РАВ ШАХ

Глава третья

ИЗУЧЕНИЕ ТОРЫ – ОСНОВА ОСНОВ В ЕГО ЖИЗНИ

Рав Шах нес бремя общественных дел и бремя ответственности за многих отдельных людей во всем мире, но я всегда чувствовал, что главное для него – изучение Торы; оно несравненно ценнее всех остальных его многочисленных занятий. Наш учитель всегда подчеркивал, что в учебу нужно вкладывать все силы. Труды над Торой – важнейшая вещь в жизни человека. Известны его слова о том, что быть невеждой в Торе – это величайший грех.

Наш учитель рассказал мне, что когда он достиг возраста бар-мицвы (тринадцати лет), он уже был в ешиве, и у него даже не возникла мысль прервать учебу и съездить домой. Празднование этого события состояло у него в том, что в тот день его вызвали к чтению Торы, – и это все. Ведь суть бар-мицвы – не в праздновании; юноша, достигший этого возраста, должен принять на себя, главным образом, изучение Торы с еще большей силой и энергией. Принятие бремени заповедей обязывает юношу учиться больше, чем до его принятия.

«Я должен обнять книгу»

Любовь нашего учителя к Торе не была абстрактной и лишенной конкретного содержания. Он любил Тору могучей любовью – так, как человек любит своего единственного сына, и даже еще сильнее.

Когда к старости его зрение ослабло настолько, что он не мог разглядеть в книге букв, великий мудрец Торы р. М. Файнштейн предложил прислать ему из Америки специальный оптический прибор, который кладут на книгу, и на нем появляются буквы с сильным увеличением. Но наш учитель отказался от этого предложения; он сказал: «Я не в состоянии учиться подобным образом; когда я учусь, я должен обнять книгу». Тот, кто удостоился хоть раз увидеть, с каким озарением и радостью наш учитель держит книгу во время учебы, может это понять…

Рабанит Шах, мир ей, говорила, что она не помнит ночи, которую наш учитель проспал бы спокойным сном. Время от времени он вскакивал с кровати, чтобы посмотреть что-то у Рашбо^[1] или Рамбама. Она знала, что если он не в очень хорошем расположении духа, это означает, что ему не дает покоя какое-то трудное место в учебе, а когда ему удается найти объяснение, нет границ его счастью. Наш учитель и сам свидетельствовал о себе, что в то время, когда его занимает какое-то трудное место, его жизнь – не жизнь: «Я не могу ни есть, ни спать, и не в состоянии молиться».

Большой знаток Торы р. Х. Берман сказал в своей речи, посвященной памяти нашего учителя, что однажды видел, как он поднимается по дороге в ешиву с большим трудом, и выглядит очень бледным. Он не спал всю предшествующую ночь, и было это после изнурительного дня заседаний. Он вошел в зал и уселся с томом ШУТ («вопросов и ответов») раби Акивы Эгера. «Я подошел к нему и попросил, чтобы он немного отдохнул, но он не согласился. Я просил его об этом еще несколько раз, пока он не ответил мне: «Если я пойду отдыхать, а тем временем придет мой час умирать, то я уйду ни с чем; но если я в это время погружен в книгу раби Акивы Эгера, – умру с мыслью раби Акивы Эгера!» (изучаемой в это время)»

Рекомендация рава из Бриска

Наш учитель удостоился получить рекомендацию великого мудреца Торы р. Ицхака Зеева из Бриска при издании второго тома своей книги Ави Эзри. Немногие удостоились рекомендации от р. Ицхака Зеева, – и уж никто (кроме рава Шаха) не получил такую, как эта: «Он совершенно не нуждается ни в какой рекомендации от кого бы то ни было, ибо муж сей велик в Торе по остроте и широте познаний и по глубине понимания равным образом во всех областях Торы, как один из великих мужей нашего поколения… Не мне и не подобному мне свидетельствовать о нем и о его открытиях в Торе».

