вы должны продолжать и не считаться со “знаками”, поскольку мы не понимаем их значения и смысла».

«За исполнение заповедей не приходят страдания»

Случилось, что заболел мой дорогой друг, талантливый писатель рав Моше Шенфельд, из глав организации «Цеирей Агудат Исраэль», которого наш учитель рав Ицхак Зэев из Бриска любил и говорил, что он в своих статьях очень точно выражает точку зрения Торы. В этот период он написал Стайплеру о своем опасении, что страдает от тяжелой болезни и терпит страшные муки из-за того, что в своих широко распространявшихся статьях он осуждал религиозную группу, известную вольным отношением к мнению великих мудрецов Торы [допускающим неподчинение их наставлениям].

Наш учитель ответил ему так: «Ясно, что мучения не приходят как наказание за заповеди и добрые дела. Все Ваши статьи были написаны ради наделения заслугами многих людей и освящения имени Всевышнего, – а за это нет наказания!»

О людях, склонных к компромиссам

«И увидишь: человек, склонный к компромиссам [в исполнении закона], ненавидящий тщательно соблюдающих Тору из-за того, что они не таковы, как он, в этой его склонности, – он при этом в полной дружбе с законченными злодеями, и ему совершенно безразлично то, что они не такие, как он, и восстают против Всевышнего [до конца], не дай Б-г. Что же касается мудрецов Торы, истинно соблюдающих ее, – ему нравится видеть их в беде. И все это уже не по причине природной, – ведь нет природного желания ненавидеть мудрецов Торы и препятствовать соблюдению Торы, – но из-за того, что этот человек поддался своим вожделениям; он предан в руки своего дурного побуждения» (из книги рава Каневского «Биркат Перец», гл. Ницавим).

«Бежать от долгов как от огня»

Также в том, что касается обременения себя долгами в целях улучшения «качества жизни», в том числе качества жизни духовной, у нашего учителя была очень ясная позиция, противоречащая принятой в обществе. Следующие слова приведены в книге «Толдот Яаков», написанной его внуком равом А. Й. Каневским.

«Наш учитель говорил: “Нужно бежать от долгов как от огня! Они – геином [ад] в этом мире!” Во многих случаях он возражал, когда аврехим собирались набрать долгов, чтобы купить более просторную квартиру, говоря, что это – уловка дурного побуждения, чтобы увести их от изучения Торы: “Можно устроиться и в небольшой квартире, – а в большой не будет душевного покоя. Долги угнетают, люди бегают из одного ГМАХа [касса беспроцентных ссуд] в другой и превращаются в грабителей, когда не отдают долгов вовремя, пока, в конце концов, не оказываются вынуждены продать новую квартиру”.

Наш учитель сказал, что, когда человек одалживает деньги, он должен знать, каким образом он сможет выплатить этот долг. Если у него нет ясного плана на этот счет, и он думает, что есть много ГМАХов и он устроится, беря в одном и возвращая в другой, то он относится к тем, о ком сказано (Теилим, 37:21): “Берет нечестивец взаймы – и не платит”

Был один аврех, который мог купить квартиру в районе, где нарушают субботу. Ему посоветовали добавить 6000 долларов и купить в лучшем месте, вдали от нарушителей субботы; но наш учитель решительно велел ему не входить в долги, даже небольшие. А что касается субботы, – сказал, чтобы этот аврех закрывал жалюзи на окнах, поскольку главный вред причиняется тем, что видишь нарушающих ее».

Исполнение заповедей с самопожертвованием

Самопожертвование, с которым наш учитель исполнял каждую заповедь во всей ее полноте, было общеизвестным. Следующую историю я услышал от одного из водителей службы такси «Бней-Брак» по имени Йеуда из города Цфат.

Однажды, в сильнейший проливной дождь, этот водитель увидел запряженную в повозку лошадь, поскользнувшуюся на крутом подъеме улицы раби Йеуды а-Леви. Пока он размышлял, обязан ли выйти под этот дождь, чтобы помочь, он увидел, что какой-то старый человек подошел к лошади и, несмотря на дождь, изо всех сил пытается ее поднять. И тогда он тоже решил выйти и прийти на помощь.

[Речь здесь идет об исполнении заповеди Торы (Шмот, 23:5): «Если увидишь осла врага твоего лежащим под ношею своею, то (разве) откажешь помочь ему? Помоги (развьючить) вместе с ним». Раши приводит также толкование наших мудрецов: в некоторых случаях человек может отказать в помощи, например, когда он – старец и недостойно его. И это особенно подчеркивает скромность и самопожертвование Стайплера в исполнении заповеди.]

