Законы лашон а-ра: Правило 7 (продолжение 2)
Это правило разъясняет запрет принимать злоязычие, сказанное перед тремя слушающими или перед обсуждаемым, а также закон для слышавшего рассказ от многих, или когда слух распространяется в городе, или когда рассказчик говорит по простоте душевной [не в качестве основной темы, а среди прочего, и без намерения очернить того, о ком говорит плохое], или рассказанное человеком, которому доверяют как двум свидетелям. В правиле этом четырнадцать пунктов.
[Предисловие к п. 9. Из «Беер маим хаим», 16 (выдержки).
Считаю нужным объяснить здесь понятие месиах лфи тумо – «говорящий по простоте душевной». Ведь хотя в действительности нет нужды в этом объяснении, – поскольку мы принимаем в итоге, что нельзя полагаться на рассказ лфи тумо [выделено переводчиком], и можно только опасаться, – тем не менее кто-то может оспорить наше мнение, и, быть может, найдет в Вавилонском или Иерусалимском Талмуде доводы в пользу того, что можно принять такой рассказ на веру…
Шульхан Арух (Эвен а-Эзер, 17:14) пишет: «По слову нееврея, который месиах лфи тумо [о смерти мужа], разрешают вдове выйти замуж, – когда он говорит: ”Как жаль, что умер такой-то, сделавший мне столько добра” и т. п., – и говорит это без намерения свидетельствовать, а просто рассказывает».
Постановил там «Бейт Шмуэль» (36), что приходящего [в одиночестве] в суд, даже если он месиах лфи тумо, не слушают – так как, возможно, у него есть намерение, чтобы сказанное им послужило свидетельством.
Так и у нас: человек называется месиах лфи тумо, если мы видим, что он не намерен осуждать ближнего или возбуждать к нему вражду, а просто рассказывает о чем-то. И если мы изначально спросим его о ком-то: где тот человек, и он ответит, что умер, – это уже не называется месиах лфи тумо. Так же и в случае, когда нееврей подходит к двоим и спрашивает, о чем они говорят, и они отвечают: о таком-то еврее, жив он или нет, и он говорит им, что тот умер, – это тоже не называется месиах лфи тумо.
Объясняется там в п. 15, что точно так обстоит и со злоязычием: человек может быть месиах лфи тумо только в случае, когда не говорили об обсуждаемом с самого начала ни хорошее, ни плохое.
И еще (там, п. 14): в случае злоязычия рассказчик называется месиах лфи тумо, только если нет амтала – причины или предлога – не считать его таковым. Но если есть такая причина и предлог – например, опасение, что рассказывающий хочет напугать слушающих или приукрасить самого себя за счет унижения обсуждаемого – то он не считается месиах лфи тумо.
И такое часто встречается при злоязычии. А особенно [следует быть осторожным], если нам известно, что рассказчик не любил обсуждаемого с прежних времен; нет сомнения, что тогда он не может считаться месиах лфи тумо.]
(9) Если рассказывавший плохое о ближнем говорил об этом как месиах лфи тумо, то закон таков.
Если рассказанное, даже когда это истина, можно рассудить в лучшую сторону, или суть его в отрицании достоинств, или налицо одна из прочих частных деталей, которые мы объясняли выше [в начале] п. 7, или рассказчик не видел сам того, что рассказывает, а слышал из уст других. Тогда, несомненно, запрещено полностью принимать на веру то, что он говорит о ближнем. И даже если нет ни одной из упомянутых деталей, все равно следует остерегаться, чтобы не принять злоязычие от этого человека, рассказывающего лфи тумо дурное о ближнем, и тем более – не идти потом, полагаясь на услышанное, рассказывать другим или позорить из-за услышанного того ближнего. И уж тем более – не причинять ему имущественный ущерб, или бить его, не дай Б-г, – нет сомнения, что это запрещается Торой.