Легко представить себе, что всякий другой человек поторопился бы поместить такую рекомендацию в начале своей книги, однако рав Ицхак Зеев мудро предвидел, что рав Шах из-за своей великой скромности не способен на это. И потому он послал к раву Шаху своего сына – передать ему свое желание, чтобы тот поместил рекомендацию в книге и не скрывал ее.

В этой рекомендации нет преувеличения

Большой мудрец Торы р. Копшиц рассказывал, что когда рав из Бриска написал свою пламенную рекомендацию на книгу Ави эзри, он попросил одного знатока Торы, чтобы тот передал ее раву Шаху. Тот человек стал читать ее и увидел, что в ней сказано: «муж сей велик в Торе по остроте и широте познаний и по глубине понимания равным образом во всех областях Торы». Он спросил р. Ицхака Зеева, нет ли некоторого преувеличения в словах «во всех областях Торы». Тот забрал рекомендацию назад и сказал, что обдумает это.

На следующее утро р. Ицхак Зеев вновь вызвал того знатока Торы и сказал, что он может взять эту рекомендацию как она есть и отдать ее раву Шаху.

В другой раз р. Ицхака Зеева спросили, как он дает столь пламенную рекомендацию раву Шаху, который оспаривает мнение его отца (р. Хаима) в своей книге Рабейну Хаим а-леви по поводу объяснения нескольких мест Гемары…

Рав Ицхак Зеев ответил следующее: «Кто может лучше проникнуть вглубь открытий нашего учителя р. Хаима, чем раби Элазар Менахем?»

С равом из Бриска

Большой мудрец Торы р. Берлин рассказывал, что однажды, находясь в доме р. Ицхака Зеева, он видел, как рав Шах вошел в дом, и р. Ицхак Зеев сразу вручил ему несколько листов со своими открытиями в Торе, написанных перед этим. Рав Шах, одаренный способностью очень быстро схватывать суть прочитанного, вернул ему эти листы через несколько минут…

И тогда он (рав Берлин) услышал, как рав из Бриска говорит: «Теперь у меня есть двойное согласие (рава Шаха): относящееся как к сути сказанного там, так и к стилю написанного. Если бы это было не так, р. Лейзер не выпустил бы так быстро эти листы из рук».

В последние три месяца жизни рава Ицхака Зеева наш учитель (рав Шах) находился в Иерусалиме и не давал уроков в ешиве. (Месяц тамуз пришелся на тот учебный семестр, когда, по графику, он не давал уроков, и также в каникулы – в месяц ав – он не был обязан появляться в ешиве. В последний месяц, элуль, рав Ицхак Зеев попросил руководство ешивы Поневеж [р. Й. Каанемана] освободить рава Шаха от обязанности давать уроки). Рав Шах сидел у р. Ицхака Зеева долгими часами и беседовал с ним.

Перед Рош а-шана (еврейским Новым годом) он распрощался с р. Ицхаком Зеевом и сказал ему, что, поскольку почти весь месяц элуль не был в ешиве, он хочет поехать туда на Рош а- шана. Когда он выходил из дома, р. Ицхак Зеев сказал своим сыновьям: «Если бы р. Элазар остался с нами, Рош а-шана выглядел бы иначе…»

Когда эти слова дошли до рава Шаха, ему было очень больно, что ему не сообщили о них прежде. Он сказал, что если бы он знал, сколь велико было желание р. Ицхака Зеева, чтобы он оставался у него дома, он остался бы в Иерусалиме… (Увдот веанъагот ле-вейт Бриск).

«Я не смыкал глаз всю ночь»

Однажды наш учитель вел талмудическую дискуссию с молодыми учащимися в позднее ночное время; в ходе ее обнаружилась трудная проблема, для которой ни у кого не нашлось решения. Назавтра утром рава Шаха не было на молитве. В более поздний час он пришел в ешиву – и сразу же обратился к тем молодым учащимся, с которыми беседовал ночью; он спросил, нашли ли они за это время решение. Получив отрицательный ответ, спросил дальше: и что же вы делали? На это они ответили ему, что, поскольку не нашли решения проблемы, отправились спать… Сказал им наш учитель: «Я трудился над тем, чтобы найти решение, и не смыкал глаз всю ночь… Утром помолился ватикин (самую раннюю, приуроченную к восходу солнца молитву) и поехал в Иерусалим, к нашему учителю р. Ицхаку Зееву; представил ему эту проблему и получил от него верное решение! А теперь послушайте, что это за решение…»

