Дни милосердия и благоволения
Всякий раз в канун Рош а-Шана я вспоминаю, как адмор вел общественную молитву, последнюю Минху уходящего года. При повторении молитвы Шмоне Эсре каждое слово кантора сопровождалось пронзающими сердце рыданиями, приводившими в великое волнение всех молящихся и побуждавшими их проливать слезы вместе с адмором. Это была лучшая подготовка к Рош а-Шана и Йом Кипуру.
Был у нас один ученик, родители которого не могли примириться с его пребыванием в ешиве с сильным хасидским влиянием. Они уговаривали сына перейти в другую ешиву; а он не мог противиться их воле и обещал сделать это, но решил остаться, по крайней мере, на Дни Трепета (от Рош а-шана до Йом Кипура). После Йом Кипура, однако, он сообщил родителям, что не в состоянии оставить нашего учителя. Он объяснил им, что в последнюю Минху ушедшего года, слыша, как наш учитель произносит каждое слово с ощущением величайшей близости к Всевышнему, он испытал такое волнение и воодушевление, что ощутил, — душа его удостоилась очищения и возвышения на самой высокой ступени. И потому он не в состоянии оставить ешиву, во главе которой стоит такой святой адмор.
Если так выглядела Минха в канун Рош а-Шана, то нетрудно представить себе молитвы в сами Грозные дни. В Рош а-Шана все его молитвы сопровождались сильнейшим плачем и рыданиями, но за столом, в часы трапез, лицо адмора излучало радость. Он отодвигал всякую печаль и осуществлял то, о чем сказали наши мудрецы (Бейца, 15б): «Радость Г-спода – крепость ваша».
Десять дней раскаяния
В эти дни в ешиве учили законы тшувы (возвращения к Всевышнему) по книге «Яд а-Хазака» Рамбама. По окончании учебы адмор обычно говорил: «Ну, что же делать теперь? Только тшуву!»
Адмор учил с нами книгу «Шаарей Тшува» рабейну Йоны и горячо говорил о глубине, которая открывается тому, кто всей душой отдается учебе. А в его сборнике «Цеда ла-Дерех» он пишет, что принял на себя изучать трактат Пиркей Авот с комментариями рабейну Йоны. Отмечал, что «Ям шель Шломо» (книга р. Шломо Лурия), в предисловии к трактату Бава Кама перечисляет имена ряда ришоним просто по именам, но когда доходит до рабейну Йоны, пишет: «Святой человек рабейну Йона». Адмор даже заказал переплести книгу «Шаарей Тшува» таким образом, чтобы она складывалась и ее можно было носить в кармане, и читать в дороге.
Особое пробуждение и воодушевление вызывали слова нашего учителя перед молитвой Коль Нидрей (открывающей вечернюю службу в Йом Кипур), до того, как будет сказан стих (Ваикра, 16:30): «Ибо в этот день искупит вас», тогда весь народ рыдал вместе с адмором. В конце своих слов он подходил к ковчегу, обращая лицо свое к свиткам Торы, и провозглашал, что мы обязаны «умиротворить» нашу святую Тору, ибо наша святая Тора спрашивает нас: «До сих пор почему не приходили вы ко мне?»
Такое духовное переживание оставляло неизгладимый след в сердцах его учеников.
Симхат Тора
Наш учитель лично трудился над сооружением сукки и с радостью взбирался наверх, чтобы сделать покрытие этому временному жилищу. В первую ночь праздника Суккот до кидуша (освящения над вином) он, по своему обыкновению, изучал по книге «Тур – Орах Хаим» законы сукки, а утром, перед тем как взять в руки четыре вида растений (согласно заповеди праздника), изучал по книге «Тур» законы этих растений.
Когда наступал праздник Симхат Тора, наш учитель как будто превращался в другого человека. Его радость и танцы, выражавшие от начала до конца преданность Торе и пламенное воодушевление, представляли собой зрелище словно из другого мира. Все, кто был рядом, поднимались вместе с ним на ступень самой возвышенной радости, той самой, которую видели у адмора.
Он имел обыкновение повторять перед своими учениками слова святого гаона из Бельз о том, что после того, как эти святые дни проходят, по ним очень тоскуют. Каждый думает, что не исполнил свой долг в эти дни как подобает, а вот они уже прошли… Но в действительности это не так! Ибо когда наступают зимние ночи, благоприятные для неустанного и неотступного изучения Торы, те святые дни продолжаются.
