ХАЗОН ИШ
Глава третья
НА ОБЩЕСТВЕННОМ ФРОНТЕ
И так же, как органы человека выполняют разную работу, – глаз видит, ухо слышит, руки непрерывно чем-то заняты, – так и весь народ – как единое тело, состоящее из отдельных личностей, и каждый должен исполнять свое предназначение.
(Ковец игрот, ч. 3, 62)
Несмотря на то, что главные силы и внимание наш учитель посвящал воспитанию мудрецов Торы, занятых только ею, – людей, ради которых создан весь мир, – он хорошо знал, вместе с тем, что мы находимся в состоянии войны с нерелигиозной правящей верхушкой, и если мы хотим основать и построить мир Торы, мы не сможем обойтись без того, чтобы мобилизовать верных воинов, которые займут боевые позиции на фронте и отдадут способности свои этой священной войне. Наш учитель беспокоился о том, чтобы были общественные деятели, заботящиеся о нуждах общества в целом и о потребностях отдельных людей, – представители (мира Торы) в Кнессете и в муниципалитетах, подчиняющиеся мнению Торы (то есть указаниям мудрецов ее). Он сам наставлял их всех и сопровождал их деятельность на протяжении всего пути.
Я помню, сколько времени и труда посвятил наш учитель тому, чтобы убедить меня занять должность (члена Кнессета), а затем – тому, чтобы сопровождать мою работу там и наставлять меня. В начале моей работы в Кнессете наш учитель работал над каждым выступлением, подготовленным мной: делал замечания, изменял то, что необходимо, учил меня, что нужно говорить и чего не следует говорить.
Таким же образом действовал наш учитель и в сфере назначения представителей (мира Торы) в муниципалитетах, особенно в муниципалитете Бней Брака. Он позаботился о том, чтобы рав Шимон Сирока был назначен членом муниципального совета, а после этого просил его приходить время от времени с докладом о происходящем там. Он давал советы, вносил поправки, посвящая этому свое время без ограничения, как будто на свете нет, кроме этого, других важных дел.
Наш учитель заботился также и о том, чтобы находить людей (готовых и способных) к делам благотворительности. Он назначал подходящих людей для исполнения разных обязанностей в этой области, когда видел, что душа их соответствует тому. Он также добивался того, чтобы старостами в синагогах назначались люди Б-гобоязненные, твердые в вере и во взглядах, поскольку человек с неправильными взглядами, занимающий должность в синагоге, способен принести духовный ущерб тем, кто молится в ней.
«Но ведь ты сказал кадиш!»[1]
Накануне Рош а-шана (еврейского Нового года) 5713 (осенью 1952) г. я поехал в Англию, чтобы провести два дня этого праздника и Йом кипур в городе Борнмут – известном курорте, в те времена – месте, где собирались многие богатые люди. Целью поездки был сбор денег на учебное заведение для молодежи «Хазон Йехезкель», которое было основано организацией «Цеирей Агудат Исраэль».
С началом праздника, перед вечерней молитвой маарив, я выступал со словами Торы на тему праздника перед публикой в местном отеле, и мне сопутствовала удача; выступал также и в других отелях в том городе. Однако, когда пришло время молитвы и я увидел, какая перегородка разделяла там мужчин и женщин, – такая, что она вряд ли даже заслуживала названия перегородки и годилась разве только в самом крайнем случае, – я предпочел молиться в одиночестве в своем номере.
День поминовения (йорцайт[2]) моего отца, будь благословенна память праведника, приходится на Рош а-шана, и я, разумеется, готовился говорить кадиш, как и каждый год. Но так как в тот вечер я не молился в общине, я забыл, что надо говорить кадиш, как и обо всем остальном, связанном с годовщиной смерти отца. Из-за этого случилось так, что и на следующий день, когда я молился с общиной в другом месте, где все было устроено правильным образом, я забыл о своей обязанности говорить кадиш. Так прошел у меня праздник Рош а-шана: я так и не сказал кадиш по отцу.
Когда я вспомнил об этом, было уже слишком поздно. Невозможно описать словами горе мое и сердечную боль. Я был смущен и опечален до такой степени, что в сердце моем созрело решение: поскольку моя общественная деятельность привела меня в такое положение, что я забыл сказать кадиш по отцу, я должен сделать из этого выводы и немедленно ее прекратить. Решение было твердым, ясным и окончательным.