В другом случае р. Ицхак Зеев и наш учитель обсуждали одну проблему и не нашли решения, которое удовлетворяло бы их. В половине третьего ночи р. Ицхаку Зееву удалось найти решение. Он сразу же попросил своего сына р. Меира вызвать р. Шаха из его дома. Рав Меир спросил: разве можно будить человека в такой час? Ответил ему р. Ицхак Зеев: «Я знаю р. Лейзера; если есть проблема (в Торе), которая занимает его, он не идет спать…» Так и оказалось; р. Меир пошел домой к р. Шаху и застал его сидящим и занимающимся той проблемой.

Однажды рав Шах не пришел на свадьбу одного из близких к нему людей; на следующий день он встретил его и извинился: «Я очень-очень хотел прийти на свадьбу». И если наш учитель сказал «очень-очень», то это не просто слова, а чистая правда. «Я был весь погружен в учебу на трудном месте у Рашбо – и не мог прерваться на середине!»

Любовь к Торе нашла свое наиболее полное выражение у нашего учителя, возможно, в следующем эпизоде.

В один зимний день в Иерусалиме выпал обильный снег, и большой мудрец Торы р. Д. Финкель решил, что это – подходящее время, чтобы навестить рава из Бриска, поскольку в такой день, скорее всего, у него никого нет. Приближаясь к дому р. Ицхака Зеева, он увидел издали, будто какой-то человек танцует в снегу… Подойдя ближе, он увидел, что это не кто иной, как рав Шах… Он подошел и спросил, что означает этот танец, и рав Шах ответил ему: «Когда я выхожу из дома рава из Бриска, услышав от него о его открытиях в Торе, я чувствую такую радость, что мне хочется танцевать, но я стыжусь танцевать перед людьми. Однако сегодня я подумал, что на улице никого нет, и потому стал танцевать…»

Рав Шах сказал как-то, что не может понять, как могут быть на свете люди, ищущие наслаждений этого мира. Чтобы сделать свои слова более наглядными, он добавил: «Сейчас я беседовал на темы Торы с равом из Бриска. Не могу поверить, что в этом мире есть наслаждение большее, чем слышать от р. Ицхака Зеева о его открытиях в Торе!» Таким сильным и глубоким было его наслаждение от изучения Торы!

Сосредоточенность – свыше всего, что можно себе

представить

Сила сосредоточенности при изучении Торы у нашего учителя превосходила все, что можно себе представить; такой же она оставалась и в дни его старости. Он был способен разговаривать с людьми – и в то же самое время размышлять, оставаясь погруженным в учебу. Рав Йехезкель Асхайк, который был доверенным лицом в доме нашего учителя, рассказал мне, как однажды у него долго сидела какая-то женщина; я удивился, как он тратит на это столько времени. Когда наш учитель уловил мое удивление, он сказал мне: «Чему ты удивляешься? Знай, что мысли мои все это время были в учебе!»

Наш учитель посвящал много времени как общественным делам, так и личным делам отдельных людей, и никогда не отпускал человека ни с чем (неприкосновенным у него было только время, посвящаемое подготовке уроков), – и, тем не менее, он был погружен в Тору днем и ночью, успевая при этом писать свои великие сочинения. Как ни отвлекали его во время их написания, он, возвращаясь к этой работе, продолжал ее прямо с того места, где остановился, не теряя мысль.

Иногда, когда я входил к нему, он не замечал меня, будучи полностью погружен в учебу. Когда он должен был переехать со старой квартиры на новую, построенную для него, в то время как старая уже была предложена на продажу и приходили покупатели, чтобы посмотреть ее, он сидел и учился в своей комнате. Ясно, что покупатели не хотели входить в ту комнату, чтобы не мешать его учебе, но домашние объясняли им, что когда наш учитель погружен в учебу, можно ходить по его комнате без опасения, поскольку он никого не замечает.

