ХАЗОН ИШ

Глава четвертая

ЗА СВЯТОСТЬ ДОЧЕРЕЙ ИЗРАИЛЯ

В этой главе я попытаюсь, насколько хватит моих сил, описать то великое сражение, которое вел наш учитель за души и за святость дочерей Израиля, когда в повестку дня был внесен закон о «национальной службе». Этот закон обязывал каждую девушку, которая не идет служить в армию, посвятить два года «национальной службе» – в области образования, здравоохранения и т. п.

Это сражение известно как самое тяжелое из всех, какие знало общество харедим за всю историю страны. Кстати, лишь немногие знали, каким был характер этой борьбы и каким представлялся общественный фон в тот период, когда она велась.

В тех сражениях, которые мы ведем во имя ценностей еврейства в последнюю эпоху, начиная с конфликтов по поводу вскрытия умерших и до сражения за святость субботы, нет никакой нужды в мобилизации общественной поддержки внутри нашего лагеря. По этим темам в обществе харедим царит полное единство мнений: здесь идет речь о посягательстве на саму душу нашего народа, и каждому еврею, в душе которого есть вера, ясно, что эти темы стоят во главе нашей повестки дня.

Но в сражении из-за «национальной службы» дела обстояли иначе.

Нашему поколению не нужно объяснять, какая серьезная опасность таится в «национальной службе». Каждая девушка, воспитанная (в системе религиозных школ и семинаров) «Бейт Яаков», знает, что из-за подобного рода вещей мы обязаны приносить в жертву наши души, – (как мы говорим) «быть убитым, но не

преступить»^[1]. Однако в те дни положение было совершенно иным. Если бы не великие мудрецы Торы во главе с нашим учителем, которые издали однозначное и категорическое постановление, объявившее строгий запрет (на «национальную службу»), – запрет, из-за которого следует «быть убитым, но не преступить его», этот закон был бы принят в обществе харедим как «меньшее из зол» (по сравнению с обычной военной службой), с которым можно ужиться, или, возможно, даже как «изначально приемлемое решение» проблемы мобилизации девушек.

Это не дело подведения итогов на основе личного жизненного опыта, с которым можно было бы поспорить, а исторический факт, который я намереваюсь охарактеризовать в этой главе, – и он учит нас, что без руководства великих мудрецов Торы мы подобны слепым, бредущим ощупью во тьме.

Возглавивший борьбу

Эта борьба, которую вел наш учитель, существенным образом отличалась от всех других его многочисленных и разнообразных дел, направленных на укрепление стены, ограждающей еврейский образ жизни. Как известно, наш учитель по природе своей был человеком, тяготеющим к скрытному образу жизни; он никогда не выходил на общественную арену, и деятельность его происходила за кулисами. Но в этом сражении он изменил своим обычаям крайним и решительным образом.

Одним из тех считанных случаев в его жизни, когда он дал разрешение огласить свое мнение, – мнение великого мудреца Торы, – в уличных объявлениях, был тот, когда было оглашено его мнение по вопросу о «национальной службе». Единственной темой, в связи с которой он обращался к деятелям разных партий и к самому главе правительства, была тема мобилизации девушек на военную службу и на «национальную службу». В числе всех этих его дел нужно отметить его знаменитую встречу с Бен Гурионом, о которой далее будет рассказано подробно.

Уже в 5708 (1948) году, в разгар Войны за независимость, наш учитель стал во главе борьбы за святость дочерей Израиля. Как только стало известно о случаях, когда религиозные девушки были взяты в армию силой, наш учитель обратился к представителю «Агудат Исраэль» в правительстве, раву Ицхаку Меиру Левину с письмом (датированным 11-м числом месяца ав 5708 г.), в котором умоляет его принять меры к отмене этого недоброго постановления:

В последние дни… мы слышим угрозы – хотят наброситься на нас и вырвать дочерей из лона матерей насилием и кулаками. И слезы обиженных льются потоком: как бы, не дай Б-г, не посягнули на то, что оберегаемо нами, как зеница ока, – на наших дорогих дочерей, не увели бы их пастись в полях чужих, оторвав их от стола их отцов, пока они юны.

И вот, я обращаюсь к чистому сердцу (того, кому адресовано это письмо), чтобы он препоясался остатком силы и не позволил насильственным образом заставлять молодых девушек преступать веление их совести в вещах, которые дороже для них и для родителей их, чем сама жизнь. Ведь подобное для них равносильно тому, будто отнимают у них душу, отнимают силой красу их – чистоту и святость, заставляют видеть собственными глазами разнузданность и распущенность в окружении своем. Пусть же то, что Вы действуете ради многих, принесет Вам успех. Пишущий это с разбитым сердцем и ожидающий избавления.

(Ковец игрот, ч. 1, 111)

Также и представителю «А-поэль а-мизрахи», Моше Шапиро, наш учитель направил письмо с (подобной же) просьбой, в котором впервые употребил по поводу мобилизации в армию женщин выражение «быть убитым, но не преступить»:

Посягательство на дочерей с применением силы, каким бы образом оно ни производилось, согласно нынешнему положению вещей причиняет тяжкие муки сердцам отцов и дочерей, – такие, каким нет примера, с одной стороны, – и подвергает реальной опасности чистоту и святость наших дорогих воспитанниц, оставшегося еще у нас сокровища. То, что чувствует душа моя, учит, что дело это – такое, из-за которого следует «быть убитым, но не преступить», и возможно, это так также с точки зрения закона.

(Ковец игрот, ч. 1, 112)

В этом письме есть редкое выражение, в следующем решении (нашего учителя): «То, что чувствует душа моя, учит, что дело это – такое, из-за которого следует «быть убитым, но не преступить»».

В конце этого письма наш учитель также предостерегает руководителя (движения) «Мизрахи», что решение проблемы путем мобилизации девушек в рамках (какой-то особой) «религиозной» (программы) неприемлемо для нас:

Их устройство в религиозном кибуце не является решением проблемы, поскольку у нас есть такие, которые рады всему, в чем для нас – беда и несчастье; и они подстерегают нас всюду – пройдут сквозь щель с игольное ушко, как нам известно.

Это записано на скрижалях еврейского сердца!

В разгар этого сражения к нашему учителю пришел один из важных раввинов Иерусалима по поручению величайших мудрецов поколения. После того, как он исполнил это поручение, он сказал следующее: «Пусть раби простит меня, но у меня есть дополнительное поручение».

«В Иерусалиме задают вопрос: если Бен Гурион спросит у нашего учителя, почему запрещена «национальная служба» и каков источник (решения вопроса в нашей традиции, – каков будет ответ)?»

Хазон Иш спросил в ответ: «И что же вы сами думаете об этом?»

Его собеседник ответил, что соответствующий закон приведен у Рамбама…

Однако Хазон Иш решительно прервал его: «Этого мы не скажем!» Он тут же раскрыл рубаху напротив своего чистого сердца, ударил себя в сердце и сказал: «Да велн мир вайзен! Ойф ди идише арц штейт дас!» – «Это (сердце наше) мы ему покажем! Это записано на скрижалях еврейского сердца!»

Рассказ, подобный этому, о нашем учителе, р. Хафец Хаиме, я слышал из уст видного мудреца Торы, р. М. М. Шульзингера (от имени видного мудреца Торы, р. Н. Д. Германа, который слышал его их уст видного мудреца Торы, р. Б. Д. Лейбовича).

Это было в 5690 (1930) г. Хафец Хаим созывает экстренное совещание раввинов в связи с приказом (властей) о введении изучения светских предметов (в еврейских религиозных учебных заведениях). Там были величайшие мудрецы Торы того поколения во главе с Хафец Хаимом. Он сказал тогда: «Этот приказ таков, что из-за него следует отдать свою жизнь (ради того, чтобы не допустить его проведения в жизнь), – «быть убитым, но не преступить»!». Прошел шепот между великими мужами Торы: откуда он это выводит? Пока не набрался один из них смелости и обратился к Хафец Хаиму: «Здесь спрашивают: откуда мы это выводим?»

