Взгляд на жизнь моей матери рабанит Батшевы Эстер Каневски (благословенной памяти), жены одного из руководителей нашего поколения гаона рава Хаима Каневского (да продлит Всевышний его годы!), на фоне истории предыдущих поколений.
Под сенью дедушки Стайплера
Продолжение
Пути воспитания
Бабушка с дедушкой (гаон Стайплер и его супруга) много сил вкладывали в воспитание детей, следя, чтобы те ни вправо ни влево не отклонялись от правильного пути и не подвергались влиянию других детей. Через несколько дней после приезда в землю Израиля дочери Стайплера – Юспа и Аува – вышли во двор поиграть. Несколько минут спустя они вернулись с плачем: «Все девочки говорят, что мы – какие-то странные и юбки у нас – странные, такие длинные…»
«Скажите им, – ответила бабушка, – что вы – скромные девочки и одеты так, как говорит еврейский закон, а если они одеты не по закону, так это они – странные!»
В конце Шаббата, когда становилось темно, и дедушка уже не мог учиться по книгам, он шел гулять с детьми, рассказывая им всякие поучительные истории. Он спрашивал их, хотят ли они услышать истории, которые произошли на самом деле, и тогда рассказывал им про еврейских мудрецов, или же они предпочитают «ойсгетрахтэ майсес» – выдуманные истории, тогда он рассказывал им небылицы, в которых обязательно была мораль… Дедушка считал, и учил этому других, что нельзя рассказывать детям выдуманную историю, как будто она произошла на самом деле.
Папа вспоминает, что в их доме вместо повеления «Кушай» детям говорили: «Скажи благословение», приучая их, таким образом, к тому, что еда является чем-то второстепенным, а главное – это благодарность Творцу.
Качая колыбельку, дедушка проговаривал названия трактатов Талмуда и книг Танаха, благодаря чему девочки тоже отлично знали «весь Талмуд»…
Бабушка с дедушкой много молились о том, чтобы их потомки росли Б-гобоязненными и великими в Торе евреями. Дедушка говорил, что у него и дня не проходит без молитвы об успехах его сына в изучении Торы и в достижении Б-гобоязненности! Даже когда тот стал папой, а потом и дедушкой, Стайплер не переставал молиться за него.
Траур по разрушенному Храму в их доме ощущался физически. В три недели между семнадцатым тамуза и девятым ава этот траур чувствовался на каждом шагу, в начале месяца ав о радости в доме не могло быть и речи. Бабушка говорила: «Как можно радоваться в такие дни? Как можно заниматься уборкой?». В течение года каждую ночь дедушка читал «Тикун хацот» (молитва, которую читают в полночь, оплакивая разрушение Храма – прим. пер.).
И все же бабушка вздыхала: «Там, в местечке, мы чувствовали, что Храм разрушен, намного острее…»
«И повторяй их детям своим»
Дедушка скрупулезно выполнял заповедь «И повторяй их детям своим», он учился с папой с раннего возраста, учился очень много. Бывало, что они сидели и учились, а рядом сидел Хазон Иш, время от времени делая свои замечания. Папа рассказывал, что в детстве проучил со своим отцом большую часть трактатов Талмуда, в том числе и очень трудные трактаты, например Эрувин и Хулин. Папа замечал, что трактат Бава Батра он помнит хуже, чем другие, так как учил его позже, и он не запечатлелся в его памяти так, как те трактаты, которые он впитал «с молоком матери».
Видя, как Стайплер одну за другой выпускает свои книги, папа с раннего возраста старался следовать его примеру.
Он рассказывал, что одну из первых своих «книг», которая представляла собой тетрадку с перечнем мудрецов Мишны и Гемары, с указанием количества упоминаний каждого из них, он назвал «קדש הקדשים» – «Святая святых».
«Святая святых»? – переспросил Хазон Иш.