Характерная для нашего учителя история повествует о том, как он был избран исполнять обязанности главы ешивы, будучи еще молодым. Это было в курортном городе, на собрании больших мудрецов Торы. В разгар беседы между величайшим мудрецом Торы р. Хаимом Озером и адмором из Карлина в их комнату ворвался молодой человек, – это был наш учитель, – и сразу же обратился к р. Хаиму Озеру: «У меня есть объяснение на трудное место, которое обсуждалось вчера…» Большие мудрецы Торы, которые были там, возмутились: возможно ли, чтобы ингль (на идиш – «юноша») врывался без всякого разрешения, когда великие мудрецы Торы присутствуют и беседуют между собой? Но р. Хаим Озер сказал им: «Это не из-за невоспитанности, а из-за того, что когда он погружен в учебу, он никого не видит перед собой. Он видит только Тору, которой сейчас занят…» Адмор из Карлина был поражен; он сказал: «В таком главе ешивы я сейчас нуждаюсь для моей ешивы». Так наш учитель был назначен в первый раз на эту должность – в ешиве Карлин.

Открытия в Торе во время поездки в автобусе

Все время, пока у него были силы, когда ему нужно было ехать в Иерусалим, он ехал автобусом, который в те дни следовал (из Бней Брака) через Тель-Авив; поездка была достаточно долгой. Такой путь он избрал для себя, хотя ему и предложили подвозить его на машине со всеми удобствами.

При случае он рассказал мне, что лучшие из его открытий в Торе сделаны в автобусной поездке из Бней Брака в Иерусалим. На мой вопрос о том, как получилось, что открытия, появившиеся в дороге, оказались лучше, чем те, которые были сделаны им в своем доме или в ешиве, он ответил: «Автобус – единственное место, где я сижу в своем углу и никто не мешает мне сосредоточиться. Когда я дома и кто-нибудь нуждается в моей помощи или совете, – ясно, что я прерываюсь».

В другом случае он ответил раби Йосефу Руту, который спросил, почему он предпочитает ездить автобусом: «Когда еврей везет меня в своей машине, то из долга благодарности и согласно нормам, принятым между людьми, я должен слушать его и отвечать на его вопросы. В автобусе у меня нет обязанностей ни перед кем, и я могу обдумывать в дороге общий урок (который преподаю) по вторникам».

До старости и до седин

Рав Шах давал урок раз в две недели в ешиве Гродно в Ашдоде. Он рассказал мне об одном из этих уроков следующее. После того, как он сделал обзор всех вопросов, поставленных им в рамках темы урока и возникших у него в связи со сказанным у Рамбама, он вдруг забыл найденное им для них всех объяснение. Он сделал усилие, чтобы вспомнить его, но безуспешно. Наш учитель сказал мне: «Через какое-то время я решил сообщить, что забыл приготовленное мной объяснение, и хотел сойти с кафедры. Но перед тем, как спуститься, подумал, что, быть может, я смогу объяснить эти трудности не тем путем, как это было у меня приготовлено, – и действительно, по милости Б-жьей, мне пришли на ум новые объяснения всех трудностей, и все это – в то время, пока я стою за кафедрой.

Когда я спустился с помоста, сразу вспомнил то, что было у меня приготовлено к уроку и забыто, пока я был за кафедрой. Я сравнил то, что приготовил дома, с тем, что осенило меня теперь, и пришел к выводу, что последнее превосходило приготовленное ценой большого труда дома».

Как мне кажется, наш учитель был тогда в возрасте примерно девяноста лет.

Удивительная вещь: глава ешивы, престарелый и седой, стоит за кафедрой, в величайшем нервном напряжении, – он забыл материал даваемого им сейчас урока и собирается сойти с кафедры, – и вдруг он способен сосредоточиться настолько, чтобы моментально найти новый подход в данной теме, как будто он сидит у себя дома! В подобное просто не верится! Если бы я не слышал об этом от нашего учителя своими собственными ушами – не поверил бы. Я рассказал об этом случае большим мудрецам Торы – и они были вне себя от удивления.