И тогда Хафец Хаим раскрыл свою верхнюю одежду, положил правую руку на сердце и сказал: «Да штейт дас!» – «Здесь это написано!»

По другому случаю сказал наш учитель своему ученику, раби Шломо Коэну, так: «Этой ночью у меня были Моше (Шапиро) и Зерах (Верхавтиг); они сказали, что искали во всех четырех частях книги Шулхан арух, но не нашли там запрета на «национальную службу»… Я сказал им, что этот закон записан ясным образом в книге Шулхан арух, в пятой ее части; но этой части нет у них, поскольку она передана только мудрецам Торы…»

Борьба против «национальной службы»

Эта историческая борьба была многолика и многообразна, – та борьба, в которую наш учитель вложил остаток своих слабых сил в последний период жизни; он дрался, как лев, в той войне, которая выглядела заранее проигранной.

Наш учитель подчеркивал, что вдобавок к тяжести (последствий) этого закона (о «национальной службе»), который, по его выражению, «разрывает сердца», он был первым (антирелигиозным) законом в государстве Израиль, который должен был проводиться в жизнь с применением силы. Закон о мобилизации девушек (в армию) не предусматривал насильственных методов, поскольку в нем был пункт, предусматривающий освобождение девушек от мобилизации по причине религиозных убеждений и свободы совести.

В последний год своей жизни наш учитель не отвлекался ни на что; все его мысли были отданы только этому делу. Его мысль не отступала от поиска способов и приемов, как добиться того, чтобы упомянутый законопроект не был принят. И если до этого он действовал из-за кулис, то теперь он взял руководство в свои руки и раскрылся как опытный военачальник, в силах которого организовать и вести войну, – вплоть до самых мелких деталей, – на всех фронтах.

Всю жизнь наш учитель мечтал написать книгу Торы, но откладывал это ради написания (серии) книг Хазон Иш. В последний период своей жизни он говорил, что теперь он считает, что у него есть возможность осуществить оба замысла, и он действительно начал писать (книгу Торы). Когда приблизилось завершение ее написания, и его попросили назначить дату внесения книги (в синагогу)^[2], он сказал: «Сейчас я ничему не могу уделить время – из-за законопроекта о «национальной службе»». И еще он говорил: «Мне трудно сосредоточиться на учебе – из-за «национальной службы»».

Мнение простых людей: «идеальное решение»

Как человек, который был полностью погружен в борьбу против закона о «национальной службе», я могу засвидетельствовать, что в то время, когда вопрос о ней появился в повестке дня, внутри нашего лагеря были многие, которые не видели в этом законе тяжкого постановления, против которого нужно так уж воевать. Многие уважаемые люди видели в «национальной службе» удовлетворительное решение проблемы мобилизации девушек в армию – проблемы, серьезность которой чувствовали и понимали каждый отец и мать в Израиле.

Такой подход, казалось, имел свои оправдания. Девушки, проходящие «национальную службу» вне армейской системы, не должны носить форму и учиться обращаться с оружием, и ночуют они в доме своих родителей. На поверхностный взгляд, эта служба похожа на работу клерка в частной конторе. А с другой стороны, таким образом можно избавиться от опасности, связанной с мобилизацией девушек в армию.

Не только простые «домохозяева» были склонны думать подобным образом. В то время, когда в повестке дня появился вопрос о «национальной службе», я участвовал в заседании руководства «Агудат Исраэль». Один из глав этой организации, значительная личность и человек очень Б-гобоязненный, взял слово и с воодушевлением выступил в пользу идеи «национальной службы»… По его мнению, это было идеальным решением проблемы мобилизации девушек. В такой форме будет возможным показать всему народу, что еврейство, представляемое общиной харедим, не уклоняется от исполнения своего общественного долга, притом, что это можно будет сделать разрешенным (с точки зрения законов Торы) образом… Я послал ему записку, в которой сообщил, что наш учитель против подобного подхода, и он тут же объявил, что, поскольку ему стало известно, что Хазон Иш придерживается обратного мнения, он отказывается от сказанного им.

Не одни только «домохозяева», но даже знающие и уважаемые бней Тора не постигли во всей полноте мысль нашего учителя в данном вопросе. Также я сам, хотя и находился в ближайшем его окружении, могу свидетельствовать о себе самом, что хотя я и не видел (в «национальной службе») чего-то изначально желательного, не мог бы представить себе серьезности этого дела, – до такой степени, что из-за него следует «быть убитым, но не преступить» в полном смысле этого слова, если бы не слышал этого из уст нашего учителя.

«Быть убитым, но не преступить» – в полном смысле этого

слова

Наш учитель очень резко выступил против «национальной службы» и к удивлению многих увидел в этом «приговор, рвущий сердца». Он вынес решение, что запрет (идти на эту службу) подпадает под определение «быть убитым, но не преступить». Слова эти, прозвучавшие как гром с ясного неба, открыли людям глаза.

Можно было бы подумать, что он не имел в виду установить это в качестве практически исполняемого закона, а только хотел дать нам представление о суровости запрета и внедрить это представление в сознание общества, – то, что по суровости своей указанный запрет подобен таким, о которых закон говорит: «быть убитым, но не преступить». Но факт, о котором я намереваюсь сейчас сообщить, свидетельствует о том, что наш учитель устанавливает здесь практически исполняемый закон – в буквальном смысле этого слова.

В час смерти нашего учителя я не удостоился быть в стране (в Израиле) и участвовать в прощании с ним. Я был за границей в связи с исполнением одного поручения и вернулся незадолго до того, как должны были исполниться тридцать дней (со дня похорон).

После посещения его могилы ко мне подошла его сестра, рабанит Каневски, и сказала мне, что она должна сообщить мне нечто от имени нашего учителя.

Она рассказала, что он сказал ей так: «Знай, что то, что я постановил относительно «национальной службы», – «быть убитым, но не преступить», – означает «быть убитым, но не преступить» в буквальном смысле слова». Чтобы пояснить ей наглядно свою мысль, он сказал ей: «У тебя есть две дочери. Если, не дай Б-г, дойдет то того, что их захотят взять силой на «национальную службу», они обязаны пожертвовать из-за этого своей жизнью, в самом прямом смысле слова».

И далее она сказала мне: «Наш учитель просил меня передать это Вам, поскольку тогда, когда он говорил это мне, Вы были за границей. И поскольку Вы занимаетесь этим делом, он просил меня передать его слова, поскольку Вы обязаны знать, что он имел в виду, когда говорил, что (запрет) «национальной службы» подразумевает «быть убитым, но не преступить»».

Наш учитель стоял на своем и не желал слышать ни о каком компромиссе, даже когда со стороны властей общине харедим предлагались большие уступки и значительные облегчения; он оставался на тех же позициях: «приговор, рвущий сердца» и «быть убитым, но не преступить».

«Я принимаю решения на основании Торы»

Наш учитель был оторван от «улицы», но в действительности был прекрасно знаком с ней и понимал ее. Бесчисленные факты свидетельствуют о том, насколько он был осведомлен о происходящем «на улице»; они доказывают беспочвенность претензии, будто «он не знает улицу».

Один из наиболее впечатляющих примеров на эту тему – война против закона о «национальной службе». Здесь у нашего учителя обнаружился чрезвычайно реальный и трезвый взгляд на вещи. Сегодня, с расстояния в пятьдесят лет, можно самым ясным образом увидеть, насколько он был знаком с реалиями «улицы», – так, как ни один человек не был способен их увидеть в те дни.

Один большой человек, великий в Торе и в принятии решений в области закона, выразил однажды нашему учителю свое удивление: «Наш учитель, который совершенно оторван от «улицы», не знаком с обществом и не знает, что происходит «снаружи», – как он может принимать решения в сфере закона и судить о вещах, стоящих на вершине мироздания?»

Наш учитель категорически отверг этот вопрос и сказал: «Я не принимаю решений в сфере закона, исходя из того, что происходит «на улице», а только из (сказанного в книге) Шулхан арух. Я не желаю знать, чего хочет «улица» и что там говорят, – потому, что не принимают решений в сфере закона на основании того, что видят «на улице»! Святой, будь Он благословен, смотрел в Тору и творил мир, – и мы тоже должны устанавливать закон согласно тому же порядку. По вашему мнению, прежде нужно смотреть на то, чего хотят люди «на улице», а после этого спрашивать, как сделать это по Торе. Я не принимаю решений согласно «улице»; я принимаю решения согласно Торе».