Я вернулся в Израиль и немедленно обратился к нашему учителю, чтобы сообщить ему о моем решении, непреклонном и окончательном, вернуться к моей учебе, как в прежние времена, поскольку я допустил оплошность в таком серьезном деле и не исполнил свой долг в день поминовения отца из-за своего рвения в общественных делах.
Однако наш учитель, к моему удивлению, сказал так: «Я не понимаю, о чем ты говоришь? Ведь ты сказал кадиш!»
На какое-то мгновение я подумал, что наш учитель не понял меня, и я снова сказал: «Да нет же, я не сказал кадиш!»
Но он снова повторил: «Ты ошибаешься! Ты действительно сказал кадиш!»
«В чем смысл молитвы кадиш в день поминовения?» – продолжал наш учитель. – «Когда сын освящает имя Святого благословенного в присутствии многих людей, он дарует духовное умиротворение душам своих родителей. Но разве может быть для них большее духовное умиротворение, чем получаемое ими от того, что ты жертвуешь своим личным удобством и отправляешься в далекий путь, молишься в Рош а-шана в одиночестве, отдельно от общины, – и все это для того, чтобы нести на себе бремя общественных забот? Не может быть кадиш больше, чем этот!»
Нет нужды говорить, что слова эти, вышедшие из уст нашего учителя, оказали на меня свое воздействие. Я отказался от своего решения отойти от общественных дел и, в заслугу учителя, удостоился продолжать эту деятельность в течение еще тридцати трех лет.
Историю, подобную этой, я слышал из уст большого мудреца Торы, р. Х. Камила, главы ешивы в г. Офаким. Наш учитель попросил одного из аврехим (женатых учащихся) пойти и позаботиться об одной больной женщине. Тот ответил, что должен сначала прочесть молитву минха, поскольку у него в этот день йорцайт. Сказал ему наш учитель: «Дела милосердия тоже служат возвышению души» (родителей совершающего их).
«Она согласна от всего сердца?»
Перед моей первой поездкой за границу по делам организации «Цеирей Агудат Исраэль» в месяце мархешван 5709 (осенью 1948) г. я зашел к нашему учителю и спросил его, действительно ли я должен ехать. Он спросил, каковы причины того, что я не могу ехать. Я объяснил ему, что время сейчас военное (шла Война за независимость), и существует опасность потерять связь с семьей. Другое препятствие – плохое состояние здоровья.
Наш учитель ответил мне так: «Общественные нужды перевешивают опасность, угрожающую частному лицу; что же касается твоего здоровья, – я буду молиться за твое благополучие, и ты будешь здоров… Но об одной вещи хочу у тебя спросить: уверен ли ты, что твоя жена согласна на эту поездку от всего сердца?» Он повторил эти слова и подчеркнул: «От всего сердца!»
Наш учитель знал, что моя жена согласна на мою поездку; ведь если бы она не была согласна, я бы указал на это как на причину невозможности ехать. Однако он хотел узнать, согласна ли она от всего сердца, ибо если это не так, то нет никакой возможности разрешить поездку, даже если речь идет о нуждах общества.
Из этого мы можем научиться очень многому. Ради общества человек обязан подвергать себя опасности; в том, что связано со здоровьем, мы должны полагаться на то, что молитва поможет, – однако возможность того, что будут, даже в самой малой степени, задеты чувства жены, перевешивает все остальное.
«У меня нет права затруднять…»
Несмотря на то, что наш учитель возложил на меня бремя общественных обязанностей, он не хотел утруждать меня сверх меры, как это видно из нижеследующей истории, о которой мне рассказала сестра нашего учителя, рабанит Каневски, мир ей.
Как рассказывается далее (в седьмой главе), наш учитель предпринял при моем участии различные шаги для того, чтобы добиться амнистии для двух братьев, которые были обвинены в непредумышленном убийстве. Сестра его, рабанит (Каневски), видела, что это отнимает у него много времени: мать этих братьев то и дело заходила к нему, чтобы выяснить, как продвигается дело, и он всякий раз говорил ей: «я спрошу у того, кто занимается этим делом, а ты приходи завтра за ответом». Он никоим образом не хотел открыть ей, кто же тот человек, который занимается этим. Рабанит спросила его: «Почему ты должен быть посредником? Пошли ее к тому, кто этим занимается, и он будет извещать ее о положении дел!»