Однажды, вернувшись после визита к врачу, наш учитель закрылся у себя в комнате и не соглашался никого принимать. Домочадцы подумали, что может быть, врач сказал что-то плохое о состоянии его здоровья, – однако оказалось, что все обстоит наоборот. Врач сказал ему, что сердце у него здоровое, как у молодого человека. «Я сказал себе: если это так, то я должен учиться как молодой, и недостаточно того, что я учусь, как старик!» Однако наш учитель добавил, что он продумал все это еще раз и нашел, что дело обстоит не так. «Я пришел к выводу, что, хотя сердце и здоровое, у меня нет духовных сил, как у молодого человека. В восьмидесятилетнем возрасте невозможно делать то, что делает молодой человек, даже если сердце здоровое».

Выучить весь трактат

Наш учитель выступал против всяких изменений в системе учебы, принятой из поколения в поколение. Он всегда говорил: «Я лишь возобновляю то, что получил от великих мудрецов Торы предыдущего поколения».

Как известно, он повторял множество раз, что темп учебы, принятый во многих ешивах, а именно изучение нескольких листов Гемары за целый учебный семестр, – это не тот путь, которым шли наши учителя прежних эпох. Когда изучают, как это принято сегодня, восемь-девять листов углубленно и тридцать-сорок листов менее глубоко, но более быстро (за семестр), остаются невеждами. Тот, кто хочет достичь глубины понимания, должен заканчивать изучаемый трактат и повторять его несколько раз, чтобы запомнить изученное. Не следует долго задерживаться на одной теме в изучаемом материале. Даже если остаются неразрешенные вопросы, в этом нет никакой беды: когда к этому месту вернутся и будут изучать его еще раз, то, можно полагать, поймут его. А кроме того, в действительности нет необходимости обязательно объяснять все трудные места.

При случае он сказал мне: «Знаешь ли ты, почему столь многие изучающие Тору переживают кризис, достигнув возраста двадцати четырех – двадцати пяти лет? В этом возрасте приходит «момент истины», и человек подводит для себя итоги: чего я достиг? И тогда приходят к выводу, что в таком возрасте нужно было бы знать, по меньшей мере, восемь трактатов Гемары, изучаемых в ешивах, если не больше, – а в действительности не знают ничего! И это потому, что даже если говорить о тех местах, которые изучали углубленно, испытывая удовлетворение от сделанных при этом открытий, – в этом возрасте чувствуют, что те открытия не были открытиями; не было смысла тратить на них так много времени, и в итоге люди разочаровываются в своих методах учебы».

Ученику, пришедшему к нему получить благословение перед свадьбой, он сказал: «До сих пор ты учился учиться; теперь пришло время начать учиться…»

Наш учитель много требовал от своих учеников, но вместе с тем не пренебрегал и немногим. Каждое слово Торы для него заключало в себе целый мир. Когда кто-нибудь ставил трудный вопрос, поощрял его и говорил: «Это – хороший вопрос». Не раз случалось, что он прерывал урок, говоря: «Ты прав, а я не прав…» Когда кто-нибудь предлагал ответ на поставленный им трудный вопрос, он был способен в течение недель и месяцев повторять: «Я слышал это объяснение от такого-то юноши в ешиве».

Не напрасно рав Шах просил в своем завещании, чтобы для возвышения его души поучили одну мишну или что-либо из мусара (учения о нравственности и душевных качествах). С одной стороны, нужно знать всю Мишну и Талмуд, а с другой – очень важна даже одна мысль (из мусара) или одна отдельная мишна.

Однажды наш учитель вел дискуссию с учениками по поводу сказанного у Рашбо на тему «его огонь подобен стрелам»^[2]. Наш учитель привел возражение против сказанного у Рашбо, а ученики намеревались дать на него не самый удачный ответ. Наш учитель ответил со своей обаятельной усмешкой: «Я объясню вам, почему не принимаю ваши слова. Что у нас было раньше? Одно трудное место у Рашбо; а что есть теперь? Одно объяснение молодого ученика, которое трудно принять… Поймите, я предпочитаю остаться с одним трудным местом у Рашбо, но не с одним трудным объяснением молодого ученика…» И он закончил: «Ведь трудное место у Рашбо – это наверняка истина, а трудное объяснение молодого ученика – кто сказал, что оно истинно? Я же ищу истину!»