О том, насколько глубоко наш учитель понимал происходящее «на улице», даже когда он принимал решения в сфере закона, отличные от таких (каких желала «улица»), можно судить по рассказу выдающегося мудреца Торы, р. Ш. Вознера: «Однажды пришел ко мне один важный человек из числа тех, которые заботятся о нуждах общины, и попросил меня ввести его к нашему учителю, чтобы он мог задать ему вопрос, насущный и значимый для многих. Мы вошли, и этот человек изложил свое дело; наш учитель дал свой ответ. На следующий день мне пришлось вновь быть у нашего учителя, и он говорил со мной об этом же деле, но теперь он рассудил его противоположным образом по отношению к своему вчерашнему решению. Когда я попросил его объяснить это, он ответил: «Я не живу в этом мире^[3], поэтому мой взгляд по обсуждаемому вопросу таков (как я сказал сейчас). Но те люди живут в этом мире, и потому я должен дать им совет сообразно путям их…»»

«Старый метод вероотступников»

Насколько новой была (изложенная выше) позиция нашего учителя, ясно видно из того, что нашлись люди, соблюдающие Тору и заповеди, такие, как руководители организации «Поалей Агудат Исраэль», которые не устояли в этом испытании.

Эти общественные деятели не сумели понять, насколько страшна западня, скрывающаяся в «национальной службе», а главное – не сумели понять, что светочи (еврейского) народа видят глубже и дальше, чем «домохозяева», занимающиеся политикой. Этому непониманию можно было бы еще найти оправдание, – однако оно переросло у них в открытое неповиновение, когда они, вопреки мнению Совета выдающихся мудрецов Торы, нашего учителя Хазон Иша и рава из Бриска, согласились войти в правительство, примирившись тем самым с законом о «национальной службе».

Эти люди, и в особенности один из них, который в прошлом долго пребывал в тесной близости с нашим учителем, хорошо понимали его величие. Но они, как уже упоминалось, полагали, что тот, чья жизнь замкнута в пространстве «четырех локтей алахи (закона)», не в состоянии понять происходящего «на улице», и ему не следует вмешиваться в ее дела.

Наш учитель, который всегда отдавал предпочтение «правой руке – приближающей» перед «левой – отталкивающей»^[4], и все его пути были путями примирения и согласия, написал тому человеку письмо-порицание, подобное которому никогда не выходило из-под его пера. В этом письме он с сердечной болью, но и со всей остротой выражает свое отношение к упомянутому подходу:

Моя великая любовь к тебе, дорогой мой, столь давняя, не дает мне стоять в стороне, когда кровь твоя проливаема, как вода, – не врагами твоими и не любящими тебя, а твоей собственной рукой, – из-за того, что тебя объял дух глупости, толкающий тебя на самоубийство, на то, чтобы опоганить себя в глазах всех истинно боящихся Г-спода и в глазах мудрецов Израиля в нашем поколении, и обречь память о тебе на вечный позор.

Этот метод, – превращение Торы в набор разных частей, так, чтобы установление законов о запрещенном и разрешенном было одной частью, а законов, касающихся мирских дел, было другой частью; обычай подчиняться указаниям мудрецов поколения в первой из упомянутых частей и оставлять на произвол свободного выбора то, что относится ко второй части, – это старый метод вероотступников, еще со времен духовного падения еврейства в Германии. Это метод тех, которые совращали еврейский народ, чтобы он смешался с другими народами, и не осталось бы ему спасения.

Разделение между установлением закона в отношении запрещенного и разрешенного (с одной стороны) и установлением «ограды» и постановлениями мудрецов (в общественных делах – с другой стороны), – подобное разделение есть произвольная (безосновательная и запрещенная) трактовка Торы и бесчестие мудрецов ее. (Делающие это) – среди тех, у кого нет удела в будущем мире, и они негодны быть свидетелями.

Видение реальности глубоко проникающим взором

Достойнейшие из учеников нашего учителя свидетельствуют о том, что он обладал «духом святого постижения»^[5], но его категорическое неприятие «национальной службы» имело своим источником не этот дух, а то, что благодаря своей Торе он видел вещи насквозь. Хотя он и не участвовал в жизни «улицы», он хорошо знал, что там происходит и какова обстановка в тех местах, где девушки должны были служить.

Своим обостренным пониманием он постиг, что когда девушки работают в силу обязанности, налагаемой законом, хотя речь и идет только о дневных часах, ущерб остается тем же (как если бы они должны были ночевать в казарме). Со своим глубоким и реальным взглядом на вещи он предвидел, что ждет девушку, когда ее начальник будет говорить перед ней такие вещи, которые (закон Торы) запрещает слушать, в то время, когда она не может хлопнуть дверью и уйти домой, поскольку закон обязывает ее находиться там. Только потому, что наш учитель был знаком с тем, что такое «улица», и понимал реальную ситуацию, он мог понять суть того положения (в котором окажутся девушки).

Такой взгляд ясным образом дает знать о себе в ответе нашего учителя инструктору движения «Бней Акива». Тот спросил следующее: девушки, которые не пойдут на национальную службу, выйдут на работу, будут зарабатывать деньги, – и это в то время, когда другие (девушки) посвящают свое время (этой службе) и приносят пользу стране! (Эту «моральную проблему» всегда поднимают как флаг нерелигиозные и представители национально-религиозного лагеря).

Наш учитель ответил ему: на работе девушки сами распоряжаются собой, либо находятся во власти своих отцов. Всякая другая власть над женщиной, в какой бы то ни было форме, помимо власти отца или мужа, – это разврат.

Я уже приводил определение нашего учителя, как он сформулировал его перед равом Шимоном Сирокой: «То, что определяется у нас как (грех, караемый наказанием) карет^[6], у них (нерелигиозных) называется «любовью»». Это краткое и меткое определение наилучшим образом объясняет острую и бескомпромиссную борьбу нашего учителя против «национальной службы», и оно также доказывает, что он знал и хорошо понимал, что происходит «снаружи»^[7].

Общество «домохозяев», самоуверенно полагавшее, что оно знает «улицу», не понимало глубоко реальности, которая царила «на улице» в те дни. Положение с моральной точки зрения и поведение людей «на улице» были далеки от знакомого нам сегодня, и простым «домохозяевам» не могло прийти в голову, что есть основания для опасений, если девушки пойдут служить в рамках «национальной службы» в учреждениях или в религиозном кибуце.

Оборачиваясь в прошлое, каждый из нас ясно видит опасность «улицы». Сегодня нам ясно, что люди, думавшие, что наш учитель «не знает улицы», – это те, которые сами не знали «улицы»… Ни один человек в те дни не знал «улицу» так, как ее знал наш учитель, – несмотря на то, что постоянно находился у себя дома.

Нам достаточно будет привести цитату их его письма за 5713 (1953) год, адресованного главному раввину Израиля Ицхаку Герцогу, на тему «национальной службы».

Наши руки заняты возведением стен и устройством барьеров между нашими молодыми людьми и девушками на улицах, где царит распущенность, цинизм и грязные вожделения.

Сколь же страшна эта боль и сколь жесток этот удар – принудить наших дочерей, которым доверено хранить скромность во всей (возвышенной) красе ее, покидать предел свой и созерцать жизнь услаждений и плотских вожделений, наслаждаться тем, что (впустую) пленяет глаз, обонять чужое воскурение, выслушивать шутки и издевательские насмешки в адрес скромности, столь ими любимой, в адрес веры и заповеди… Всякий глаз льет слезы, когда слышит о том ухо, и всякий дух разбит!

В молодом возрасте, когда в природе девушки – ощущать обращенное на нее внимание, и соблазн этот – словно лев стерегущий в глазах скромниц. Хотят отнять свободу (распоряжаться собой) у самой молодой девушки, (и власть над ней) – отнять у отца и матери ее; принудить ее стоять перед мужчиной, и перед врачом, сталкиваться с молодыми людьми – то, в чем страх ее души; прокладывать пути свои в духе, чуждом ей на каждом шагу. Это – приговор, рвущий всякое сердце!