Ешива – основа еврейского образа жизни
Его духовное воздействие распространялось не только на учеников и их родителей, но, косвенно, сильно влияло также и на всю общину Венгрии.
Когда рав Яаков Йехезкияу принял раввинскую должность в Уньяде, он основал там ешиву. В городах Венгрии было принято, что община, помимо зарплаты раввину, брала на себя также содержание ешивы. Когда оказалось, что община Уньяде не исполняет своих обязательств в отношении ешивы, раввин собрал всех евреев города и обратился к ним с такими словами: «Мой отец, автор книги “Аругат а-Босем”, завещал мне руководить ешивой. Знайте же, что в нашем поколении ешива – это основа всей еврейской жизни! Посмотрите только и увидите, что еврейская жизнь в огромной опасности! Огонь, великий и страшный, полыхает со всех сторон и в каждом углу! Еще немного, и может забыться Тора в Израиле, не дай Б-г… Нет другого выхода, но только пытаться погасить этот огонь изо всех наших сил, и спасти, по крайней мере, наших детей, пока мы можем спасти их изучением Торы, ведь если нет детей, занимающихся Торой, откуда возьмутся взрослые знатоки ее?»
Сын его гаон и праведник рав Йосеф, занявший его место, рассказал мне, что слова адмора оказали свое действие, и члены общины стали больше поддерживать ешиву.
Когда наш учитель оставил раввинскую должность в этом городе, один человек, сын которого учился у раби, спросил,, не послать ли ему этого сына в Папо продолжить учебу в ешиве, которую адмор там откроет. Тот ответил: «Ясно и несомненно – да! Так гласит закон (Рамбам, Илхот Роцеах, 7:1): «Рав уходит в изгнание – его ешива уходит вместе с ним».
Руководитель своей общины
То, как он влиял на людей, будучи раввином города Папо, проявилось с особой силой, когда настали тяжелые времена и возникла необходимость отправлять в разные места посылки с едой для беженцев. Наш раби поощрял и побуждал помогать бедным и обездоленным, поддерживать беженцев, оставшимся без всяких источников пропитания. Воодушевление было столь сильным, что один из членов общины, живший в просторном и комфортабельном доме, решил продать его и отдать вырученные деньги на нужды беженцев.
Хасидизм
Когда рав Яаков Йехезкияу ехал к адмору из Бельз, он не позволил молодому ученику, поехавшему с ним, обслуживать себя. Он сказал: «Я еду к праведнику как хасид; я сейчас не адмор и не глава ешивы. Когда человек едет к праведнику, он должен самоустраниться». Даже билет на поезд купил сам (со слов его сына).
Прощальные слова, которые он сказал в Уньяде о покинувшем наш мир святом гаоне из Бельз, воспринимались как слова сына, обращенные к отцу. «Сколько раз удостоился я быть под его святой сенью в праздники и в Дни Трепета, – вспоминал он, – Побуждение к тшуве, которое я испытывал возле него, непередаваемо словами. Забываешь, что ты находишься в этом мире… Однажды я удостоился провести у него субботу в Дни Трепета. На третьей трапезе он говорил о сказанном в Торе: “Вернитесь, Израиль…”, – и все присутствующие лили слезы ручьем… О, если бы мне испытать еще хоть раз такое побуждение к тшуве!»
В период пребывания адмора в должности главы суда Торы в святой общине города Цеэлим, в местной синагоге молились по обычаю ашкеназ. Когда в ешиве стало много учеников из местечек, в которых молились по обычаю сфарад, адмор пожелал организовать для них молитвы по привычному для них обычаю в учебном зале ешивы. Но по субботам и праздникам в ешиве молились также и мужчины из города; и, услышав о переменах, стали выражать недовольство и требовать, чтобы все оставалось как есть.
Адмор попросил совета у гаона, главы суда Торы Унсдорфа. Ответ был таков: хотя по закону Торы можно сменить обычай молитвы, все же, по его мнению, для евреев города великое благо – молиться вместе с адмором. И потому лучше не менять обычай, чтобы эти люди не прекратили молиться в ешиве.
Перевод – рав П. Перлов