Снижение уровня поколений

При случае я спросил нашего учителя: «Как стало возможным, что сегодня есть так много учащихся, знающих весь Талмуд? В ешиве «Мир» в Польше, где я удостоился учиться, были учащиеся в возрасте тридцати пяти лет, среди них – многие действительно очень и очень способные, учившиеся, ни на что не отвлекаясь, на протяжении десятилетий, но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из них знал весь Талмуд. А сегодня приходится откладывать время свадьбы из-за того, что жених должен закончить изучение Талмуда!» На это он ответил мне так: «Я говорю тебе, что в нашем поколении нет ни одного, кто знает весь Талмуд… Единственным в нашем поколении, знавшим весь Талмуд, был Хазон Иш». (По мнению нашего учителя, Хазон Иш мог быть поставлен наравне с мудрецами поколения Виленского гаона, или, возможно, даже более ранних поколений, как, например, из поколения Рамо)^[3].

Этот ответ показался мне удивительным. Я спросил: «Неужели действительно нет ни одного?» Он повторил: «Ни одного…» Я спросил, относится ли это также к одному из выдающихся мудрецов нашего поколения, признанных всеми, и он ответил: «Он – действительно выдающийся (по широте и глубине понимания) знаток Торы, но всей Гемары не знает».

Чтобы наглядно показать, что означает снижение уровня поколений, наш учитель рассказал мне об одном из великих людей, который жил сто двадцать – сто тридцать лет назад, авторе важной книги (к сожалению, я забыл его имя и название его книги), который написал в предисловии к ней так: «В поколениях, предшествующих моему, когда обращались к раввину с каким-то вопросом, он выносил решение только после того, как «просматривал» (мысленно) весь Талмуд^[4], – и это потому, что слова Торы «бедны» в одном месте и «богаты» в другом^[5]. К сожалению, я не способен на это. Когда меня спрашивают о законах субботы, я «просматриваю» только трактаты Шабат, Эрувин и отрывки из прочих (трактатов), связанные с трактатом Шабат. Когда меня спрашивают о запрещенном и разрешенном (например, для еды), я «просматриваю» только трактат Хулин и отрывки из прочих (трактатов), связанные с запрещенным и разрешенным».

– Я же, – сказал наш учитель, – к сожалению и к стыду, если мне зададут вопрос, то без Мишны бруры^[6] я даже законов (благословения) Ашер яцар^[7] не буду знать… Я не могу выносить решение ни на основе Гемары, ни из кодекса Шулхан арух, ни из какого-либо другого источника, – только из Мишны бруры. Это означает, что сегодня мы не знаем ничего.

Наш учитель полагал, что качество учебы в нашем поколении указывает на снижение уровня поколений. Вопреки этому, мнение рава из «Поневежа» (р. Й. Каанемана) состояло в том, что наше поколение превосходит предыдущее. Он говорил, что в ешиве «Поневеж» в Литве не было учеников, отличавшихся постоянством в учебе, Б-гобоязненностью и, возможно, также знанием Гемары в той мере, в какой это можно найти в ешиве «Поневеж» в наши дни.

Тора формирует человека

Много раз при случае наш учитель указывал на то, что постоянное выделение времени на изучение Торы – это то, что давало еврею возможность устоять во всех поколениях. На церемонии окончания очередного цикла изучения Гемары в рамках программы «А-даф а-йоми»^[8] в 5743 (1983) г. наш учитель сказал: «У евреев не было даже четырех локтей земли под ногами. Никакой государственности не было у нас, – лишь изгнание, изгнание и изгнание. Никакие народы не могут существовать подобным образом! О многих из них стерлась память и они исчезли из мира, – так, что даже имена их не будут упоминаемы, ибо, когда у них нет своей земли, они перестают существовать. Но мы, уже тысячелетиями пребывающие в изгнании без своей земли, – живем и существуем! Это только потому, что мы – особый народ, «народ, обитающий отдельно» (Бемидбар, 23:9), – народ (о котором сказали наши мудрецы): «читай не алихот, а алахот [законы]»^[9] (то есть народ, живущий законами Торы)».

