Глава 4. Папа монополизирует рынок
Продолжение
Папа вбежал в квартиру, размахивая газетой на идиш. «Эйдл», — воскликнул он — «Скорее сюда!» Мама выбежала из кухни, вытирая руки о фартук.
«Посмотри, что здесь написано!», — сказал папа с воодушевлением тыча в газету. Он начал читать вслух: «Великий гений и мудрец, глава ешивы Каменец в Польше, раби Борух Бер Лейбович и его зять, великий мудрец раби Реувен Грозовский приезжают сегодня. Многие известные личности, в том числе, большие раввины, влиятельные главы общин и другие высокопоставленные лица собираются, чтобы встретить их, когда их корабль причалит в 11 утра. Они останавливаются в Центральном Бродвейском Отеле, на Второй улице в Манхэттене».
Папа посмотрел на наши большие часы над камином. «Уже три часа с минутами. Я пропустил встречу корабля». Последняя фраза была произнесена тоном глубокого разочарования.
«Ну», — сказала мама, — «Там и без тебя будет полно людей, которые встретят их».
Папа посмотрел на маму с изумлением и воскликнул: «Как ты можешь такое говорить, Эйдл? Если нам представляется шанс пригласить таких великих людей к нам в дом, неужели мы упустим такую блестящую возможность?! Я сейчас же еду в отель, чтобы пригласить их» — сказал папа категорично.
«Послушай, Янкев Йосеф! Их встречает столько известных раввинов и богатых бизнесменов. Неужели ты в самом деле думаешь, что они придут к нам?» Мама посмотрела на наш старый, протертый стол красного дерева и потрескавшиеся кожаные стулья. «Посмотри на нашу мебель. Она практически разваливается!»
Папа заметил, что я сижу за столом на кухне, пью какао и ем шоколадную булочку, из тех, которые мама всегда пекла для меня, когда я возвращалась из школы. «Рухома, надевай пальто. Мы сейчас встретим великих праведников».
Я одним глотком проглотила булочку, влила себе в горло остатки какао, произнесла благословение после еды, и быстро надела пальто.
«Скорее», молил меня папа. «И так уже очень поздно».
Выбегая из квартиры, мы услышали, как мама кричит нам вслед: «Удачи!»
Папа летел вниз по лестнице. Я еле-еле поспевала за ним. Мы бежали по улице в сторону трамвая Авеню Би, который шел к Центральному Бродвейскому Отелю.
Во время поездки на трамвае, папа не промолвил ни слова. Он держал меня за руку, периодически сжимая её. Так он говорил мне, что любит меня. Меня охватило чувство великого счастья. Нечасто мы ходили куда-либо с папой вдвоем — только я и он.
Мы вышли из трамвая на расстоянии примерно двух кварталов от отеля. Папа огромными шагами стремительно несся вперед. «Папа», — сказала я, задыхаясь, — «Я за тобой не успеваю. Ты так быстро бежишь!»
Папа остановился. «Рухома, когда ты хочешь выполнить заповедь, ты должна бежать, или заповедь убежит от тебя! Особенно если заповедь — это прием гостей».
Я уцепилась за папин рукав, и мы добежали до отеля. Приближаясь, мы увидели, что рядом с отелем слоняется большая толпа людей. Мы услышали отрывки разговоров: «Рош ешива сегодня никого не принимает», — сказал один бородатый человек. «Он очень устал», — добавил другой. «Его номер на втором этаже, но туда никого не пускают», — прошептал третий.
«Папа», — сказала я с разочарованием, — «Мы не сможем встретить праведников; сказали, что никого не пускают».
Папа ничего не ответил. Он протискивался сквозь толпу, я проталкивалась за ним. В конце концов, нам удалось зайти в отель, найти лестницу и подняться на второй этаж по покрытым ковром ступенькам.
В коридоре тоже было множество людей, которые ходили туда-сюда и разговаривали. Мы с папой подошли к двери номера. Папа спросил одного из людей, которые дежурили рядом с дверью, не может ли он сказать пару слов рош ешиве. «Мне нужно всего несколько минут», — уверял его папа.