Поняв, что Хазон Ишу название не понравилось, папа исправил его, подтерев кончик обеих букв ד. Теперь книга носила название «קרש הקרשים» – «Доска из досок»…
В другой раз, когда папа был занят изданием книги под названием «שיח השדה» – «Полевой кустарник» (впоследствии папа действительно выпустил книгу с таким названием), Хазон Иш, увидев это, улыбнулся и продолжил цитату: «еще не вырос»… (Берешит, 2:5)
Празднование бар-мицвы в учебном зале ешивы
В детстве папа учился в хедере «Раби Акива» (теперь он называется «Мерказ»), на тот момент это был единственный ортодоксальный хедер в Бней-Браке, его учителем был рав Залман Кориц. Потом он учился в ешиве для подростков «Тиферет Цион», один из его соучеников вспоминает, что на перемене он «играл» в свои оригинальные игры, подсчитывая, сколько раз упоминается в Талмуде тот или иной мудрец…
Бар-мицву папа отмечал в учебном зале ешивы «Бейт Йосеф». Вы, наверное, представляете себе, как, сдвинув в сторону скамейки и стендеры, по всему залу расставили шикарно накрытые столы… Но нет. В углу зала поставили стол, на котором стояла бутылка вина и тарелка с пирожками для участников торжества, а учеба продолжалась, как обычно…
Приглашений не рассылали, гостей было немного, но зато какие это были гости! Хазон Иш, рав Меир Карелиц, рав из Поневежа (гаон рав Йосеф Шломо Каанеман – прим. пер.), который как раз приехал из Литвы… Папа получил в подарок пятнадцать книг, из чего можно получить представление о количестве гостей… Среди подарков был молитвенник, Хумаш, два набора мишнайот, еще несколько святых книг и словарь английского языка, подаренный соседом, который папа сразу же выбросил… Дедушка, который все делал своими руками, смастерил папе чудесный шкаф для подаренных книг из деревянного ящика из-под апельсинов, добавив полочку посредине ящика и покрасив его. С годами к этому ящику добавились другие, все они были заполнены книгами.
В ешиве Ломжа
После ешивы для подростков папа начал учиться в ешиве «Бейт Йосеф», там как раз учили трактат Йевамот, и дедушке было важно, чтобы папа проучил его вместе с ним. Но когда они закончили учить этот трактат, дедушка сказал папе, что будет лучше, если он будет учиться в другой ешиве, подальше от дома, и папа перешел в ешиву Ломжа в Петах-Тикве. В ешиве Ломжа в то время учились многие будущие главы ешив, среди них гаон рав Мордехай Манн (тесть рава Ш. Д. Пинкуса – прим. пер.), братья гаон рав Шмуэль Розовский и гаон рав Йосеф Розовский и другие…
Папа учился в Ломже семь лет. В те годы в Бней-Браке открылась ешива Поневеж, и большая группа учеников из Ломжи перешла туда. Рав из Поневежа хотел, чтобы папа тоже перешел к нему, но Хазон Иш велел ему оставаться в Ломже, считая, что не подобает оставлять ешиву без учеников!
Какое-то время в Ломже преподавал рав Шах, поэтому папа считает себя его учеником. Как-то в Пурим папа и его друг рав Берл Вайнтройб послали раву Шаху «мишлоах манот», представляющий собой список их вопросов по большинству трактатов Талмуда, по одному вопросу на каждый трактат. Рав Шах впечатлился таким оригинальным «блюдом» и хранил его среди важных рукописей.
Машгиахом в Ломже в то время был гаон рав Элияу Душницер. Папа рассказывал, что Хазон Иш считал его одним из тридцати шести скрытых праведников поколения. Он был одним из десяти учеников Хафец Хаима, участвовавших в знаменитом изгнании дибука (души умершего, вселившейся в живого человека). [В молодости он обращался со своими вопросами к Хафец Хаиму, а на склоне лет он посылал свои вопросы Хазон Ишу через папу. В силу привычки он говорил папе: «Спроси у Хафец Хаима…»] Папа рассказывает о нем чудесные истории, вместе с равом Шаломом Швадроном он выпустил книгу открытий рава Душницера в Торе, назвав ее «Нахалат Элияу».