Наш учитель находился взаперти в своей комнате. Он не выходил на улицы города, чтобы ощутить атмосферу «шуток и издевательских насмешек в адрес скромности», царящую там. Он не посещал учреждений, чтобы быть осведомленным о «цинизме и грязных вожделениях», – тогда как общество, находящееся во всех этих местах, ничего этого не ощущало…

Действительно, не зря великие мудрецы Торы называются «глазами общины»! У них есть глаза – а мы ослеплены…

Сплочение рядов среди раввинов

Борьба велась за умы и сердца не одних только «домохозяев» (в вопросе о «национальной службе»). Также и в среде раввинов наш учитель приложил огромные усилия к тому, чтобы убедить наиболее влиятельных из них в строгости запрета. Он оказывал на них влияние, добиваясь того, чтобы они солидаризовались с ним в его борьбе против закона о «национальной службе» и не совершали ошибок, давая хотя бы какое-то разрешение (идти на эту службу).

Это казалось мне удивительным: неужели нужно опасаться (ошибок в этом) даже со стороны раввинов из нашего лагеря?

Когда однажды в те дни, в самый разгар сражения, я вошел к нашему учителю и задал ему по случаю этот вопрос, он ответил мне так: «Я опасаюсь и опасаюсь. Я хорошо знаю положение с раввинами в наши дни, и я знаю, что мне есть чего опасаться».

Зависимость от государственной системы

Действительно, наш учитель знал реальность. Руководители движения «Мизрахи» имели в мире раввинатов неограниченную власть. Первым условием для получения раввинской должности был членский билет движения «А-поэль а-мизрахи»… Требовалось много мудрости и сметливости, чтобы убедить всех раввинов поддержать мнение нашего учителя и выступить с открытым обращением против правительства. Да будет помянут добром тот человек, раввин Элияу Рафуль, и вместе с ним еще аврехим (женатые учащиеся ешив), которые ходили, не жалея своих ног, от одного раввина к другому по поручению нашего учителя, и вели обширную кампанию по разъяснению и убеждению, увенчавшуюся успехом.

Но и деятели движения «Мизрахи» не сидели сложа руки и действовали всеми путями, чтобы повлиять на раввинов, и особенно в Главном раввинате, чтобы они не издавали запрет на «национальную службу» (они не имели в этом успеха, поскольку, как известно, также и Главный раввинат издал постановление о полном запрете). Они даже пытались убедить Совет выдающихся мудрецов Торы изменить свою негативную позицию в отношении того закона. Делегация руководителей движения «Мизрахи», посетившая главу Совета выдающихся мудрецов, нашего учителя р. Исера Залмана Мельцера, пыталась убедить его, утверждая, что если выйдет запрет на «национальную службу», то, возможно, (правящая тогда левая) партия «Мапай» осуществит свои известные угрозы, опубликованные в газетах, как, например, угрозу мобилизации в армию учащихся ешив.

Когда эта угроза была доведена до сведения нашего учителя, р. Ицхака Зеева, он ответил так: не дай нам Б-г разрешать запрещенное Торой ради спасения ешив! «Существует возможность, что Тора продолжит существовать без ешив, но нет ешив без Торы», – так он сказал. Находим (в наших святых книгах), что в дни разрушения (Храма) коаним поднялись на крышу Храма и протянули ключи от него к небесам. Этим они хотели сказать: поскольку мы не в состоянии исполнить возложенное на нас, мы более не ответственны, и пусть Святой благословенный сделает то, что считает нужным. И действительно, спустилась рука с небес и приняла ключи. Это учит нас тому, что сказанное коаним было принято (на небесах) и поступок их был верным. Если мы не можем поддерживать существование ешив иначе, чем путем разрешения запрещенного, то будет лучше, если мы передадим небесам исполнение обещания (Торы) «Ибо не забудется она в устах потомства его» (Дварим, 31:21).

Совет выдающихся мудрецов Торы не испугался никаких угроз и единогласно принял постановление о строгом запрете на «национальную службу». Когда партия «Поалей Агудат Исраэль», которая тогда была фракцией «Агудат Исраэль», воспротивилась этому решению, она была, по решению Совета выдающихся мудрецов Торы, исключена из состава «Агудат Исраэль».

«Подкуп» в форме почестей

Были случаи, когда наш учитель выходил за пределы обычного для себя, пытаясь повлиять на раввинов таким образом, чтобы они присоединились к нему в его борьбе. Характерным является следующий случай.

В один вечер наш учитель попросил меня сопровождать его на празднование бар-мицвы^[8] внука одного из старейших раввинов поколения, о котором было известно, что он обладает большим влиянием, особенно в кругах Главного раввината. Празднование бар-мицвы происходило не в Бней Браке, и наш учитель находился там относительно долгое время, гораздо больше обычного для него. Когда мы вышли, я выразил ему свое удивление, и он ответил: «Ты ведь знаешь, что в повестке дня стоит вопрос о «национальной службе». Дедушка этого юноши (виновника торжества) имеет в этом деле большое влияние. Я хотел «подкупить» его тем, что окажу ему честь, чтобы гарантировать, что он пойдет моим путем…»

Также и в этой части сражения наш учитель одержал победу. Главный раввинат опубликовал сообщение о своей позиции в этом вопросе, в котором выразил свое несогласие с проектом закона о «национальной службе».

Наш учитель вложил огромные силы в то, чтобы убедить как можно больше раввинов и раввинских учреждений присоединиться к вынесению решения о запрете. Он просил все раввинские суды на Святой земле: БАДАЦ общины «А-эда а-харедит», суд Торы великого мудреца, р. Ц. Ф. Франка, суд Торы общины сфарадим (выходцев восточных общин), суд Торы общины выходцев из Бавеля и суд Торы выходцев из Арам Цова, чтобы они дали указание объявить в ночь Йом Кипура, после чтения «Коль нидрей»^[9], во всех синагогах, что девушкам запрещается добровольно идти в «национальную службу», и что этот запрет по степени строгости стоит на ступени «будь убит, но не преступи».

Все участвовавшие в войне против закона о «национальной службе», и я сам в их числе, полагали, что главное время и силы нужно потратить на то, чтобы воздействовать на нерелигиозных членов Кнессета; что же касается раввинов, то у нас не было сомнения, что они проявят солидарность с нашим учителем. Однако действительность показала, что если бы не его великие труды в попытках оказать влияние на раввинов, то мы не были бы далеки от такого положения, когда очень важные и влиятельные раввины дали бы разрешение на «национальную службу».

«Затевающий бунт против властей»

Мобилизация раввинов на эту войну была сопряжена с личной опасностью. Призыв оказывать сопротивление «национальной службе» Бен Гурион считал подстрекательством к бунту против государства, и нужно было иметь смелое сердце и готовность к самопожертвованию для того, чтобы подписывать воззвания в подобном духе, как это наглядно показывает рассказ выдающегося мудреца Торы, р. Исраэля Гросмана, который посещал великих мудрецов, чтобы просить их поставить свою подпись под воззванием против «национальной службы». Я хотел бы отметить, что, хотя эта история была мне известна, я попросил р. И. Гросмана рассказать ее мне еще раз перед тем, как я буду описывать ее для этой книги.

В этом воззвании, под которым стоят подписи четырех великих мудрецов Израиля: великого мудреца Торы р. И. З. Мельцера; великого мудреца Торы р. З. Р. Бенгиса; великого мудреца Торы, главы суда Торы из Чебина и великого мудреца Торы, р. Ц. Ф. Франка сказано следующее:

После того, как мы уже выразили наше мнение, мнение Торы относительно мобилизации девушек, которая несет им опасность приближения к одному из трех известных грехов, – тех, о которых закон (Торы) говорит, что (еврей обязан) быть убитым, но не преступить их^[10], и в связи с тем, что власти намереваются принять закон, цель которого – насильственно обязать дочерей Израиля являться, чтобы быть мобилизованными в «национальную гражданскую службу» вне армейской системы, – мы объявляем о нашей позиции, состоящей в том, что сфера действия (прежнего нашего) постановления, запрещающего мобилизацию женщин, распространяется также и на «национальную гражданскую службу» во всей строгости.