«Я очень сожалею, но сегодня он никого не принимает. Возможно, если Вы придете завтра, то сможете поговорить с ним пару минут».
Вдруг второй дежурный, который стоял недалеко и слышал весь разговор, поспешно подошел к папе. «Извините, как вас зовут?», — спросил он.
«Герман», — ответил папа.
«Герман? Яаков Йосеф Герман, который принимает гостей?» — продолжал интересоваться дежурный.
Папа ответил: «Да, я Герман с восточной части Манхэттена».
После этого, без единого слова, нас завели в номер. Раби Борух Бер сидел в кресле. Он поднял свои проницательные голубые глаза и посмотрел на нас. Я, как завороженная, смотрела на его сияющее лицо. Раби Реувен, его зять, который перед этим с кем-то разговаривал, замолчал и тоже уставился на нас.
Человек, который завел на в комнату, быстро сказал: «Пришел раби Яаков Йосеф Герман».
Папа обратился к раби Боруху Беру и раби Реувену: «Я пришел, чтобы пригласить вас к себе домой», сказал он вежливо.
«Ой, слава Б-гу, что вы пришли. Мы вас очень ждали», — сказал раби Борух Бер с облегчением.
«Нам нужно лишь пару минут, чтобы собраться», добавил раби Реувен.
Я взглянула на папу с изумлением. Но его лицо не выражало никакого удивления — оно сияло от радости.
Через некоторое время мы все вышли из номера, спустились на лифте вниз и пошли в сторону машин, которые стояли напротив отеля. Мы сели в машину, за рулем которой сидел специальный шофер. Раби Борух Бер, раби Реувен, ещё один человек, папа и я ехали вместе. Ещё несколько машин быстро наполнились людьми и поехали за нами.
Во время поездки папа стал извиняться перед нашими почетными гостями. «Я понятия не имел, что вы приезжаете. Если бы я знал, то обязательно приехал бы в порт, чтобы встретить вас. Я только сейчас узнал о вашем прибытии.»
По дороге я узнала, что человек, который поехал с нами, он же хозяин машины, был известным миллионером, владельцем фабрик фирмы «Рокеах», производящих кошерные продукты. Когда мы подъезжали к дому, папа шепнул мне: «Рухома, как только машина остановится, быстро беги наверх и скажи маме, чтобы она всё подготовила».
Я взлетела вверх по лестнице. Ворвавшись в квартиру, я закричала во весь голос: «Мама, мама, они приехали!!! Великий праведник, его зять и ещё много людей поднимаются сюда. Папа велел всё подготовить».
Мамино лицо сияло гордостью за папу. «Никто не может сделать то, что может сделать папа» — сказала она.
Я заметила, что стол в гостиной уже был накрыт белоснежной скатертью. Горка резаного хлеба красовалась в хлебной корзинке. На плите варилась большущая кастрюля еды.
«Мама, ты знаешь, кто ещё идёт сюда? Мистер Рокеах, известный богач. Мы ехали у него в машине». Я подбежала к шкафу, вытащила оттуда несколько коробок порошка для мытья посуды фирмы «Рокеах», и расставила их по самым видным местам в квартире. Я надеялась, что он заметит их, проходя в гостиную.
За несколько минут наш дом наполнился людьми до отказа. Раби Борух Бер и раби Реувен сидели на наших потрескавшихся стульях, за протертым столом красного дерева, и ели вкусную, горячую еду.
После нескольких недель, мама уже не могла сдерживать любопытство. Наконец, она спросила раби Реувена: «Как так получилось, что вы выбрали именно наш скромный дом, когда так много больших раввинов и богачей несомненно приглашали вас к себе?»
«Сначала, я хочу объяснить вам, почему раби Борух Бер приехал в Америку», ответил Раби Реувен. «Последние несколько лет были очень тяжелыми для ешивы Каменец с финансовой точки зрения. Дела становились всё хуже и хуже, и мы постепенно влезли в огромные долги. Депрессия в Америке так повлияла на наши доходы, что мы уже боялись, что нам придется закрыть ешиву, не дай Б-г».