Бабушка давала папе карманные деньги, чтобы он мог купить себе что-нибудь поесть, так как в ешиве кормили недостаточно, но папа тратил деньги на покупку книг. Когда они с мамой поженились, у него уже была приличная библиотека…
Поколения великих в Торе
Бабушка с дедушкой удостоились воспитывать своих детей в возвышенных мирах величия в Торе и духовных устремлений.
Мои тети, папины сестры, вышли замуж за великих мудрецов. Рабанит Юспа, да продлит Всевышний ее годы, вышла замуж за гаона рава Шауля Барзама, благословенной памяти, а рабанит Аува, благословенной памяти, вышла замуж за гаона рава Мордехая Шломо Бермана, благословенной памяти.
Рав Шауль Барзам
Я чувствую себя недостойной пытаться дать оценку моему дяде, гаону раву Шаулю Барзаму, да будет память святого праведника благословенна. Стайплер написал предисловие к книге рава Барзама «Зихрон Шауль», в котором он рассказывает о нем и о его жизни. Сказанное в этой главе основано на этом предисловии.
Фамилия Барзам – это аббревиатура בן רבי זכריה מנדיל – «сын рава Захарии Манделя», члены семьи Барзам были потомками рава Захарии Манделя – раввина города Бельцы и автора книги «Беер Эйтев». Рав Шауль Барзам родился в Голландии, его отцом был рав Моше Барзам, человек Б-гобоязненный и скрупулезный в выполнении заповедей, воспитавший своего сына согласно путям Торы. Когда раву Шаулю было лет пятнадцать, разразилась Вторая мировая война, и вскоре нацисты, да сотрется их имя, захватили Голландию. Рав Шауль оставил дом и семью и бежал навстречу неизвестности. Всю войну он скитался по Европе – из лагеря в лагерь, из страны в страну, пройдя семь кругов ада.
По окончании войны он удостоился подняться в землю Израиля, где сразу же начал учиться в ешиве Хеврон. Он уже не был юн, но вскоре все убедились в его особом величии в Торе (об этом пишет в своей книге рав Шалом Швадрон). Женившись на моей тете, дочери Стайплера, он переехал в Бней-Брак, где стал преданным учеником Хазон Иша.
Он был наделен умением быстро схватывать и ясно понимать изучаемый материал, а также прямым мышлением, глубиной постижения и великолепной памятью. Эти дары Всевышнего он использовал для воодушевленного изучения святой Торы, над которой он корпел с удивительным усердием, стремясь постичь ее глубину и достигая в этом небывалых высот.
Он учился не только с усердием, но и с большим воодушевлением. Вокруг него создавалась особая атмосфера. Мама рассказывала, что с его приходом «в доме становилось весело».
Всю жизнь рав Шауль искал роста в Торе, искал новых знаний, которые помогут ему лучше исполнять ее заповеди. Он был настолько эрудирован в разных областях еврейского законодательства, что Стайплер, когда ему задавали какой-нибудь вопрос, бывало говорил: «Здесь необходим “Шульхан Арух раби Шауля”».
Рав Шауль, опасаясь даже немного оступиться в соблюдении заповедей, с большим вниманием относился к мельчайшим деталям. Например, случайно узнав, что черные точки на цитрусовых являются личинками тли (то, что сегодня общеизвестно), он приложил все мыслимые усилия, чтобы досконально изучить эту проблему и предупредить других о великой опасности нарушения запрета есть насекомых.
В конце жизни, будучи смертельно больным и лежа в больнице, он посвятил несколько часов выяснению вопроса, как сделать в стенах больницы эрув, — и это лишь один из многих примеров.
Вместе с тем рав Шауль был удивительно скромен. Разговаривая с ним, люди отмечали его простоту в общении, смиренность духа и притягательную скромность. Рав Шалом Швадрон удивлялся: «Как может человек, будучи настолько великим, выглядеть настолько малым?»