(10) Если у слушающего есть в связи с тем, что он слышит, «вещи, наглядно говорящие», что рассказ правдив, то закон таков. Если то, что рассказано, даже когда это истина, можно рассудить в лучшую сторону, или суть его в отрицании достоинств, или налицо одна из всех прочих частных деталей, которые мы объясняли выше [в начале] п. 7, то понятие «вещи, наглядно говорящие» не имеет отношения к данному случаю. Ибо мы, вне всякого сомнения, обязаны судить в лучшую сторону, поскольку обсуждаемый – «человек средний» [не праведник и не злодей], и нельзя допускать, чтобы он был опозорен перед нами. Но если о нем говорилось такое, чему невозможно найти оправдание, то разрешается верить этому и принимать.
[Примеч. автора. И при всем этом нужно чрезвычайно остерегаться – тщательно и всесторонне проверять, являются ли «вещи, наглядно говорящие, что рассказ правдив» действительно таковыми, и быть осторожным со всеми условиями, о которых идет речь далее. Ибо дурное побуждение очень сильно склоняет человека к ошибке, представляя ему «вещи, наглядно говорящие» так, чтобы он поверил и оказался пойманным в сети греха принятия злословия. Поэтому нельзя торопиться находить здесь для себя облегчение закона.]
(11) А именно: облегчение закона действует, если те вещи [«наглядно говорящие», что рассказ правдив] действительно «наглядно говорят» об этом, то есть они прямо относятся к тому, о чем рассказывалось, и принимающий видел их сам. Но если они далеки от всего этого и лишь в небольшой мере указывают на правдивость рассказа, или принимающий не видел их сам, а лишь слышал о них от других, – тогда они не дают рассказу никакого преимущества.
(12) И знай, что даже если те вещи действительно «наглядно говорят», они разрешают лишь самому поверить рассказу, но не идти и рассказывать его другим. Ибо вещи эти не лучше, чем случай, когда человек видит сам нечто дурное у ближнего, и ему запрещено рассказывать об этом другим, как объяснялось выше, правило 4, п. 3 и 4. Знай также, что приведенное здесь разрешение никоим образом не позволяет причинять человеку материальный ущерб или бить его.
(13) Иногда дается особое разрешение суду, связанное с указанными вещами, в силу временной необходимости. Например, человек приходит в суд и говорит, что у него украли то-то и то-то, и он считает, полагаясь на вещи действительно «наглядно говорящие», что кражу, несомненно, совершил такой-то человек. И также судьи видят те вещи, либо их видели и рассказали о них суду свидетели, – и тогда суд может бить того человека, чтобы он сознался. Но такая возможность не дается ни одиночке, ни даже суду, если те вещи являются «наглядно говорящими» только для потерпевшего, но не для суда.
(14) Так смотри же на основании сказанного нами, как часто люди ошибаются в этих вещах! Украдена вещь, и кого-то одного подозревают, и говорят должностным лицам, ответственным за город, что есть у них вещи, «наглядно говорящие» [в пользу этого подозрения]. И вот – подозреваемого бьют и наказывают, вопреки закону Торы, требуя, чтобы он признался. В действительности все это не по закону, так как не могут быть вещи «наглядно говорящие» подобными наблюдению [свидетелей] за самим действием. А ответственные люди города – как судьи; и разве не нужно, чтобы они с самого начала знали о краже, и также были свидетелями по поводу вещей «наглядно говорящих»! Либо они должны были видеть кражу сами, но не полагаться на пострадавшего и понапрасну бить еврея. И даже только поверить в душе пострадавшему, что такой-то украл у него, – даже это запрещено как принятие злословия. И тем более нельзя, полагаясь на это, бить [подозреваемого], ибо при этом нарушается строгий запрет Торы (Дварим, 25:3): «Не умножит» [удары – судья, сверх того, сколько требуется; и тем более, если вообще виновность не доказана по всем правилам].
Перевод – рав П. Перлов