«Кроме того, наш старый посланник заболел, и не мог больше добывать деньги для ешивы. Единственный выход, который у нас оставался, — это самому главе ешивы поехать в Америку чтобы спасти ешиву».
«Когда глава ешивы первый раз услышал эту идею, он с беспокойством покачал головой. Как мог он оставить своих учеников на столь долгий срок? И где бы он нашел в Америке дом, в котором он мог бы на все сто процентов полагаться на кошерность еды?»
«Что касается еды, — уверил его старый посланник, — вы можете не волноваться. В Нью-Йорке живет один очень Б-гобоязненный человек, великий праведник, который всем известен как махнис орхим (принимающий гостей). Все посланники питаются у него дома. Вы можете на него полностью полагаться. Его зовут реб Яаков Йосеф Герман».
«Ну, — сказал раби Борух Бер, — мы должны сейчас же написать ему письмо чтобы узнать, сможем ли мы питаться у него в доме».
«Ему даже не нужно писать», — сказал посланник. «Он обязательно сам придет к вам, как только вы прибудете, и будет умолять вас прийти к нему. Я в этом абсолютно уверен».
«Знаете, — сказал раби Реувен, — когда Реб Яаков не появился на корабле, чтобы встретить нас, и не пришел в отель, мы очень нервничали. У нас даже не было вашего адреса. Но посланник оказался прав. Нам действительно было не о чем волноваться. Реб Яаков Йосеф, великий махнис орхим, сам пришел, чтобы пригласить нас к себе домой. Пусть этот дом будет благословен».
- Раби Реувен рассказал нам о случае, который произошел с ним в гостинице в Париже, по дороге в США. Утром в субботу он зашел в один из туалетов. К его великому ужасу, электрический свет зажегся автоматически. Он сразу же понял, что, если он выйдет из туалета, свет снова выключится, и он опять нарушит Шаббат.
Тем временем раби Борух Бер был чрезвычайно обеспокоен исчезновением своего зятя. Только после длительных поисков и расследований удалось обнаружить пропавшего раввина. А раби Реувену пришлось провести весь Шаббат, будучи плененным в туалете.
- Раби Борух Бер и раби Реувен провели в США почти два года. Когда они оказывались в Нью Йорке, они проводили все дни, с раннего утра и до поздней ночи, у нас дома. В отеле они только ночевали. Однако, время от времени им приходилось уезжать в другие города, чтобы искать финансирование для ешивы, и мы скучали по ним, когда их не было.
Хоть я тогда была очень маленькой девочкой, действия раби Боруха Бера производили на меня очень сильное впечатление. Его присутствие наполняло меня духовной удовлетворенностью. Спеша из школы домой, я надеялась, что эти раввины будут у нас, а не где-нибудь в поездке в другом городе.
Раби Борух Бер почти весь день держал во рту незажженную сигарету. Когда его спросили об этом, он сказал, что его отец однажды сказал: «Я был бы более доволен, если бы ты не курил». С этого дня он ни разу не зажег сигарету.
Было удивительно смотреть, как раби Борух Бер произносил благословения на еду. Каждый раз, когда он начинал броху, я смотрела на него как завороженная. Он начинал: «Б… б… б… б…», пока в конце концов его уста не произносили слово Борух. Это «заикание» было результатом того, что он каждый раз напряженно сосредотачивался на слове Борух, и на значении благословения Всевышнему.
И папа, и раби Борух Бер давали почувствовать настоящий дух Шаббата, когда пели субботние песни, земирот. Когда папа пел, его голос был полон чувства, ярко-красные щёки горели, а глаза сияли любовью к Боссу. Лицо раби Боруха Бера лучилось духовным светом. Его голос приводил нас в восторг. Я думала: «Именно так ангелы поют свою песнь».
Многие люди приходили, чтобы услышать, как он поёт субботние песни, некоторые издалека. Когда у нас дома не оставалось уже и стоячих мест, толпа выплескивалась на лестничную площадку и даже змеилась вниз по лестнице.