Он заболел и умер в возрасте тридцати восьми лет 6 Ияра 5724 (1964) года.
После него осталось множество тетрадей с записями его открытий в Торе, часть которых он записывал, испытывая неимоверные страдания. Эти записи были изданы после его смерти в трех томах, в частности, там содержится много сведений, полученных им от Хазон Иша.
За свою короткую жизнь он успел достичь высот, которых и за сто лет достигают немногие!
Его смерть в расцвете лет была огромной потерей не только для нашей семьи, но и для всего еврейского народа, лишившегося великого мудреца, большой Б-гобоязненности, который мог бы стать одним из глав поколения.
Рав Шломо Берман
Мой дядя гаон рав Мордехай Шломо Берман был великим из великих. Благодаря своему величию в Торе и прекрасным личным качествам, уже в молодом возрасте он возглавил ешиву Поневеж.
Отцом рава Шломо был праведный гаон рав Йеуда Ицхак Берман, про которого Стайплер говорил: «Он был скрытой сокровищницей. Были времена, когда он уединялся в течение недели в каком-нибудь местечке, в местной большой синагоге. Там он тайно изучал мудрость каббалы. Известно, что был период, когда он занимался изучением каббалы вместе с праведным гаоном, нашим учителем равом Элияу Элиэзером Деслером в одном месте…»
С детства мой дядя отличался особенно незаурядными способностями. На праздновании своей бар-мицвы он повторил перед присутствующими очень глубокий урок своего учителя, гаона рава Давида Поварского, поразив их своим ясным пониманием и великолепной памятью. Он рассказывал, что в день бар-мицвы получил в подарок всего три книги – «Тшувот а-Рашба», «Авней Милуим» и «Тшувот раби Акива Эйгер», все три он досконально изучил и знал их в совершенстве.
Став главой ешивы Поневеж, рав Давид Поварский привел с собой своего любимого ученика Шломке, который сразу же занял почетное место среди учеников. Когда Хазон Иш обратился к раву из Поневежа с просьбой прислать к нему одного из своих учеников, чтобы тот ночевал с ним, рав Каанеман послал к нему этого талантливого юношу. Хазон Иш учился с ним каждый день и, кроме того, просто обучал его путям жизни по Торе. Как вспоминал дядя: «Он растил меня, как отец – сына».
Со временем Хазон Иш рассказал своей сестре, рабанит Каневски, про гениального юношу (которому было всего двадцать лет), сказав ей: «Это – драгоценный сосуд, стоит подумать о нем в качестве жениха». Сватовство состоялось, и рав Шломо женился на тете Ауве.
Уже тогда имя рава Шломо было широко известно. Как сказал Стайплер: «Меня спрашивают, как я мог взять в зятья молодого человека, не проверив его познания в Торе. Я вас спрашиваю: вы слыхали, что есть такой город – Нью-Йорк? Разве вы там были? То, что всем известно, необязательно видеть. Вот и величие моего зятя известно всем, как существование Нью-Йорка, и его необязательно проверять…»
Рав Шломо был близким учеником главы ешивы Поневеж рава Шмуэля Розовского. Его очень любил и ценил рав из Поневежа, и уже в молодом возрасте назначил его преподавателем в ешиве. С тех пор он преподавал тысячам учеников в течение тридцати лет. Был он очень близок и к раву Шаху, который ценил его за понимание и острый ум, и часто советовался с ним по поводу общественных проблем.
Мой дядя прославился не только величием в Торе, но и незаурядными личными качествами. Многие приходили в его дом, нуждаясь в помощи. Он оставлял учебу, с удивительной быстротой мчался туда, где было необходимо его присутствие, а затем возвращался к своим книгам. Иногда он по своей инициативе отправлялся на помощь, например, когда надо было помыть одинокого старика, за которым некому было ухаживать, или договориться со строителями по поводу ремонта квартиры одного авреха. Кроме того, он занимался сватовством сотен молодых людей, не получая за это никакой награды. И так далее… Все это он осуществлял между десятками своих уроков в ешиве и в различных синагогах.