Наш учитель, однако, добавил к этому, что недостаточно только приходить на урок и учиться для того, чтобы исполнить обязанность. Истинная учеба – это такая учеба, которая определяет облик человека. На церемонии закладки синагоги «Диврей шир» организации «Цеирей Агудат Исраэль» в Бней Браке наш учитель сказал: «Недостаточно того, что мы будем изучать Гемару; мы обязаны достичь того, чтобы Гемара обучала нас». Это – глубокие слова. Есть люди, которые учатся, но Гемара и сама учеба не влияют на них. «Когда говорят, что есть познание у других народов, – верь этому… но если говорят, что есть Тора у других народов, – не верь» (Мидраш раба, Эйха, 2). Тора, в отличие от других премудростей, должна изменить человека и сформировать его.

Каким должен быть взгляд бен Тора на «улицу»

На последнем уроке семестра ученики попросили нашего учителя, чтобы он сказал им несколько слов для укрепления духа. Он спросил: «Что бы вы хотели услышать?» Ученики ответили: «Мы хотим, чтобы Вы сказали несколько напутственных слов навстречу каникулам».

Наш учитель исполнил их просьбу и сказал: «У меня всегда были трудности с пониманием молитвы раби Нехунии бен Акана. Раби Нехуния бен Акана молился, входя в Дом учения и выходя из него. Входя туда, он молился, чтобы не случилась оплошность в учебе по его вине, а выходя – возносил благодарность за свою участь. Входя в Дом учения, он умножал молитвы: «Чтобы Ты озарил глаза мои светом Торы Своей… и спас меня от всякой оплошности и заблуждения… чтобы я не сказал на нечистое, что оно чистое, и на чистое, что оно нечистое… и чтобы радовались за меня мои товарищи (по учебе)… открой глаза мои, чтобы я увидел чудеса в твоей Торе и т. д.» Это очень понятно; нужно умножать молитвы при входе в Дом учения – о том, чтобы удостоиться истинной Торы и не потерпеть неудачу из-за ошибки и т. п.

Если это так, то, на первый взгляд, при выходе из Дома учения тем более следует умножать мольбы, – ведь в этот момент человек выходит из места святого на улицу, место опасное и полное соблазнов и ловушек, да охранит нас Г-сподь. А раби Нехуния бен Акана, выходя из Дома учения, вместо молитвы и просьб начинает петь благодарственную песнь: «Благодарю Тебя за то, что Ты дал мне удел среди сидящих в Доме учения – и не дал мне удел среди людей пустых и праздных… Ведь мы пробуждаемся рано – и они пробуждаются рано… Мы трудимся – и они трудятся… Мы бежим – и они бегут; мы бежим к жизни мира грядущего – а они бегут к погибели своей и т. д.» Так почему же он избрал в этот момент, стоя на пороге самой большой опасности, благодарственную песнь, а не молитвы и просьбы?»

«Объяснение состоит в том, – сказал наш учитель, – что все обстоит как раз наоборот! Именно потому, что улица столь опасна, раби Нехуния избрал путь восхваления и благодарности! Нет сомнения, что нужно молиться перед тем, как выходить на улицу, – но одной молитвы недостаточно, когда опасность столь велика…

Раби Нехуния показал нам путь – как противостоять опасности, ожидающей нас на улице. Остановись и задумайся: что есть мы и что – они. В тот момент, пока ты еще стоишь в Доме учения и не перешагнул порог, – остановись и подумай, как следует вести себя в этом мире: с какими намерениями и ради какой цели мы встаем рано утром – и с какими намерениями они; куда мы бежим – и куда они бегут; что мы получаем за наши труды – и что они получают… И когда ты удостоишься вглядеться во все это как следует, из твоих уст сами собой изольются песнь и благодарение Творцу мира «за то, что Ты дал мне удел среди сидящих в Доме учения – и не дал мне удел среди людей пустых и праздных». И только после того, как все это станет ясным тебе, ты будешь в таком духовном состоянии, что сможешь, когда иначе нельзя, выйти на улицу, – притом, что твое отношение к людям на улице – отношение стоящего наверху к тем, кто ниже его, и взгляд твой на них – как на людей несчастных и обделенных…»