Однажды в пятницу поздно вечером папа разбудил моего брата. «Нохум Довид, — сказал он мягко, — я хочу, чтобы ты увидел, как спит праведник». Он подвел его к раби Боруху Беру, который спал, подняв руки выше пояса. Он выглядел как ангел.
- Мой племянник, Моше Аарон, рассказал мне, что в честь раби Борух Бера была устроена торжественная церемония, которая заключалась в том, что мэр Нью-Йорка Джимми Вокер преподнес ему специальный «ключ» от города. Во время вручения ключа, мэр сказал: «Раби Лейбович доказывает неверность теории эволюции Дарвина. Такого святого человека, как он, мог создать только Б-г!»
На улице шел настоящий ливень, а раби Борух Бер никак не мог найти свои калоши. Я помогала ему в поисках. Я заползла под наш большущий буфет, обнаружила калоши в самом дальнем углу у стенки, и вытащила их оттуда.
Раби Борух Бер щедро благословил меня. «Рухома, пусть ты найдешь свою истинную пару!»
Столь теплое благословение, полученное от такого большого праведника, было наградой, совершенно несообразной с моими незначительными усилиями.
- Раби Борух Бер заболел, и врач прописал ему постельный режим. Из-за этого он не мог возвращаться в Центральный Бродвейский Отель, где он обычно ночевал.
«Реббе», уверил его папа, «У нас полно места. Вы будете спать у нас, пока полностью не выздоровеете».
«Рухома», прошептал мне папа, «пока раби Борух Бер не поправится, он будет спать у тебя в комнате».
«А где же я буду спать, папа?»
«Не волнуйся, для тебя найдется место», сказал папа с уверенностью. После этого, я несколько ночей спала на полу в гостиной.
Как раз в тот период, когда раби Борух Бер жил у нас, многие главы ешив из Европы и Америки решили организовать «Ваад а-Ешивос». В Европе уже существовала подобная организация, направленная на оказание финансовой помощи ешивам и их учащимся. Теперь новая организация была учреждена специально для того, чтобы действовать в Америке.
В 1929 году, в день перед началом праздника Шавуот, десять глав ешив собрались вокруг нашего старенького стола красного дерева. Среди них были раби Борух Бер, раби Реувен, раби Шимон Шкоп из ешивы Гродно, раби Эльхонон Вассерман из ешивы Барановичей, раби Борух а-Леви Горовиц из ешивы Слободка, Раби Йосеф Каанеман из ешивы Поневежис (которая тогда находилась в Литве; после уничтожения еврейского населения Литвы нацистами, рав Каанеман открыл ешиву с тем же названием в израильском городе Бней-Брак), и ещё несколько человек.
Тогда я поняла, почему папа всегда считал, что наш старый стол ценится на вес духовного «золота».
- Раби Борух Бер и раби Реувен возвращались в Каменец. Дома мы уже чувствовали себя одиноко, лишь только думая об их отъезде.
Тысячи людей пришли, чтобы попрощаться. Улица была полна людей. Каждый надеялся получить благословение от великого праведника и взглянуть на него последний раз.
«Рухома!», подозвал меня папа — «Скорее! Раби Борух Бер хочет благословить тебя». Во всей этой суматохе, папа не забыл позвать меня. Мы с папой быстро зашли в гостиную, и раби Борух Бер меня прочувствованно благословил. Я уверена, что его благословение принесло мне огромную пользу.
- Раби Яаков Моше Циммерман, шурин раби Боруха Бера Лейбовича, приехал, чтобы остаться в Нью-Йорке. Он приехал со своим сыном-подростком Хаимом. Его жена, ребецин Эстер Гиттл, их дочери Рохл и Тоби и младший сын, Хершл, остались в России.
Раби Циммерман сразу занялся получением необходимых бумаг для остальных членов своей семьи. Тем временем, он и Хаим гостили у нас дома в течение почти двух лет, которые потребовались для оформления иммиграционных документов для всей их семьи.