Дядя с тетей удостоились построить великолепный дом Торы и Б-гобоязненности, вдохновляя своим примером детей, которые тоже построили чудесные дома, наполненные Торой, служением Всевышнему и добрыми делами.
Моя тетя рабанит Аува Берман
В этой главе я хочу почтить память моей тети, папиной сестры, рабанит Аувы Берман, благословенной памяти, жены гаона рава Шломо Бермана.
Каждый, кто был знаком с этой праведницей, может засвидетельствовать, что таких, как она, было немного. Истории о ее величии и удивительной Б-гобоязненности кажутся невероятными. Я приведу только несколько из них. Тем, кто не был знаком с моей тетей, они покажутся преувеличением, но те, кто удостоились знать ее, скажут, что я написала недостаточно. Эти истории – лишь единичные примеры, взятые из океана ее величия.
Вместо новой кухни…
— Не кажется ли тебе, что моя кухня совсем уж дряхлая? Не пора ли ее отремонтировать? – спросила однажды тетя у своей дочери.
Удивлению той не было предела:
«Кухня и в самом дели имела жалкий вид. На мой взгляд, там давно уже пора было все заменить. Но почему мама вдруг об этом заговорила? Она ведь всегда объясняла нам, что состояние кухни не имеет для нее никакого значения, и даже шутливо называла ее “моя американская кухня”…
Мама задала еще один странный вопрос:
— А что ты думаешь насчет домработницы? В моем возрасте уже можно позволить себе домработницу, не так ли?
Мама продолжала задавать вопросы по поводу всего, что ей “необходимо”, и, когда я согласилась, что все расходы, о которых она говорит, являются оправданными и даже необходимыми, она открылась нам, и сказала:
— Ну, так я собрала сумму, необходимую для оплаты всех этих расходов, и купила свиток Торы…»
Такой была моя тетя. Она довольствовалась малым во всем, что касалось материального мира, не нуждаясь ни в чем, что так необходимо другим женщинам, но могла «побаловать себя» выполнением редкой заповеди…
Любовь к заповедям
Моя тетя всем сердцем любила заповедь вознесения четырех видов растений в Суккот, и прекрасно разбиралась в законах, касающихся этой заповеди. Она придирчиво проверяла этрог, выбирая самый безупречный. И даже ее внуки приходили к ней со своими лулавами и этрогами, чтобы услышать ее мнение по поводу их кашерности!
Как-то в молодости она пожаловалась своему отцу, дедушке Стайплеру, что не успевает печь халы к Шаббату. Стайплер посоветовал ей взять на себя обязательство хотя бы печь пироги или готовить какие-нибудь десерты. Так она и поступила, не изменяя этому обычаю до конца дней, даже тогда, когда она уже пекла халы, и даже тогда, когда ее дочери и невестки присылали ей перед Шаббатом свои пироги.
Чтобы никого не обидеть
Тетя Аува славилась своими качествами характера.
— Вы уволены! – сообщила директор одной из учительниц. Молоденькая учительница не смогла проследить за дисциплиной в классе, одна из мам пожаловалась директору, а там уже было недалеко и до увольнения. Чтобы предупредить негодование родственников, директор сама позвонила мужу учительницы и рассказала о том, что произошло.
Такого моя праведная тетя не могла стерпеть! Она просто не могла успокоиться. Так обидеть учительницу… Да это же настоящее кровопролитие! Обычно она не занималась общественными делами, но тут, вопреки своей природе, она взялась за дело: обошла всех мам, дочери которых учились у той учительницы, и набрала десять таких, которые согласились, чтобы та продолжила их учить. Для этих девочек открыли отдельный класс, и учительница вернулась на работу.