Но наш учитель ответил ей, что ему нельзя поступать подобным образом. Ведь женщина эта, – мать, озабоченная судьбой своих сыновей, – причиняет очень много беспокойства. «Я, – объяснил он сестре, – обязан терпеть из-за нее, но у меня нет права причинять беспокойство и неприятности раву Шломо Лоренцу из-за этого дела…»
История эта должна открыть глаза каждому человеку. Хазон Иш, величайший мудрец Торы своего поколения, пожилой и физически слабый, не хочет беспокоить и утруждать молодого человека в расцвете сил, хотя я сам от всего сердца был бы рад снять с него эту заботу! Он взвалил на себя такое бремя, делая все, что было нужно, лишь бы только не причинять мне трудов и забот!
Нечто подобное рассказал мне большой мудрец Торы, р. Ш. Ф. Штейнберг, – о том, как наш учитель однажды вызвал его и попросил передать мне один документ, имеющий отношение к борьбе против закона о «национальной службе». Поскольку дело это было сложным, р. Файвл предложил вызвать меня домой к нашему учителю, чтобы он передал мне все из первых рук.
Но тот не согласился с этим и сказал: «Я не могу утруждать его просьбой прийти еще раз, поскольку он уже был у меня сегодня».
Известно, до какой степени наш учитель отдавал себя, в самом прямом смысле слова, борьбе против «национальной службы», и мне ясно, что напряжение и душевные переживания, связанные с этой борьбой, ускорили его уход из жизни. Однако он воздерживался от того, чтобы возлагать дело, связанное с упомянутым документом, на меня, когда обдумывал его и видел, что оно загрузит меня чересчур.
Отношение нашего учителя к движению «Цеирей
Агудат Исраэль»
(Молодежное) движение «Цеирей Агудат Исраэль», начертавшее на своем знамени принцип полного подчинения мнению Торы и ее мудрецам, было очень близким сердцу нашего учителя.
Однажды нам случилось удостоиться публичного выражения его поддержки нашему движению.
Это произошло перед открытием всеизраильской конференции «Цеирей Агудат Исраэль» в 5711 (1951) г. Я пришел к нашему учителю, чтобы пригласить его принять участие в конференции. Я имел в виду, прежде всего, получить от него благословение. Мне не приходило в голову, что он может прийти, так как он никогда не участвовал в собраниях такого рода.
К моему удивлению, он взял свою верхнюю одежду и сказал: идем! Он пробыл на конференции долгое время, и когда я провожал его обратно, я выразил ему свое удивление: чем были ему интересны слова молодых участников движения?
Он ответил мне: «Меня ничего не интересовало (я понял, что он не слушал, и все мысли его были поглощены учебой), но я посвятил этому время, так как хотел помочь укреплению «Цеирей Агудат Исраэль»».
Однажды нас вызвали на суд Торы перед нашим учителем по денежному вопросу. Он предупредил истца: «Помни! У тебя нет права говорить что-либо плохое о «Цеирей Агудат Исраэль!»»
Мой друг, р. Авраам Райн, из числа руководителей движения, рассказывал о своей последней встрече с нашим учителем: «Я пришел к нему ночью 13-го числа месяца хешван 5714 (1953) г., в последнюю ночь его жизни, в 10.30. Он лежал на скамье на балконе. Я видел, что он очень уставший, и потому спросил его (о своем деле) коротко, чтобы не утруждать его, и хотел попрощаться. Но наш учитель начал расспрашивать меня: что слышно в «Цеирей Агудат Исраэль», много ли долгов, как продвигается строительство зданий для ваших учреждений… Даже в минуту большой слабости, в ночь перед своей смертью, он делал усилие, вникая в общественные нужды».
Большое пожертвование на создание профессиональной
школы
Однажды я вошел к нему и рассказал о проекте «Цеирей Агудат Исраэль», который разрабатывался и воплощался в жизнь р. Авраамом Райном: основание профессиональной школы печатников в Петах Тикве.
Наш учитель дал этому свое благословение и даже дал из своих денег очень большое пожертвование на это начинание.