Хаим был гениальным мальчиком, полным энергии. Его проказы с гостями приводили в смятение его отца, который изо всех сил старался справиться с выходками своего сына. Хаим очень оживил наш дом.
Он помогал подавать гостям еду в пятницу вечером и в субботу утром. Мама, однако, не доверяла ему горячий куриный бульон. Однажды в пятницу вечером Хаим взял новорожденного котенка (наша кошка только что родила) и посадил его прямо на голову гостю, который в этот момент подавал горячий бульон с вермишелью. Крики гостя и мяуканье котенка заставили папу и Раби Циммермана побежать на кухню. Хаим был серьёзно наказан. Будучи тоже подростком, я получала большое удовольствие от переполоха.
Мама обычно подавала на десерт тушеный чернослив. Был один гость, который всегда настаивал, чтобы ему давали не более, чем ровно одну ягоду чернослива. Неделю за неделей он повторял Хаиму одну и ту же просьбу, а Хаим следовал его инструкциям. В конце концов, Хаим взял наш самый большой круглый поднос, положил точно в центре единственную одинокую черносливину и подал гостю. Поднос занимал почти половину стола. Папа Хаима громко отругал его, но тот отнесся к этому спокойно.
Мама смотрела на выходки Хаима с материнским терпением. Она жалела мальчика, который был оторван от матери.
В один прекрасный день, раби Циммерман принес радостную новость. Его жена и две дочери должны скоро приехать, а младший сын прибудет немного позже. Но в последний момент к всеобщему разочарованию выяснилось, что ребецин Циммерман получила отказ. Ей не дали визу из-за того, что она подхватила какую-то инфекцию, и у неё воспалился глаз. Поэтому, Рохл и Тоби Циммерман должны были приехать сами.
К тому времени, я была обручена с Моше. Раби Циммерман попросил нас встретить своих дочерей в порту, поскольку у него в это время была какая-то важная встреча в другом городе, и он не успевал попасть в порт вовремя.
Мы с Моше поехали в порт на метро. Когда мы прибыли, корабль уже пришвартовался, и почти все пассажиры высадились на берег. Рохл и Тоби одиноко стояли на огромной палубе, тревожно вглядываясь в проходящих внизу людей.
Мы стали выяснять у дежурного иммиграционного офицера, когда их смогут выпустить. Он сообщил нам, что сначала они должны пройти регистрацию на острове Эллис, куда отправляли всех иммигрантов. Эта процедура могла занять несколько дней. Мы не знали, что нам делать. Мы не могли вернуться домой без дочек рава Циммермана ни при каких обстоятельствах. Их отец был бы чрезвычайно расстроен таким поворотом событий.
В конце концов нам с Моше удалось добиться, чтобы нас пустили к начальнику таможни и иммиграции. Состроив максимально серьёзные и авторитетные мины, мы сказали ему: «Мы опекуны этих девушек. Мы не можем допустить, чтобы их отправили на остров Эллис. Мы гарантируем, что будем заботиться о них и удовлетворять все их потребности».
Иммиграционный офицер внимательно осмотрел нас. Нельзя сказать, что мы выглядели как подходящие опекуны для двух подростков. Мы сами были ненамного старше их; мне было семнадцать лет, а Моше — девятнадцать. Тем не менее, что-то в нашей манере вести себя произвело на него впечатление, и он выдал нам документы для освобождения девочек.
Рохл и Тоби приехали к нам домой, где и произошла радостная встреча с папой и братом Хаимом. Все они жили у нас дома, пока им не удалось снять квартиру и устроиться.
Все были страшно счастливы, когда ребецин Циммерман и Хершелю наконец удалось приехать в США и воссоединиться со своей семьей.
(Раби Хаим Циммерман, который ушел от нас несколько лет назад, в 1995 году, стал одним из величайших знатоков Талмуда и возглавлял несколько ешив.)