Не описать радость моей тети, узнавшей, что учительнице вернули ее достоинство!
Боязнь греха
Я уже упоминала тетину Б-гобоязненность. Ее страх оступиться и нарушить закон был поразителен, она боялась греха, как ядовитой змеи. Если она опасалась, что нарушила какую-то заповедь, даже если нарушение было незначительным, она переживала из-за этого еще много лет!
Однажды она по забывчивости выпила кофе с молоком до того, как прошли шесть часов после мясного обеда. После этого она в течение долгого времени не ела мяса в будний день!
Как-то в Песах в доме раздался душераздирающий крик. Сбежавшись, перепуганные домочадцы обнаружили мою тетю – бледную, как полотно. Выяснилось, что накануне Песаха одна из ее дочерей купила чулки у старенькой продавщицы. Та упаковала покупку в первый попавшийся мешок. Придя домой, дочка убрала чулки, не распаковывая их. И теперь, посреди Песаха, она достала чулки, и из мешка выкатился кусочек бейгале… Хамец!
Эта сцена еще долго стояла у тети перед глазами, много лет она даже смотреть не могла в сторону бейгале, и этот продукт не переступал порог ее дома…
И вообще тетин страх нарушить запрет хамеца в Песах можно было «ощутить». Когда сыновья ее делали проверку квартиры на наличие хамца перед Песахом, она внимательно следила за ними, и даже во время болезни, находясь вне дома, она специально возвращалась домой на время этой проверки.
Теперь вы можете понять величие следующего ее поступка. Как-то в преддверии наступающего Песаха тетя сказала: «И в этому году я постараюсь провести подготовку к Песаху, никого не ругая, и ни на кого не сердясь…» Излишне упоминать о том, что ей всегда это удавалось!
Много ли есть людей на свете, которые готовы добровольно согласиться лечить зубы без анестезии? Таким человеком была моя тетя.
Рассказывал ее зубной врач, доктор Барнет: «Когда рабанит Берман приходила ко мне на прием, неважно, шла ли речь о пломбировании зуба, или о лечении пульпита, что обычно весьма болезненно, она не соглашалась ни на какие обезболивающие уколы, говоря: “Страдания искупают грехи!”»
Не получать удовольствие от этого мира
Если уж тетя готова была добровольно терпеть страдания, понятно, что она бежала от наслаждений этого мира.
Когда врачи сказали ей воздерживаться от употребления сахара, ее сестра принесла ей халву без сахара. Через неделю она поинтересовалась: «Ну как, тебе понравилась халва?» и тетя Аува ответила: «Честно тебе сказать, я ее не пробовала, я ее подарила одной знакомой…»
Та самая знакомая рассказала, что тетя отдала ей халву со словами: «Раньше я так любила халву, что в какой-то момент решила больше не есть ее никогда…»
Во время последней болезни у тети был горький привкус во рту, и врач посоветовал ей сосать леденцы, чтобы не чувствовать эту горечь.
Что может быть проще? Однако, оказалось, что все не так-то просто. Десятки лет тетя не брала в рот ничего, что не являлось необходимым для поддержания жизни в теле, и теперь считала, что не может изменить данному обету. Тетя не согласилась считать леденцы сродни лекарству, не попадающему под ее обет. Пришлось устроить «отмену обетов»… Само собой разумеется, что тетя сосала эти леденцы ровно столько, сколько это было необходимо – и ни секундой дольше…
У нас о еде не говорят…
Тетина внучка рассказывала об обычае, который нельзя назвать иначе как неземным:
«Как-то, будучи у бабушки в гостях, я сказала:
— Спасибо, бабушка, было очень вкусно!
На что бабушка заметила:
— У нас о еде не говорят…»
Моя тетя вместе со своим мужем, гаоном равом Шломо Берманом, построили великолепный дом Торы и Б-гобоязненности и удостоились увидеть своих детей и внуков великими в Торе и в служении Всевышнему.
Продолжение следует
Перевод: г-жа Хана Берман