«Ясно, что без Б-жьей помощи совершенно невозможно преуспеть, и несомненно, что нужно умножать молитвы накануне перерыва между учебными семестрами – накануне времени великих опасностей. Но самое главное – задуматься сейчас, пока мы еще стоим в Доме учения, чтобы уразуметь смысл слов (молитвы): «Счастливы мы – сколь благ удел наш и сколь прекрасна участь наша», – и тогда, с Б-жьей помощью, удостоимся того, чтобы избежать влияния улицы и полчищ людей недостойных». (Получено мной от моего сына, ученика рава Шаха – раби Ицхака).

1. Рашбо (раби Шломо Бен Адерет) – один из величайших мудрецов эпохи ришоним. ↑
2. Речь идет о ситуации, когда человек разжигает огонь в своих владениях, и этот огонь распространяется далее, достигает имущества другого человека и повреждает или уничтожает его. В Гемаре ведется спор о том, на что, с точки зрения закона, обязывающего оплачивать причиненный ущерб, похож этот огонь. Согласно одной точке зрения, он похож на стрелу, выпущенную из лука, – а стрела считается как бы продолжением руки человека, выпустившего ее, – и тогда нужно определять сумму платежа так, будто тот, кто развел огонь, непосредственно поджег чужое имущество, пусть даже неумышленно. Согласно другой точке зрения, огонь считается как бы «имуществом» того, кто его разжег, – таким же, как его скот, – и тогда нужно определять сумму ущерба, подлежащего возмещению, как в случае ущерба, причиненного скотом, зашедшим на чужую территорию. ↑
3. Рамо – р. Моше Бен Исраэль Иссерлис, величайший ашкеназский авторитет в области еврейского закона в 16-м веке; автор примечаний в своде законов Шульхан арух. ↑
4. То есть после целенаправленного поиска во всей Гемаре всего, что может иметь отношение, прямое или косвенное, к решению данного вопроса. ↑
5. Другими словами, важные моменты, существенные для решения поставленного вопроса, могут быть даны лишь в двух словах в одном месте, но подробно объяснены в другом, – в том числе и там, где речь идет, на первый взгляд, о других вещах. ↑
6. Мишна брура – подробный комментарий, который составил Хафец Хаим на одну из частей свода законов Шульхан арух – на Орах хаим. ↑
7. Благословение Ашер яцар произносится после посещения туалета. ↑
8. «А-даф а-йоми» – программа, в рамках которой многие тысячи ее участников по всему миру каждый день изучают один, общий для всех лист Вавилонского Талмуда (Гемары). Поскольку всего в нем насчитывается 2711 листов, цикл учебы продолжается примерно семь с половиной лет; по завершении он отмечается церемонией, о которой здесь идет речь, и на следующий день начинается новый цикл. Инициатором этого начинания был р. Меир Шапиро из Люблина при поддержке Хафеца Хаима и адмора из Гур; проект был впервые оглашен в месяце элуль 5683 (август 1923) г. на Большой конференции организации «Агудат Исраэль». Последний на сегодняшний день, 11-й цикл завершился в месяце адар-1 5768 (2008) г. ↑
9. Сказали наши мудрецы: «Учили в доме учения Элияу: всякому, кто изучает законы [Торы] ежедневно, обещана награда мира грядущего, как сказано: «алихот олам (пути мира) принадлежат Ему» (Хавакук, 3:6). Читай не алихот (пути), а алахот (законы) (Мегила, 28б)». Другими словами, будущий мир, означающий бытие вечное, приобретается в заслугу изучения Торы, а это является обязанностью всего народа Израиля. ↑