На мой вопрос о том, действительно ли он считает основание профессиональной школы печатников настолько важным, что даже жертвует на это столь значительную сумму денег, он ответил: «Мы должны беспокоиться также и о тех, которые нуждаются в профессиональной школе; мы должны позаботиться о том, чтобы они остались в рамках наших учреждений и не испортились».
«Но ты прав, задавая свой вопрос. Из-за одного этого я не стал бы давать столь большое пожертвование. У меня было намерение укрепить таким путем движение «Цеирей Агудат Исраэль». Ведь вы сможете показать свою силу тем, что предлагаете также и хорошие способы решения практических проблем, как в этом деле с профессиональной школой. Я испытываю доверие к движению «Цеирей Агудат Исраэль», ибо мировоззрение его – верное, и в согласии с ним вы идете. И потому мое желание – укрепить вас. И я делаю это, в частности, посредством пожертвования на определенное начинание, относительно которого оно представляется весьма значительным».
Насилие – чуждый побег в нашем винограднике
Один из тех случаев, когда наш учитель действовал при посредстве движения «Цеирей Агудат Исраэль», – это дело «Союза ревнителей».
Организация «Союз ревнителей» располагалась в Иерусалиме, но ее сеть была раскинута и в остальных городах страны. Ее члены поджигали автомашины, ездившие в субботу, и совершали другие подобные дела. В те дни было опубликовано воззвание против подобных действий от имени «Цеирей Агудат Исраэль», составленное моим другом раби Моше Шенфельдом, под заглавием «Это – не путь».
Раби Моше Шенфельд опубликовал, кроме этого, в газете Нив а-морэ («Уста учителя») программную статью «Насилие – чуждый побег в нашем винограднике». Инициатива в ее написании и распространении принадлежала нашему учителю. Мы, конечно, знали, что мнение Торы – против путей, избранных членами «Союза ревнителей», но нам не приходило в голову, что следует выступить против них публично и распространять воззвание против них.
Наш учитель вызвал нас и попросил опубликовать воззвание, говоря, что подобного рода негодные дела противоречат мнению Торы, и мы, представители движения «Цеирей Агудат Исраэль», должны выступить против них, чтобы члены нашей организации и другие молодые люди не оказались вовлеченными в подобные дела.
Привожу текст опубликованного тогда воззвания.
В связи с поджогами автомашин в Иерусалиме, осуществляемыми, как говорят, молодыми людьми – ревнителями нашей святой субботы, мы заявляем, – после того, как мы спросили мнения величайших мудрецов Торы нашего поколения, да дарует им Б-г долгие дни:
Это – не путь, и не в этом – удел Яакова! Те, которые творят самосуд, не спросили совета из уст мудрецов Торы, и мудрецы не согласны с ними. Не посредством насильственных действий установлена будет власть Торы и ее заповедей, ибо «пути ее – пути благие, и все тропы ее – мир»[3]. Террор – чуждый побег в винограднике истинного еврейства, гнилой плод (идеологии) нерелигиозных партий, которые воспитывают в духе преклонения перед силой кулака и силой рук Эсава[4]. Благословен Творец, Который не сделал нас подобными им! Их пути – это не наши пути, и да не будет удел наш с ними!
Поднимемся же на защиту нашей святой субботы средствами убеждения, воспитания и тем, что будем открыто и смело стоять в воротах (на страже ее); террористические выходки лишь пятнают войну, которую мы ведем.
«Истадрут Цеирей Агудат Исраэль»
«А-ноар а-агудати ба-эрец Исраэль», Иерусалимское отделение
«Каждое решение стоит мне крови»
Всякий, кто обращался к нашему учителю, чувствовал, как он отдает себя каждому человеку и каждой детали. В любую проблему, с которой к нему обращались, он вкладывал все свои силы и духовную энергию, сосредотачиваясь на ее решении. Не раз я видел его погруженным в размышления на трудную тему, и от этого усилия изменялся цвет его лица.
Когда в Кнессете обсуждался вопрос о том, принимать ли репарации из Германии, я пришел к нему, чтобы спросить, как должна действовать (фракция) «Агудат Исраэль» в связи с этим.