- Раби Ицхок Шмидман прибыл в США в декабре 1926 года, чтобы занять должность раввина в городе Ньюпорт в штате Роуд-Айленд. Как и для многих других еврейских семей, которые хотели перебраться в Соединенные Штаты, единственная возможность сделать это заключалась в том, чтобы вначале муж сам как-то устроился, а потом послал своей семье деньги для переезда. Он оставил жену и маленьких детей в своем родном городе Симятич в Польше. Будучи молодым человеком, он учился в ешиве Новардок (Новогрудок), а позже в ешиве Мир, где прославился своими обширными знаниями.
Прожив короткое время в Ньюпорте, он решил, что ему лучше жить в Нью Йорке. Он взял на себя работу финансирования ешивы Мир, и в течение следующих трех лет, гостил у нас всегда, когда бывал в Нью Йорке, пока его жена и дети не присоединились к нему.
Ночью наша гостиная превращалась в спальню для гостей. Стол и стулья сдвигали в угол, и комната наполнялась раскладушками.
Однажды вечером, когда раби Ицхок поздно вернулся, оказалось, что все кровати уже заняты. Раби Борух Бер, который тогда гостил у нас, и иногда оставался ночевать, настаивал на том, чтобы раби Ицхок спал на его кровати. Конечно же, раби Ицхак наотрез отказался. Папа спас ситуацию. Он быстро спустился в подвал и, пыхтя, принес ещё один топчан, чтобы устроить на нем раби Ицхака.
Раби Шмидман сказал мне, что у него нет слов, чтобы должным образом описать преданность папы и мамы заповеди принятия гостей. «Мне очень повезло. Я был одним из тех, кто испытал теплоту и заботу дома Германов». Он рассказал мне, как это помогало нашим гостям справляться с одиночеством. Находясь в чужой стране в трудных обстоятельствах, они сталкивались со многими препятствиями и неприятностями.
Позже раби Шмидман основал ешиву «Торас Хаим» в районе Ист-Нью-Йорк в Бруклине, где он был главой ешивы в течение сорока пяти лет. Он также обеспечивал финансовые нужды ешивы, в которой училось до пятисот студентов.
Раби Шмидман переехал в Землю Изрилая в 1972 году. Он организовал филиал своей ешивы «Торас Хаим», известный как «Ешива Цеирим Торас Хаим — При Ицхак». Сегодня это часть ешивы «Итри» в Иерусалиме, основателем и главой которой является раввин Мордехай Элефант, зять моего брата, реб Нохума Довида.
В речи, которую раби Шмидман произнес много лет назад на церемонии, устроенной в честь вступления Нохума Довида в должность раввина синагоги «Гейтс-Авеню Шул» в Бруклине, он сказал: «Если бы выбирали лидеров ламед-вавников [лидеров тридцати шести скрытых праведников, на которых держится мир], то реб Яаков Йосеф наверняка был бы избран президентом, а реб Авраам Горовиц [тесть Нохума Довида] — вице-президентом».
- Раби Авраам Ицхок Файвельзон приехал в США из Ковно в 1924 году. Он оставил жену и двух маленьких детей в Ковно. Те с нетерпением ждали возможности присоединиться к нему. Он был одним из особых гостей, которые не только ели у нас в субботу и праздники, но также жили у нас всю неделю.
В те годы папа почти в одиночку вел тяжелую борьбу за распространение йидишкайт (еврейской веры и практики) в Нью-Йорке. Раби Файвельзон понял, что необходимо учредить комитет раввинов, который сможет помочь папе. Он основал известный «Ваад А-рабаним» Нью-Йорка, и стал им руководить. Его задачей было осуществлять надзор за кашрутом на бойнях и в мясных лавках, а также в продуктовых магазинах, которые продавали пасхальные продукты. В те времена в этих областях царила почти полная анархия. Комитет также строил миквы (специальные ритуальные бассейны) во многих районах Нью-Йорка и следил за их исправностью и кошерностью; он собирал большие суммы денег для помощи нуждающимся и распределял маос хиттим — помощь в покупке пасхальных продуктов. Всю свою жизнь раби Файвельзон оставался движущей силой этой важной организации и вдохновителем её разнообразных начинаний.
Продолжение четвертой главы следует
Перевод: рав Берл Набутовский