И мы обращаемся ко всем дочерям Израиля; мы обязываем вас в силу нашей святой Торы собираться и защищать себя, стать примером для всей общины Израиля, как Хана и семеро ее сыновей^[11] и как четыреста мальчиков и девочек, которые были схвачены (римлянами) для использования в целях разврата и которые бросились (с корабля, на котором их везли в Рим) в море. И воспротивиться всеми средствами тем, которые придут схватить вас.

И вам повелевается предпочесть быть заключенными в тюрьму, принимать на себя нищету, мучения и освятить имя Г-спода благословенного, как сказано: «Ибо за Тебя нас убивают каждый день» (Теилим, 44).

Рассказывает р. Гросман:

«Сначала мы пошли взять подпись у главы суда Торы Иерусалима р. З. Р. Бенгиса. Подписавшись, он обратился к своей жене, рабанит, и попросил, чтобы она приготовила ему теплую одежду, поскольку он опасается, что из-за этой подписи его посадят в тюрьму.

Затем мы направились в дом нашего учителя, р. И. З. Мельцера. Прежде чем подписать воззвание, он позвал рабанит и сказал ей: Била Инда, я намереваюсь подписать «воззвание с подстрекательством к бунту» против правительства. Как мне кажется, меня заключат за эту подпись в тюрьму; поскольку тюрьма – место холодное и сырое, прошу приготовить мне теплую одежду, чтобы я не простудился и не заболел. Мы хотели успокоить его и сказали: они не арестуют рава, их наглость и безумие пока еще не дошли до этого. Тогда рабанит сказала свое слово: «Тот, кто подпишет, будет сидеть под арестом, а у рава (моего мужа) больные легкие, и он не сможет сидеть в тюрьме. Ему нельзя подписывать!..» Делать было нечего; р. Исер Залман подал руку и благословил нас: Г-сподь пошлет избавление народу Израиля!

Он проводил нас до входа в подъезд, но прежде, чем мы расстались с ним, мой напарник сказал: «Большая к Вам просьба, ведь мы нуждаемся в великом избавлении… Мы еще не получили подпись (рава) в связи с этим делом…» Рав Исер Залман мгновенно повернул назад, вошел в квартиру и мягко сказал рабанит: «В дела, связанные с Торой, тебе не следует вмешиваться, – так же, как я не вмешиваюсь в ведение домашнего хозяйства…» Достал свою ручку и подписал.

За ними поставили свои подписи рав из Чебина и р. Ц. Ф. Франк. Все они знали, что, подписывая, они бросают вызов правительству и резко оспаривают его мнение.

С этим воззванием я пришел в типографию «Хорев» и попросил отпечатать несколько сот экземпляров. Хозяин согласился напечатать, но заключил при этом со мной двойное соглашение, сказав: «Если придут от имени властей и спросят, кто заказал и распространил это воззвание, я сообщу им твое имя; и также ты возместишь все убытки или денежный штраф, который будет на меня наложен». Я с готовностью согласился на все его условия. Через час стены Иерусалима взывали: «Быть убитым, но не преступить»; это было мощным выступлением против руководящей верхушки в стране.

Отклики последовали незамедлительно. Со скоростью стрелы, выпущенной из лука, министр внутренних дел обратился к запросом к главе правительства Бен Гуриону: можно ли оставить без реакции подобное, подстрекающее к бунту воззвание? События ускорялись. Полиция немедленно появилась в типографии, и после этого несколько полицейских пришли ко мне домой, арестовали меня и отправили в полицейский участок в «Миграш а-руси»^[12]. Это стало известным среди функционеров-(харедим) в Иерусалиме, и реакция на это не замедлила последовать. Из дома рава Бенгиса отъехало такси, собирая по дороге всех равов, подписавшихся под воззванием. Они поехали в «Миграш руси», чтобы быть арестованными вместо меня…

Они начали переговоры с начальником полиции Иерусалима, просили и умоляли поместить их под арест, – потому, что это они подписали воззвание, провозглашающее «бунт» против правительства. «Рав Гросман – всего лишь наш посланник, – говорили они, – мы – нарушители; это нас нужно арестовать и посадить в тюрьму!» Начальник полиции усмехнулся и сказал: «Даже если он ваш посланник, тем не менее, есть известное правило: нет посланника при совершении преступления!^[13] Меня не зря назначили начальником полиции, и я не столь глуп, чтобы сажать вас в тюрьму; я не ищу себе лишних неприятностей. Уже и то, что я посадил рава Гросмана, причинит мне неприятности, но у меня не было выбора. Это был личный приказ Бен Гуриона».

В конце концов при их содействии я был освобожден под залог до суда. На следующий день газетные заголовки кричали: «450-летняя делегация посетила начальника полиции Иерусалима. Пять раввинов, каждый из которых в возрасте за девяносто лет, пришли к начальнику полиции с просьбой забрать их в тюрьму…»»

Историческая демонстрация

Борьба достигла своей наивысшей точки, когда была организована большая демонстрация в Иерусалиме 10-го числа месяца ав 5713 (1953) г. В этой демонстрации, организация которой была поручена раву Менахему Порушу, участвовали великие мудрецы Израиля и светочи его, и во главе их – наш учитель, великий мудрец рав Ицхак Зеев из Бриска, глава суда Торы рав из Чебина, наш учитель, рав Аарон из Бельц, Бейт Исраэль из Гур, которые никогда не участвовали ни в каких демонстрациях. Также и наш учитель (Хазон Иш) намеревался приехать в Иерусалим и участвовать в этой демонстрации, однако в последний момент это оказалось для него невозможным из-за поразившего его приступа слабости. Также и великий мудрец Торы р. И. З. Мельцер не смог принять участие из-за болезни. Рав Ицхак Зеев предъявил в качестве условия своего участия требование, чтобы организаторы выставили большое число распорядителей, наблюдающих за порядком, и демонстрация действительно прошла организованно, без помех и эксцессов. Во время демонстрации не было речей, но только молитвы и просьбы, обращенные к Творцу мира, об отмене тяжкого приговора.

«Мизрахи»: из-за чего весь этот шум?

В то самое время, когда война против «национальной службы» достигла своей вершины, на улицах Иерусалима, Бней Брака и других городов страны появилось, к огорчению великих мудрецов Торы и общины харедим, объявление под заголовком «Из-за чего весь этот шум?^[14]» Хотя это объявление, адресованное «всему народу Израиля», было подписано «верными еврейству Торы», было ясно, что это – пропаганда движения «Мизрахи».

Приведу здесь выдержки из этого объявления: «Правительство Израиля намеревается представить на этой неделе Кнессету закон о «национальной службе», в соответствии с которым религиозные девушки не будут надевать военную форму и не будут проживать в армейских лагерях; не будут подчинены никакому армейскому командованию… а будут служить в лагерях репатриантов, в маабарот или проходить сельскохозяйственную подготовку, то есть служить в религиозных сельскохозяйственных поселениях… Если это так – то о чем же этот наш вопль?.. Есть ли ему причина?! Зачем нужно, чтобы о нас говорили, что под прикрытием религии мы свергаем с себя бремя наших обязанностей перед народом Израиля и перед государством Израиль? Зачем, чтобы возвещали в Гате^[15], что дочери наши – из «уклоняющихся»?.. Так смоем же клеймо «уклонистов» с наших дочерей! Пусть наши дочери пойдут служить народу!»

Это объявление было, по сути, восстанием против ведущих мудрецов Торы, включая тех, которые представляли Главный раввинат. У меня нет сомнения, что оно стало одной из причин того, что правительство не пошло навстречу общине харедим и ее руководителям, великим мудрецам Торы, в ходе их борьбы против закона о «национальной службе».

Общество удивлено – но не наш учитель

Наш учитель хорошо понимал также чувства и настроения людей из движения «Мизрахи» и их представителей в Кнессете, и потому предвидел заранее, что они могут сделать, когда вопрос о «национальной службе» подойдет к своему окончательному решению.