Как известно, в свое время вопрос о репарациях вызвал большую общественную бурю. По всей стране были организованы грандиозные демонстрации; вершиной этих событий стала демонстрация членов партии «Херут» напротив Кнессета, и в его здание летели камни.
У меня был обычай спрашивать нашего учителя обо всем, что требовало принятия решения; так же я поступил и в этом случае.
После того, как я представил ему обе стороны этого вопроса, доводы в пользу отрицательного и в пользу положительного решения, наш учитель спросил меня: «Обязан ли ты присутствовать во время голосования в Кнессете? Ведь ты находишься сейчас в отпуске для выздоровления; можешь ли ты продолжать оставаться в отпуске?» Я ответил, что действительно могу не участвовать в голосовании, но все-таки спрашиваю, поскольку хочу знать, каково мнение Торы в этом случае.
Когда наш учитель услышал мой ответ, он ответил мне так: «Обо мне думают, что я извлекаю закон и мнение Торы (словно фокусник) из рукава – с легкостью. Знай же, что каждое решение стоит мне крови. Я должен вкладывать все мои силы, чтобы выяснить то, что необходимо, и принять решение в сфере закона и мнения Торы. Если вопрос насущный, связан с практически исполняемым законом (Торы), то у меня нет выбора, и я обязан жертвовать ради него своим здоровьем. Но если ты не должен обязательно участвовать в обсуждении, – оставайся в лечебно-оздоровительном учреждении и не утруждай меня, заставляя заниматься выяснением и принятием решения по теме, которая не связана с практически исполняемым законом, и тебе лишь любопытно, каково мое мнение в этом вопросе».
И я действительно остался в лечебном учреждении и не принимал участия в обсуждениях и голосованиях на упомянутую тему в Кнессете.
Один из знатоков Торы поставил перед нашим учителем трудный вопрос по поручению какого-то человека. После того, как прошли несколько дней и он не дал ответа, тот знаток Торы пришел к нему еще раз и напомнил, что ожидает ответа на свой вопрос. Наш учитель ответил ему так: «Вы полагаете, что решения в сфере закона принимаются с такой легкостью? Над подобными вопросами я бьюсь до головной боли, и когда чувствую, что больше не в состоянии думать, – отвечаю» (эту историю я слышал от выдающегося мудреца Торы, р. Х. Каневского).
Основа (общественного) движения, построенного на
принципах Торы
Однажды я объяснял нескольким друзьям из-за границы, настроенным в большей мере в пользу «ревнителей», в чем состоит различие между «Цеирей Агудат Исраэль» и общиной «Нетурей карта»[5]. Различие между ними не выражается степенью «ревностности»… «Цеирей Агудат Исраэль» отличает другое: (подчинять) мнению Торы каждый свой шаг.
Множество раз я подготавливал выступление и мне было ясно, что я на верном пути, но тем не менее мне было ясно, что я обязан спросить нашего учителя. И действительно, много раз случалось неожиданное. О тех местах (в приготовленном выступлении), которые казались мне прекрасными, он говорил, что они нехороши, а о тех, которые казались мне плохими, говорил, что здесь я – на верном пути…
Основа движения, построенного на принципах Торы, – спрашивать великих мудрецов Торы обо всем, а не только тогда, когда возникают вопросы.
Приведу далее два примера на эту тему.
Также и ревностность нуждается в мнении Торы
Как я уже рассказывал, наш учитель сопровождал мою работу в Кнессете и давал наставления. В связи с этим мне припоминается один случай, из которого видно, до какой степени он беспокоился о каждой детали.
У нас в «Цеирей Агудат Исраэль» было принято собираться время от времени, чтобы вместе обсудить и прояснить позицию, которую мне надлежит занять в Кнессете по вопросам, находящимся в повестке дня. На одном из заседаний предметом нашего обсуждения было предстоящее голосование по вторичному избранию Хаима Вейцмана президентом государства. По моему мнению, следовало воспротивиться его избранию, поскольку он был символом бунта против Торы (дарованной нам через) Моше; ведь помимо того, что он сам не соблюдал Тору и заповеди, он являлся одним из главарей тех, которые воевали против «старого ишува», и невозможно, чтобы такой человек стал президентом государства Израиль. Я приготовил пламенную речь и намеревался представить ее нашему учителю, по моему обыкновению, перед заседанием Кнессета.