Водитель заметил, что хотя он был под дождем и недолго, он совершенно промок, – и, значит, тот старик, пришедший помогать до него, наверняка промок до костей, – и все-таки продолжал свое дело. Этому водителю, Йеуде, было очень любопытно: кто же тот старик, который с такой великой самоотверженностью, вопреки своему возрасту, подвергал свое здоровье опасности, помогая лошади под проливным дождем? Он пошел за стариком до улицы Рашбам и там от соседей узнал, что это был не кто иной, как наш учитель Стайплер!

Заповедь: лучше лично, чем через посланника

Один ученик ешивы рассказал мне, что он видел, как наш учитель Стайплер тащит тяжелую доску к столяру, чтобы тот обработал ее для использования в сукке. Понятно, что этот ученик сразу подошел и предложил помощь, сказав, что ему, молодому, легче будет тащить такую доску, – но наш учитель отказался. А когда ученик стал упрашивать и спросил о причине отказа, – сказал: «Я занят сейчас исполнением заповеди – и желаю исполнить ее целиком и полностью самостоятельно».

Идур мицва

Также и в том, что касается идур мицва [красота и совершенство исполнения заповеди], наш учитель придерживался принципа «дерех эрец предшествует Торе» (см. «Ялкут Шимони», Берешит, 3:34). [Дерех эрец – нормы и правила в отношениях между людьми, к которым нас обязывает разум.] Об этом свидетельствует история, рассказанная зятем его дочери.

«Накануне праздника Суккот я принес нашему учителю шесть отборных ветвей адаса [мирта, одного из четырех используемых для исполнения заповеди в Суккот видов растений], чтобы он выбрал из них три самых отборных. Он, однако, сказал мне, чтобы я выбрал себе первым: ведь это я их принес, и мое право – выбрать лучшие. Я попытался схитрить и намекнул ему, что у меня уже есть другие. Он принялся выбирать и отобрал три, сказав, что все очень хороши, но эти три – особенно, а остальные отложил в сторону. Я стал раздумывать, как же мне забрать их после того, что я сказал, что у меня уже есть, – но он сразу понял, что у меня нет! И начал упрашивать, чтобы я сделал ему одолжение и взял самые лучшие. Я сказал, что оставшиеся тоже очень хороши для меня, – но наш учитель стоял на том, чтобы я взял отобранные им и добавил, что у него не будет радости от праздника, если они останутся у него. Я не мог устоять против его просьб и взял отобранные им, – и тогда глаза его наполнились светом, и он горячо поблагодарил меня».

Отказывается принять помощь

И вот что еще рассказал упомянутый выше его внук: «Пятнадцать лет я прожил в его доме, и он ни разу не попросил меня подать стакан воды или оказать какую-то другую услугу; он даже не позволял подвинуть к нему стакан, стоящий на его столе, говоря: “Всем тем, что я могу сделать сам, не хочу утруждать никого”. Однажды, будучи без сил, он попросил меня достать из шкафа трактат Псахим. Я подал ему его, и он тут же принялся благодарить меня, как за великий труд».

Совет его – верен

Также в периоды слабости и болезни наш учитель не позволял закрывать двери своего дома. Когда он замечал, что дверь закрыта, – открывал ее, говоря: «Я должен отвечать каждому, кто задает вопрос, – особенно когда я знаю, что со мной хотят говорить о Торе». Также он приказал домочадцам, чтобы они будили его, когда к нему приходят с вопросами во время его дневного отдыха. Он сказал: «Возможно, эти люди приехали издалека, – так как же я могу не принять их? Ведь для них будет большим трудом приехать еще раз, – тогда как я сам могу отдохнуть и собраться с силами и после».

В годы старости, когда наш учитель ослаб, он говорил: «Человек, который задает мне вопрос, желает узнать, какова точка зрения Торы в его конкретном случае. Когда я даю ответ, я должен дать его в согласии с точкой зрения Торы. Как я могу высказывать точку зрения Торы в такой день, в который я не учусь 18 часов?» [То есть в менее преклонном возрасте наш учитель учился 18 часов в день!]

Рассказывает его внук, рав Авраам Йешаяу, который удостоился быть в его комнате перед его кончиной: «Наш рав плакал и говорил: “Властелин мира! Быть может, я споткнулся и согрешил, дав кому-то неудачный совет?” И так он повторял, горько рыдая, в течение двух с половиной часов, – а я плакал вместе с ним. Дрожь и трепет охватили меня, и все кости мои сотрясались от страха. После этого наш учитель заснул, – и мы больше не слышали его голоса».

Условие для благословения

Отдельная тема – благословения, которые давал наш учитель.

[Примеч. редактора. У меня еще живы в памяти годы жизни нашего учителя… Было широко известно, сколь велика сила его благословений и как они исполняются!]

Он очень остерегался, чтобы не создавать впечатления, что в его силах изливать поток благотворного влияния с небес, и только когда был уверен, что просящий достоин благословения, соглашался дать его.