Когда закон о «национальной службе» был представлен в Кнессете в первом чтении, то также и представители движений «Мизрахи» и «А-поэль а-мизрахи» воздержались от того, чтобы голосовать за него. Член Кнессета Варафтиг заявил с трибуны Кнессета, что «в действительности Главный раввинат не издавал запрета на эту тему, но выразил свое мнение, согласно которому нам нельзя поддержать этот закон, поскольку они (члены раввината) очень опасаются его последствий». Также и рав доктор Мордехай Норок из движения «Мизрахи» заявил в Кнессете: «В вопросах, касающихся религии, мы руководствуемся мнением Главного раввината, и наш долг – не голосовать за этот закон» (Диврей а-Кнессет, том 14, стр. 1983).

Но наш учитель беспокоился, что, возможно, люди из движения «Мизрахи» не сдержат своего слова; позже выяснилось, что он был прав.

15-го числа месяца элуль 5713 (1953) года закон был представлен в Кнессете в третьем, окончательном чтении. Глава движения «А-поэль а-мизрахи» заявил во время обсуждения закона, происходившего в Кнессете: «Мы будем голосовать за этот закон – в соответствии с решениями, принятыми Советом Главного раввината» (ясно, что его заявление не соответствовало истине). Только один член Кнессета из рядов «Мизрахи», р. Элияу Моше Гениховский, не проголосовал за этот закон.

Улица харедим бурлила из-за предательства «Мизрахи». Людям, осведомленным о происходящем на улице, не приходило в голову, что представители религиозной партии смогут проголосовать за закон, о котором все большие мудрецы Торы вынесли решение, что он соответствует определению «быть убитым, но не преступить»; и когда подобное произошло, им трудно было поверить, что такова реальность.

«Там, где не нужно укрепление, не нужно соучастие…»

Чрезвычайно удивительно видеть, с какой ясностью видел наш учитель сущность движения «Мизрахи» еще за десятки лет до описываемых событий.

Когда, еще в то время, как он жил в Литве, рассматривалось предложение об объединении «Агудат Исраэль» с «Мизрахи», и в «Агудат Исраэль» были люди, склонявшиеся к тому, чтобы принять это предложение, наш учитель р. Хаим Озер Гродзенски направил этот вопрос Хазон Ишу, и тот дал следующий ответ:

По поводу этого соглашения (могу сказать следующее): также из-за таких принципиальных вещей, как суббота, когда мы начинаем обсуждать их укрепление, наталкиваемся на разногласия. К примеру, по мнению книги А-дат веа-хаим (с которым Хазон Иш категорически не согласен), не следует обращать внимания на дойку в субботу, поскольку общество не в состоянии соблюдать этот (запрет), и то же относится к работе в порту, и к электроснабжению и водоснабжению. И вообще, в затруднительных обстоятельствах следует не обращать внимания также и на срывание плодов в субботу, и вообще не нужно умножать ссоры из-за осквернения субботы, ибо мир – это великое дело. И там, где не нужно укрепление^[16], не нужно соучастие. Также относительно кашрута (соблюдения законов о разрешенной и запрещенной пище) – не следует так уж придирчиво следить за тем, чтобы все, что мы кладем в рот, было действительно разрешено; лишь бы только (на еде) было удостоверение раввинов, пропитание которых зависит от общины, и т. д., и т. д.

(Ковец игрот, ч. 1, 98)

Мнение нашего учителя было совершенно ясным: если движение «Мизрахи» не заинтересовано в укреплении исполнения заповедей во всех сферах закона, то нет места для сотрудничества с ним. «Агудат Исраэль» приняла эту позицию. Можно только представить себе, что бы произошло, если бы «Агудат Исраэль» слилась с «Мизрахи»…

Встреча с Бен Гурионом

Описывая войну против «Национальной службы», мы не можем не вспомнить знаменитую встречу нашего учителя с главой правительства Давидом Бен Гурионом. Наш учитель не был ее инициатором, и не думается, что он связывал с ней какие-то надежды. Наверняка ему с самого начала было ясно, что Бен Гурион не пришел к нему для того, чтобы изменить в чем-либо свои убеждения; но когда нашему учителю выпала возможность (попробовать повлиять на этого человека), он не упустил ее. Когда секретарь Бен Гуриона спросил его о возможности принять (главу правительства) для беседы, он мудро ответил: «Дверь всегда открыта»…

Следует помнить, что в те дни Бен Гурион был не только главой правительства, по слову которого делается все, но и в высшей степени уважаемой и авторитетной личностью, и после этой встречи имя нашего учителя стало широко известным, тогда как до того оно не было столь уж знакомо широкой публике во всех ее слоях.

Через короткое время после этой встречи наш учитель передал мне содержание состоявшейся беседы.

Среди прочего он рассказал мне, что вел ее в манере, как он выразился, «дать пощечину, а затем погладить». «Пощечина» означает критику, поскольку собеседник заслуживал ее; «погладить» же следовало потому, что Бен Гурион был у него гостем, и наш учитель не хотел, чтобы гость чувствовал себя неуютно в его доме, поскольку у хозяина есть обязанности перед гостем. Но и тогда, когда ему приходилось прибегать к «пощечине», он взвешивал это с точки зрения алахи (закона Торы).

На вопрос Бен Гуриона, каким образом можно «навести мосты» между двумя частями общества, харедим и нерелигиозными, чтобы достичь сосуществования, Хазон Иш ответил притчей наших мудрецов, будь благословенна их память (Сангедрин, 32б):

Две телеги, одна из которых – нагруженная, а другая – пустая (едущие навстречу друг другу), встречаются на узкой дороге: какая из них должна пропустить другую? Ясно, что пустая должна пропустить нагруженную! Так вот: наша телега заполнена Торой и заповедями уже в течение тысяч лет со времени дарования Торы, – сказал наш учитель, – тогда как ваша телега пуста, поскольку вы начали загружать ее всего лишь шестьдесят лет назад. Поскольку это так, то, если мы действительно ищем решение, разум обязывает к тому, чтобы пустая телега освободила дорогу нагруженной.

Однако, поскольку само определение «пустая телега» звучит обидно для собеседника, наш учитель добавил к понятиям «нагруженная и пустая» другой аспект: наша телега «нагруженная» – Торой и исполнением заповедей, законами о запретной пище и субботой. А ваша телега, к великому счастью, пуста… Ваша идеология, как кажется, не обязывает вас есть именно «трефное» (запрещенное Торой) мясо или обязательно нарушать субботу. Поскольку ваша телега пуста, в этом смысле, то вы сможете уступить нам, согласно всему сказанному.

Это означало у нашего учителя «погладить»…

После того, как наш учитель передал мне содержание беседы с Бен Гурионом, я захотел услышать о впечатлениях самого Бен Гуриона от этой встречи. Когда я обратился к нему, он ответил мне так: «Я был изумлен мудростью Хазон Иша. Мало того, что я никогда в жизни не встречал такого мудрого человека, как он, – я просто не представлял себе, что в мире может быть человек, способный достичь такой мудрости».

О ходе беседы Бен Гурион рассказал мне в точности теми же словами, что и наш учитель, а когда я пересказал то, что услышал от него о методе «дать пощечину и погладить», Бен Гурион сказал: «Когда я был там, я не обратил на это внимания, но теперь, когда ты мне рассказываешь, могу подтвердить тебе, что точно так все и было».

Рассказанное здесь дает повод для размышлений.

Наш учитель находился в самой гуще тяжелого сражения, в которое вкладывал все свои силы и энергию. Напротив него сидел человек, который формулировал, планировал и готовил к исполнению то самое тяжкое постановление, которое наш учитель назвал «приговором, рвущим всякое сердце»… Наш учитель исполнил заповедь, предписывающую поучать ближнего, и не побоялся высказать всю правду без всяких прикрас, но при этом ни на мгновение не забывал, что Бен Гурион – гость в его доме, а закон гостеприимства требует, чтобы гость покинул его дом с добрыми чувствами.