По какой-то причине я, однако, не смог прийти к нему и попросил р. Шимона Сироку, чтобы он показал ему эту речь. Я сидел на пленарном заседании Кнессета, все еще не получив ответа от р. Шимона; при этом я был уверен, что наш учитель одобрит мою речь. И вот председательствующий вызывает одного из ораторов и, как принято в Кнессете, объявляет следующего: это я.
Тем временем распорядитель передает мне телеграмму от р. Шимона Сироки, в которой тот сообщает: «Я показал нашему учителю твою речь, и он велел мне передать тебе, чтобы ты не выступал с ней». Я не понял причин этого, но сообщил председательствующему, что отказываюсь от выступления.
После этого я пришел к нашему учителю, и он объяснил мне, почему был против этой речи: «Прежде, чем человек будет говорить, он должен знать, чего он хочет достичь. В данном деле мы наверняка ничего не могли добиться, ведь Вайцман должен быть избранным почти единогласно. И поскольку это так, все это (твоя речь) стала бы только поводом к конфликту, и ущерб от этого очевиден. Президент, который наверняка будет избран, проявит злопамятство по отношению к общине харедим из-за посягательства на его честь».
Позор стране…
Еще один случай, когда наш учитель внес изменения в мое выступление, связан с эпизодом, когда видного мудреца Торы, р. Исраэля Гросмана посадили в тюрьму за такое «преступление», как распространение письма мудрецов Торы (с протестом) против закона о «национальной службе» (об этом будет рассказано в следующей главе). Я приготовил выступление, в котором обрушился на правительство, сажающее в тюрьму выдающегося мудреца Торы, уважаемого главу ешивы, вместе с уголовными преступниками, из-за того, что он протестовал против закона о «национальной службе».
Я показал нашему учителю это выступление, но он не согласился с его содержанием и продиктовал мне выступление в совершенно другом стиле. Он велел мне сказать так:
«Знайте, господа, что с главой ешивы ничего не случится в тюрьме. Даже если вы посадите его вместе с ворами и убийцами, он продолжит там заниматься Торой… Но какой же это позор для государства Израиль, если в нем сажают в тюрьму главу ешивы!»
И еще на эту тему. Когда раби Амрам Блой сидел в тюрьме из-за организованной им демонстрации протеста против нарушения субботы, наш учитель пошел навестить его там, и я сопровождал его в этом посещении. Я спросил его о важности посещения, и наш учитель ответил мне так: «Из-за самого того факта, что раби Амрам находится в тюрьме, не следует волноваться, – ведь весь мир – это тюрьма[6]… Я иду навещать субботу, которая сидит в тюрьме…»
Сокровище движения «Агудат Исраэль»
Раби Моше Шенфельд рассказал мне следующее. «Перед первой конференцией организации «Агудат Исраэль» в стране Израиля я упрашивал нашего учителя, чтобы он принял в ней участие; я утверждал, что великие мудрецы Торы – это единственное сокровище, которое есть у этой организации. Он ответил мне так. У «Агудат Исраэль» есть одно сокровище: та ненависть, которую испытывают к ней нерелигиозные. Еврейство извечно измеряется той мерой ненависти, которая существует по отношению к нему».
- Кадиш (от глагола лекадеш – освящать) – короткая молитва на арамейском языке, цель которой – освящение имени Творца. Она произносится между определенными частями общественной молитвы, обязательно в присутствии не менее десяти совершеннолетних мужчин. Разновидность ее, называемая Кадиш ятом (Кадиш сироты), произносится в установленных местах общественной молитвы, а также на кладбище при посещении могилы, для возвышения души покойных родителей или иных родственников. ↑
- Годовщина смерти по еврейскому календарю, когда сын умершего должен говорить кадиш для возвышение его души. ↑
- Мишлей, 3:17. ↑
- Эсав – родной брат Яакова, который, в отличие от Яакова, не стал духовным наследником и продолжателем дела Авраама и Ицхака – деда и отца их, и которому сказал Ицхак: «Мечом своим жить будешь» (Берешит, 27:40). ↑
- Эта община категорически не признавала светское еврейское государство. ↑
- Душа человека в этом мире заключена в материальную оболочку, в которой она не может проявить всех своих сил и возможностей. ↑