Когда его просили благословить сыновей, чтобы они выросли в Торе и Б-гобоязненности, он обычно повторял слова гаона рава Ицхака Зэева из Бриска: «Мудрецом Торы он будет в той мере, в какой Вы будете учиться с ним, а Б-гобоязненным – в той мере, в какой Ваша жена будет плакать и просить об этом…»

Гаон рав Хаим Крайзвирт, раввин города Антверпен, тяжело заболел, не дай Б-г, и просил нашего учителя молиться о его излечении. Сказал ему Стайплер: «Мы находим у наших благословенной памяти мудрецов такие слова: “Вот вещи, в заслугу которых человек пользуется их плодами в этом мире, а основная награда за них сохраняется для мира грядущего… Проведывание больных, помощь бедной невесте и проводы умершего” (Шаббат, 127а). Если Вы хотите, чтобы ситуация “проведывания больных” не превратилась, не дай Б-г, в “проводы умершего”, исполните то, что разделяет их [в словах наших мудрецов], – “помощь бедной невесте”! И таким путем придет к Вам спасение!»

Известно, что гаон рав Крайзвирт принял на себя исполнение совета нашего учителя. Он Всей душой посвятил себя тому, чтобы выдавать замуж невест-сирот и взял на себя ответственность за все связанные с этим денежные расходы, включая покупку квартиры, – и, действительно, удостоился долголетия.

Добавлю к этому еще несколько связанных с данной темой историй, которые рассказывал внук нашего учителя, рав А. Й. Каневский.

Когда один больной попросил у нашего учителя благословения, тот спросил его, соблюдает ли он Тору и заповеди, и, не получив утвердительного ответа, сказал ему категорическим тоном: «Так как же я могу благословить Вас? Ведь все благословения – в заслугу Торы!»

Как-то, когда один аврех пришел к нашему учителю получить у него благословение, тот сказал: «Я не знаю, помогут ли мои благословения, так как сегодня у меня была слабость в учебе, и я не способен благословлять».

Один аврех написал Стайплеру в записке, что его благословение на излечение подействовало, и он выздоровел. И наш учитель стал кричать на него: «Это – лесть и неправда! Я благословляю потому, что сказали наши мудрецы: “Да не покажется тебе благословение, даваемое обычным человеком, малозначащим” (Брахот, 7а); но сказать, что мое благословение оказало действие, – это лесть и неправда!» Он повторил это несколько раз и исключил всякую возможность думать, что именно его благословение помогло.

Бездетной паре, пришедшей к нему просить благословения на обзаведение потомством, рав Яаков Исраэль сказал, что наш учитель Хафец Хаим не откликался на подобного рода просьбы. [Примеч. редактора. В своей книге «Шем Олам» (гл. 16) Хафец Хаим подробно пишет о том, что иметь детей, преступающих Тору, хуже, чем не иметь их вообще.]

И еще он привел цитату из Гемары (Бава Батра, 60б): «Со дня, когда установилась [над нами] власть нечестивого царства [римлян], издающая против нас злые и тяжкие указы, не дающая нам изучать Тору и соблюдать заповеди, делать обрезание [и, как добавляют некоторые] выкупать первенца, – следовало бы нам [мудрецам] постановить [для всего Израиля] не брать жен и не рождать сыновей, – и тогда потомство нашего праотца Авраама прекратило бы существовать само по себе [не нарушая заповедей Торы, – и это лучше, чем духовная гибель от руки римлян]. Но уступили в этом народу Израиля».

И наш рав продолжал: «Царь Хизкияу не хотел иметь детей, так как он видел духом святого постижения, что из его потомства выйдут люди недостойные [каким действительно был царь Менаше], – но пророк [Йешаяу] сказал ему (Брахот, 10а): “Что тебе до сокрытого у Всевышнего?” [То есть ты обязан жениться]. Так это и сегодня: кто знает, что выйдет из детей его [бездетного, если они у него будут]? Могут выйти из них оскверняющие субботу и т. п., – однако мы должны вести себя по обычаям этого мира [брать себе жен]. И это потому, что нельзя нам делать расчеты, которые делаются на Небесах! Если Сам Всевышний не дает детей, – наверняка может быть, что это для нашего блага! Если с Небес устраивают так, что не будет детей, – значит, такова воля Всевышнего, и не о чем беспокоиться! И нам запрещено отчаиваться, – ибо “разве коротка рука Всевышнего?”»

И наш учитель добавил: «У Хазон Иша не было детей, и он не говорил об этом никогда… Возможно, что для того, кто распространяет Тору, сама Тора – это его дети! Если бы у него были дети, то, возможно, он не смог бы в такой мере распространять Тору!»

Перевод – рав Пинхас Перлов


http://www.beerot.ru/?p=42009