Кто кого сильнее?…

В той беседе Бен Гурион хотел добиться от нашего учителя того, чтобы он согласился с законом о «национальной службе». Когда он увидел, что это невозможно, он попробовал взять другой тон и сказал ему: «Мы примем этот закон большинством в Кнессете, и каждый гражданин в Израиле будет обязан подчиняться ему…»

Наш учитель ответил: «Даже если вы проведете этот закон – мы сильнее вас».

Бен Гурион удивился и спросил: «Но ведь у нас есть полиция, есть армия; в наших руках – сила, чтобы заставить вас исполнять закон!»

Ответил ему наш учитель: «Нет! Мы сильнее полиции и армии».

– Я объяснил ему это так, – рассказывал мне наш учитель. – В чем сила полиции? У них есть пистолет, и они могут стрелять. Эта сила действенна все время, пока мы боимся, что в нас выстрелят. Но, когда вы придете заставлять нас исполнять этот закон, мы раскроем рубашку (здесь наш учитель расстегнул пуговицы своей рубашки и показал мне, как он проделал это перед Бен Гурионом), откроем сердце и скажем полицейскому: можешь стрелять! Кто же, если это так, сильнее? Тот, который хочет стрелять, или тот, который готов получить пулю? Бен Гурион понял мои слова, – закончил наш учитель.

Последняя попытка: личное письмо

Когда уже казалось, что исчерпаны все возможности, и также после того, как наш учитель встретился с Бен Гурионом и тяжкое постановление осталось на своем месте, он спросил меня, что еще можно сделать. Я предложил обратиться к главе правительства с письмом по этому вопросу. Я объяснил, что, будучи хорошо знакомым с Бен Гурионом, я знаю, что на него трудно воздействовать в ходе устной беседы. Для него очень характерно стремление непременно побеждать в споре, и когда ему что-то говорят, уши его не слышат: вместо того, чтобы слушать и воспринимать сказанное, он думает о том, как бы отвести и опровергнуть слова говорящего. С другой стороны, мне известно, что он хорошо вникает в написанное, и возможно, что письмо окажет на него большее воздействие, и он примет сказанное в нем.

Наш учитель спросил меня, кто, как я полагаю, должен подписать это письмо. Я ответил: Хазон Иш и рав из Бриска.

Наш учитель сказал: «Твое предложение принимается наполовину: я подпишу, но у рава из Бриска мы не будем просить подписи». На мой вопрос, почему так, Хазон Иш ответил: «В подобного рода письме с просьбой, обращенной к главе правительства, не может не быть каких-то внешних знаков почтения и заискивания, и поскольку рав из Бриска весь – воплощение истины, он не может подписать письмо, в котором есть нечто от заискивания».

Когда я по случаю рассказал об этом р. Ицхаку Зееву, он кивнул головой в знак согласия.

Письмо действительно было отослано за подписью нашего учителя, и в нем было сказано следующее:

Мне верится, что сердце главы правительства, в исключительной мере проникнутое идеалами свободы совести, не дает ему покоя из-за введения обязанности «национальной службы» для дочерей Израиля, – из опасения, что она затронет совесть многих людей или одного человека. Это придает мне смелость излить перед ним мое великое горе, проистекающее из страха перед этим тяжким постановлением, и просить главу правительства уступить в этом вопросе…

Эта уступка предстанет как плод особой душевной тонкости и чуткости главы правительства, способного понять терзания религиозных людей и их совесть. В этом сейчас – слава главы правительства и краса его, – «во славу ему среди людей» (Пиркей авот, 2:1).

Однажды, по случаю, после визита Бен Гуриона к нашему учителю, когда стало известным его окончательное решение не уступать в вопросе о «национальной службе», наш учитель сказал мне: «Я опасаюсь, что нам придется отправить старика в отпуск». Хазон Иш сказал пророчество и знал, о чем пророчествует. По прошествии недолгого времени Бен Гурион рассорился со своими товарищами в руководстве партии МАПАЙ, ушел со всех своих государственных постов и удалился в кибуц «Сде бокер».

Закон утвержден – и обращен в ничто

Интересно отметить, что учитель говорил мне множество раз и, как мне известно, говорил также и другим людям, что закон о «национальной службе» не будет приведен в исполнение. На мой вопрос о том, на основании чего он говорит это, наш учитель ответил: «Это не пророческие слова, а открытие (посредством наших уст) путей к осуществлению добра»^[17].

Тяжкое предопределение о «национальной службе» действительно не осуществилось. Закон был утвержден, но никогда не исполнялся. Ясно и несомненно, что заслуги великих мудрецов Израиля во главе с нашим учителем и равом из Бриска, которые руководили великим сражением против этого закона, воспрепятствовали проведению его в жизнь.

Постановление о том, что запрет на «национальную службу» относится к числу тех, из-за которых следует «быть убитым, но не преступить», потрясло все общество харедим и объединило его, сделав его подобным «единому человеку с сердцем единым»^[18] в решимости отказаться от исполнения этого закона, как было об этом заявлено руководителем «Агудат Исраэль» равом И. М. Левиным и остальными представителями «Агудат Исраэль» в Кнессете: «Наши дочери предпочтут пойти в тюрьму, но не преступить указаний великих мудрецов Торы».

Власти хорошо поняли, что означает на практике постановление, о котором сказано: «быть убитым, но не преступить». Они поняли, что невозможно заполнить тюрьмы Израиля тысячами девушек, и предпочли не приводить этот закон в действие. Также и здесь наш учитель продемонстрировал понимание реальной ситуации, игнорируя предостережения тех, которые утверждали, вопреки его мнению, что даже в нашем обществе, харедим (и тем более у религиозных, не относящихся к харедим), девушки не будут способны исполнить его строгое постановление и не будут готовы быть заключенными в тюрьму.

Позднее, когда правительство потеряло надежду добиться исполнения закона, глава правительства, который был в тот период, Моше Шарет, открыл мне, что Бен Гурион ошибся в оценке положения, выходя на эту войну. «Мы полагали, что после того, как мы достигли соглашения с «Поалей Агудат Исраэль», мы сможем провести закон. Ведь мы знали, что с «Мизрахи» у нас не будет никакой проблемы, а «Агудат Исраэль» в одиночку не сможет воспротивиться. Если бы мы знали силу великих мудрецов Торы, стоявших во главе борьбы, мы не связывались бы с ними…»

Мне хотелось бы отметить, что в 5737 (1977) году, во время работы над первым коалиционным соглашением («Агудат Израэль») с Менахемом Бегиным, наш учитель р. Э. М Шах потребовал включить в это соглашение пункт, который гарантировал бы, что закон о «национальной службе» не будет задействован. Я выразил перед ним удивление: ведь этот закон уже канул в Лету; никому уже не придет в голову задействовать его, и зачем нужно «дразнить собак»? Однако наш учитель настаивал на том, чтобы этот вопрос был ясно оговорен. Спустя немного лет нам пришлось убедиться в том, насколько прав был наш учитель рав Шах, когда БАГАЦ^[19] приказал правительству доложить, почему оно не принуждает к исполнению закона о «национальной службе» девушек из общины харедим. В «Ликуде»^[20] это вызвало растерянность; говорили, что невозможно обойти указание БАГАЦа посредством законодательных поправок. Но за отсутствием выбора, поскольку существовало обязательство, явно оговоренное в коалиционном соглашении, правительство согласилось внести в Кнессет поправку к закону о «национальной службе». В ней говорилось, что закон будет задействован только тогда, когда правительство примет об этом специальное решение.

Его вечное наследие: «любима

скромность»

Война против мобилизации девушек принадлежит истории. Никому не приходит в голову мобилизовать наших дочерей на «национальную службу». Но в ходе этой борьбы наш учитель дал тому поколению великий урок – великое и важное наследие, которым одарило нас его чистое сердце. Наследие это – скромность дочерей Израиля.

Если людям его поколения могла прийти в голову мысль, что можно смириться с тем, что наши дочери будут выходить на «национальную службу»; если большие и уважаемые люди видели в этом «идеальное решение», то это происходило по той причине, что у них не было достаточно глубокого понимания, что представляют собой скромность и утонченность, венчающие достойных дочерей Израиля.

Сегодня нет нужды объяснять, что дочерям Израиля нет места в среде людей, отвергающих бремя (Торы и заповедей, даже если туда идут) исключительно ради заработка. Однако пятьдесят лет назад такой взгляд на вещи представлялся как нечто новое. Хазон Иш учил свое поколение тому, что скромность выражается не только в одежде, соответствующей закону Торы, но также и в «(духовной) утонченности, чистоте и святости». Он предостерегал, с горечью в сердце, что если наши дочери будут принуждаемы «собственными глазами созерцать вокруг себя разнузданность и легкомыслие», и если они привыкнут «созерцать жизнь услаждений и плотских вожделений, наслаждаться тем, что (впустую) пленяет глаз», то скромность сделается для них чем-то далеким и не имеющим к ним отношения.

С этих же позиций нашим учителем было принято решение по другой, сходной проблеме, которая появилась в тот период в повестке дня. Проблема социальных работниц была тогда и оставалась во все времена чрезвычайно болезненной: нерелигиозные социальные работницы, чуждые еврейской традиции, не понимающие нужд и горестей семей харедим, обслуживают эти семьи в (предусмотренных законом) «социальных случаях».

В то время, когда рав И. М. Левин пребывал в должности министра социальной помощи, он пытался найти средства решения этой проблемы и, действительно, добился утверждения плана создания ускоренных курсов для выпускниц (системы школ и семинаров) «Бейт Яаков», на которых они должны были изучать профессию в рамках системы образования харедим, получая также удостоверение социальной работницы, без того, чтобы им нужно было учиться в университете.

Однако когда нашего учителя спросили о его мнении в связи с этим делом, оно оказалось отрицательным. Несмотря на то, что он хорошо понимал масштабы этой проблемы и сам переживал боль ее, он сказал, что не может дать девушкам из общины харедим разрешение на подобного рода профессиональную деятельность, которая противоречит понятиям скромности. Социальная работница обязана обслуживать людей в самых разных ситуациях, входить в дома и семьи, не соответствующие нашим идеалам и установлениям, и заниматься вещами, весьма далекими от скромности.

В дни этой тяжелой войны наш учитель создал, собственными руками и кровью своего сердца, основу, на коей зиждется образ чистой дочери Израиля, которой доверено хранить то, о чем сказано: «Вся честь царской дочери – внутри» (Теилим, 45:14). Дочери Израиля, удаляющейся на сто миль от всего дурного и безобразного, – такой, что весь характер ее, поведение и обычаи направляемы в соответствии с путями Торы.

Счастливо поколение, удостоившееся этого!

1. Обычно еврей обязан нарушить запретительную заповедь, если это необходимо, чтобы спасти свою жизнь или жизнь других, например, нарушить субботу, есть запретную еду и т. п. Но есть три греха, которые еврей не имеет право совершить даже ради спасения жизни: идолопоклонство, кровопролитие (убийство) и разврат. ↑
2. Поскольку по традиции по этому поводу устраивается особая торжественная церемония и веселье. ↑
3. Другими словами, его мир, мир Торы, не ограничивается понятиями нашего материального мира и проникает в высшие миры. ↑
4. Сказали наши мудрецы о том, как должен действовать учитель в отношении ученика и воспитатель – в отношении воспитуемого: «Пусть всегда его левая рука отталкивает (ученика или воспитуемого), а правая – приближает» (Сота, 47а), в соответствии с тем, как принято в нашей традиции: левая сторона – сторона суда, а правая – сторона милосердия, причем, как это мы видим у нашего учителя, правая сторона, подобно правой руке, должна быть сильнее левой. ↑
5. Дух святого постижения – особая связь с высшими мирами, родственная пророчеству. Этой связи после окончания эпохи пророчества удостаивались большие мудрецы и праведники, как сказано: «Со дня разрушения (Первого) Храма отнято было пророчество у пророков и передано мудрецам» (Бава батра, 12а). ↑
6. Карет – предусмотренное Торой наказание за определенные тяжелые грехи. Слово карет означает «отрезание»: отделение души от ее духовных источников. Оно может проявляться и в нашем мире – как преждевременная смерть или бездетность. ↑
7. Другими словами, он хорошо знал, во что выльются в реальности упомянутые выше «большие уступки и значительные облегчения» в условиях «национальной службы», предлагаемые властями. Помимо того, что эти «уступки» со временем, в подходящий для того момент, могут быть взяты назад, в любом случае среда, в которой окажутся девушки, будет для них чуждой и враждебной, резко отличающейся от той, в которой прошло их детство и юность, ежеминутно чреватой посягательством на их честь и достоинство. Наш учитель понимал, что если сейчас дрогнуть и уступить, – под напором «моральной аргументации» или ради каких-то временных выгод, – то после, когда обнаружатся все вредоносные последствия уступки, уже будет поздно. ↑
8. Бар-мицва у мальчиков в 13 лет или бат-мицва у девочек в 12 лет – это событие, связанное с тем, что еврейский ребенок достигает возраста, когда он начинает нести личную ответственность за соблюдение заповедей Торы. ↑
9. Особая молитва о снятии обетов, читаемая перед вечерней молитвой Маарив. ↑
10. Три этих греха – идолопоклонство, убийство и разврат; здесь конкретно имеется в виду последний из них. ↑
11. Чужеземный царь пытался заставить ее сыновей поклониться идолу, но все семеро, на ее глазах, один за другим, отказывались сделать это и по приказу царя были убиты. Когда вели на казнь последнего, она попросила: позвольте мне поцеловать его. Сказала ему: сыны мои! Идите к Аврааму, отцу вашему, и скажите ему: ты построил один жертвенник (чтобы принести на нем в жертву Б-гу одного сына), а я построила семь жертвенников (для семи сыновей). (Эта история, как и следующая, упомянутая далее, приведены в трактате Гитин, 57б). ↑
12. Так называемое «Русское подворье», бывшее некогда во владении Русской православной церкви. ↑
13. Нет посланника, свободного от ответственности. Другими словами, также и тот, кто подослан совершить преступление кем-то другим, в полной мере несет ответственность за это преступление. ↑
14. В оригинале на иврите заголовок объявления содержит два первых слова из стиха: «Из-за чего собрались народы, и племена речи держат впустую» (Теилим, 2:1). Мы, однако, перевели этот заголовок не по прямому смыслу этих двух первых слов стиха, а соответственно замыслу авторов упомянутого объявления и его содержанию – соответственно атмосфере тревоги и волнения, которую передает этот стих в целом, – той атмосфере, которая царила в общине харедим в те дни. ↑
15. После гибели первого еврейского царя Шауля и его сына Йеонатана в войне против плиштим Давид оплакивает их: «Не сообщайте в Гате, не возвещайте на улицах Ашкелона, чтобы не радовались дочери плиштим» (Шмуэль-2, 1:20). (Гат и Ашкелон – из числа главных городов плиштим в то время). Авторы объявления говорят: зачем давать нерелигиозным (которые и без того не очень любят нас) лишний повод обвинять религиозных девушек, а с ними и всю религиозную общину? ↑
16. Там, где не нужно укрепление субботы – с их точки зрения, не нужно соучастие с ними – с нашей точки зрения. ↑
17. Хазон Иш имел в виду тот известный факт, что слова человека праведного, который не говорит лишнего и всегда – только правду, обладают особой силой и действуют в высших мирах, прокладывая путь победе сил добра. С другой стороны, не следует возвещать без нужды о чем-то плохом, что может произойти в будущем, чтобы, как говорят, «не открывать рта сатану». ↑
18. Таким был народ Израиля при даровании Торы у горы Синай, см. Раши на стих: «И двинулись из Рефидим, и пришли в пустыню Синай, и остановились в пустыне; и расположился там Израиль напротив горы» (Шмот, 19:2). ↑
19. Орган, представляющий собой высшую судебную инстанцию в государстве Израиль, «прославившийся» своими крайними левыми и антирелигиозными позициями. ↑
20. «Ликуд» – возглавлявшаяся тогда М. Бегиным правящая партия правой ориентации. ↑